37 Geminorum

37 Geminorum
Иван Фастманов

Следователь провинциальной прокуратуры ищет пропавшего физика, прославившегося на весь мир инновационными открытиями. А находит иные причинно-следственные связи, иных существ, иные вселенные…

Иван Фастманов

37 Geminorum

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Памяти Евгения Дмитриевича Поливанова, русского лингвиста, репрессированного в 30-е годы.

Соломон Гранди
В понедельник родился,
Во вторник крестился,
В среду женился,
В четверг занемог,
В пятницу слёг,
В субботу скончался,
В воскресенье отпели.
Так жизнь и промчалась:
Считай – за неделю.

    Английский фольклор, 1842

Когда это началось? Девятнадцатого, в понедельник? Точно. В понедельник у меня были ответы на все вопросы. А в воскресенье весь прочный мир уже разрушен.

В понедельник я сидел у прокурора, морщил нос и читал газету, лежащую у него на столе. Весь кабинет подполковника юстиции Евгения Борисовича Гаусова пропах потом. Этот запах сводил с ума всех.

– Товарищ капитан, что вы морщите свое уважаемое лицо? Вслух читайте. Громко и с расстановкой.

Морщился даже президент на портрете.

Подполковник юстиции взял щетку и, кряхтя, стал чистить обувь под столом, смяв свой огромный живот. А я начал читать.

– «Анализ данных, собранных с помощью научного аппарата «Разведчик межзвёздных пределов» (IBEX), указывает на необходимость полностью пересмотреть существующие представления о формировании и эволюции Солнечной системы в целом и Земли в частности, сообщает ИТАР-ТАСС…»

– Идиотека! На кой мне ваш ТАСС? Ниже читайте, «городская молния»!

– «18 мая в двухэтажном доме № 4 по улице Звиргздыня г. Кимры произошел сильный пожар. Полностью выгорела квартира академика Л.Г. Асланяна, Героя Советского союза, выдающегося ученого и конструктора. Супруга академика Мая Лоренцовна Асланян угорела во сне. Сам Леонид Гисакович не обнаружен. Удивительно, что, несмотря на деревянную конструкцию дома 1899 года постройки, другие квартиры не пострадали. Пожарный наряд…»

– Удивительно? – закряхтел под столом прокурор.

– А?

Передо мной всплыло огромное бордовое солнце.

– Хватит изображать имбецила, товарищ вечный капитан. Вас не удивляет, что другие квартиры дома № 4 не пострадали, несмотря на пожар первой категории?

– Да, это крайне удивительно.

– И как вы себе это представляете?

– Слабо, Евгений Борисович.

– Раз слабо, придется расширять ваш кругозор. Вот материал дознавалы с этой квартирки, вот газета, а вот мое отеческое благословение… Расследуйте.

– Понял вас, товарищ подполковник.

– Ваня, ты чего вздыхаешь? Знаешь, кто это?

– Где?

– В пизде, на верхней полке. Вы знаете, кто такой академик Леонид Гисакович Асланян?

– Никак нет.

– Дурак ты, Ваня. – Евгений Борисович ловко заложил в воздухе финт желтой брошюрой. Я поймал ее крутящееся тело, раскрыл. Теперь мне не нужно было смотреть на прокурора. – Светило мировой инженерии. Конструктор «Шквала» – легендарной ракеты для подводных лодок, которая двигается под водой со скоростью 180 метров в секунду.

– И как она преодолевает сопротивление воды?

– В кавитационном пузыре. Ракета создает завихрение воды, которое образует вакуумный пузырь. И движется в нем к цели с убийственной скоростью. Шум при этом стоит такой, что сонары выходят из строя. У радистов кровь из ушей хлещет. Пиндосы часто икали, едва заслышав про эту ракету. Так что вперед и с песней, мой особый контроль! Правда, в последнее время Асланян стал плох. Москва говорит, двинулся рассудком, ушел из русла естественной науки. Издержки гениального разума. Я вызвал эксперта Истримову из Твери. Ракета под кроватью жены, опыты со взрывчатыми веществами в ванной? Я должен все знать. Доклад ежедневный, ежечасный! Московские писаки уже здесь, и администрации нужно их чем-то кормить. И кормить я их буду тобой… – Подполковник схватил потной ладонью трубку, второй рукой нетерпеливо махал мне. – Гаусов. Да! Постановление уже есть, копию можем вручить вашему сыну.

Я сгреб материалы и тихонько отбыл к дому на улице со странным, древним названием Звиргздыня. Оно навевало мутные ассоциации с дынями, витающими в звенящем космосе.

Уставший от жизни двухэтажный дом присел на колени, просил пощады белыми флагами простыней, вывешенных из окон. Краска с цифры «четыре» облупилась, номер – цвета ржавого хаки. На крыльце стояла грязная посуда, ее вылизывал черный кот с обрубленным хвостом. Светлый воротничок на кошачьей грудке: надежда есть.

Древесная гарь отравила ноздри. Лестница с глубокой колеей и отпечатками ступней тех, кто пыхтел на ней всю свою жизнь. Доски подружились, скрипа нет. На окне стоял пыльный кактус, на стене – опутанная паутиной детская коляска. Второй этаж, открытая дверь.

– Помнишь Кислого с Центросвара?

– А должен?

– Обязан.

Выстрел. Седая голова без отрыва смотрит в телевизор. Сериал «Литейный» длиною в жизнь. Не оборачиваясь, бабуля авторитетно тычет пальцем в сторону. «Ступай дальше, я прикрою». Понял, иду.

Окно в конце коридора выбито. Осколки стекла на полу. Я остановился возле роковой квартиры, приник ухом. Ветер шипел, прищемленный дверью. Стал искать в папке ключи, толкнул бугристую дверь локтем. Нежданно она поддалась, пока не рухнула целиком внутрь, подняв столб черной пыли. Внизу кто-то выругался, детский голос громко кричал: «Четыре! Четвертый раз!».

Но я не слышал, я смотрел. Внутри стояла необъяснимая, насыщенная до предела, чернота. Проемы окон были спасением. Пыль пятилась по комнате, вышла в коридор. Я натянул респиратор и вошел.

Плавильная камера. Все поверхности ровно выжжены и имеют похожую зернистую структуру. Огонь уничтожил все. А что не отправил в небытие, то уменьшил втрое. Шкаф съежился, спрятался в стену. Лопнула и рассыпалась коралловыми осколками ванна. Швейная машинка в виде причудливой скульптуры потекла, как восковая. Стоило коснуться чего-либо, как структура менялась, едкая пыль вздымалась в воздух. Предметы теряли очертания и ускользали.

Приехала Ленка Истримова – с родимым пятном на щеке, напоминающим Австралию. Она надела синие лабораторные перчатки и принялась раскладывать пыль по пакетам.

– Другого от гения и не ожидала. Тотальный отжиг. Ну и дерьмо эта никотиновая жвачка. Тьфу.

– Истримова, перестаньте плевать на вероятные улики. Они улетают. Что скажешь, Лен?