– Ямщики! Эй, ямщики! Тарантас подъехал…
– Вставай… чья череда-то?…
– Микиткина…:
– Микитка!.. Слышь!.. Микитка, гладкий черт! Тарантас подъехал…
– Сичас!
– Да как же ты теперича поедешь-то?
– А что?
– Ночью-то?!
– Ну?
– Так что же?
– По косогорам-то?
– Так тарантас-то вляпаешь!..
– Вляпаешь! Пятнадцать годов езжу да вляпаешь!..
– Ваше благородие! Тут у нас на седьмой версте к Озерецкому-то косогоры, так вот от поштового епартаменту обозначено, чтоб сумления не было…
– Помилуйте, ваше благородие, я пятнадцать годов езжу…
– Он те в загривок-то накладет…
– Наклал!.. Мазали чтолича?
– Смазано…
– Извольте садиться, ваше благородие! Эх вы, голубчики!..
– Смотри, осторожнее…
– Помилуйте, сударь, я пятнадцать годов езжу. Ямщики, известно, со смотрителем заодно… Смотрителю только бы самовары наставлять, пользоваться… Тпру!!
– Что?
– Вот этот самый косогор-то и есть.
– Осторожней!
– Помилуйте, сударь, я пятнадцать годов езжу. Не извольте сумлеваться… Тпру!..
– Смотри!
– Точно, что оно, опосля дождя, тут жидко…
– Держи!..
– Господи, ужли в пятнадцать-то годов дороги не знаю…
Тарантас падает.
– Что ж ты, черт тебя возьми!..
– Поди ж ты! Кажинный раз на этом месте…
«Сцены из народного быта», 1874 г.
Громом убило
Деревенские сцены
– Что тут за случай у вас?
– Беда!.. Теперь не разделаешься! Теперича, Лексеевна, все помрем!
– Я ни в чем непричинен: мы только идем, а он лежит…
– Где?
– У самого оврага. Растопырил глаза, да и лежит. Вот грехи-то! Вот грехи-то наши тяжкие.
– Я так полагал, что он греется на солнышке; думаю: пущай греется…
– Вот погоди – становой приедет.
– Что же становой?… Становой ничего.
– Становой-то ничего?!
– Все помрем.
– Батюшки!.. Господи!..
– Бабы, смирно! Такой теперича случай, может, вся деревня отвечать будет, а вы визжите…
– Иван Микитич! Может грешная душа в рай попасть? Ежели она оченно грешная.
– Поди у попа спроси…
– Нет, ты мне скажи…