Оценить:
 Рейтинг: 0

Однажды в детстве, после Войны

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Вася был ровесник моему старшему брату Алексею, оба родились в 1928 году. По характеру это авантюрист-предприниматель. Загорался любыми идеями и всегда сам стремился их реализовать. Сразу же после войны решил заняться изготовлением самогонных аппаратов. В качестве исходных материалов использовал противотанковые мины, которые демонтировал, на крыльце собственного дома. За доставку мин отвечал его отец – дядька Андрей.

При разборке одной из мин при помощи молотка и зубила (в которой принимал участие один из моих братьев – Петр, 1930 г рождения), произошел взрыв, в результате Вася стал настоящим минером – на правой руке не осталось ни одного пальца, кроме обрубка от большого, а на левой – три покалеченных пальца. В довершение ко всем неприятностям один глаз потерял зрение полностью, а второй стал видеть не более десяти процентов. Так человек по собственной воле и попустительстве отца стал инвалидом. Другой бы пал духом, но не таков был Василий. Не получилось с самогонными аппаратами, что ж – займемся бахилами. И вот этими остатками пальцев он обеспечивает всю деревню резиновой обувью. А это дело не совсем простое. Нужны колодки, хороший клей, и резина – и он решает эти проблемы. Клей готовит сам из каучука и авиационного бензина. Резину (старые камеры) покупает у шоферов.

Но и это не все. Инвалиду трудно в любом обществе. В деревне, где все и всё на виду – ему труднее многократно. Такой простой вопрос как женитьба, для инвалидов практически не разрешим. Какая девушка пойдет за инвалида? Вася решил проблему просто – нашел себе Алену в деревне за 20 км от нашей.

Но нужно еще утвердиться в своей деревне. Как это сделать? Очень просто. Кто самый уважаемый в деревне человек? Правильно, гармонист! И Вася покупает гармонь-трехрядку и, изводя соседей суткам напролет, осваивает игру на гармошке. В итоге Вася в обязательном порядке присутствует на всех праздничных мероприятиях: свадьбы, крестины, проводы в армию и т.д. Более того, он центральная фигура на танцах, которые проводились после каждого сеанса кино (привлечь зрителей) по субботним и воскресным вечерам, а также в престольные праздники.

Круг увлечений Васи поражает. Как-то родилась у него идея пошить себе унты. Пошить не просто унты, а именно из волчьего меха, так как он очень долго носится и самый теплый. Все просто и ясно, кроме одного – где взять волчью шкуру. Вася обратился к своему соседу-охотнику Якову Шаматуну (фамилия Бут). Тот и посоветовал, как и где достать волчий мех. Волков в наших лесах было много, они часто воровали телят или овец. Яков посоветовал: «Положи приманку, сделай засаду – и волк твой».

С приманкой дело решалось просто. Километрах в двух от деревни было кладбище для скота. Вася предложил подкараулить, когда привезут очередного клиента, вечером раскопать место захоронения животного, а рядом сделать нечто типа окопа и там с оружием в руках ждать появления вожделенного меха на унты. Задумано – сделано. Стало известно, что сегодня приманка будет на месте. Под вечер мы с Васей с лопатами в руках приступили к делу. Мое появление в этом деле объясняется просто: мне он пообещал тоже пошить унты, разве тут устоишь? Стрелять должен был я из одноствольного ружья 16 калибра, заряженного солидным куском свинца, при помощи сковороды превращенного в нечто подобное шарику. Это ружьё принадлежало моему старшему брату Алексею. С юных лет я с ним охотился зимой, гоняя зайцев по озимым. Кстати, тогда регистрация оружия не требовалась. Все решал участковый старший лейтенант И. Двораковский, житель деревни Тельман (кстати, мой дальний родственник).

В общем, окоп выкопали быстро – грунт был песчаный. Раскопать труп лошади, в общем-то, тоже особого труда не составило. Конечно, от запахов немножко мутило, но… унты. Унты уже почти в кармане.

В общем, где-то часам к двенадцати ночи мы тихо сидели в схроне и терпеливо ожидали жертву, не смея даже слово сказать друг другу, иначе можно спугнуть зверя. О соблюдении режима полной тишины условились заранее.

Оговорюсь, что мне в это время было чуть больше десяти лет. И если учесть ту физическую нагрузку, которую получил при копках и раскопках, то я изрядно устал. Злую шутку со мной сыграло и тепло в нашем окопчике. Кроме того, я привык рано ложиться спать. В итоге проснулся я около 7 утра. Поскольку мне, как имеющему полный комплект пальцев и глаз, отводилась главная роль наблюдателя и стрелка, то нетрудно догадаться – наша "охота" закончилась неудачно. Признаться друг другу в том, что проспали, мы не могли, а поэтому всем рассказывали, что зверь учуял нас и убежал. Мечта об унтах растаяла, и мне опять пришлось зимовать в бурках.

Правда, уже будучи офицером, я все-таки имел возможность получить унты (только из собачьего меха), но это уже другая история.

А пока снова вернемся к повседневной жизни деревни.

Уважаемые читатели. Выкладывать новые главы автор не умеет, но читать комментарии будет самостоятельно. Ну и, естественно, Иван Андреевич будет очень рад любым читательским знакам внимания.

Глава вторая. Чем хороши ношенные вещи, как обзавестись валенками, голодный 47-й.

Поскольку я в семье был самый младший, то новые наряды мне практически не попадали – донашивал то, что оставалось от старших братьев. А так как нас было четверо, то и пожитки мои, мягко говоря, имели весьма прискорбный вид. Правда, все было стараниями мамы чисто выстирано, дыры и потертости заштопаны и залатаны. Поношенный наряд имел и свои преимущества перед новым. Новая одежда из льняного полотна домашнего изготовления очень неудобна. Во-первых, груба, а во-вторых – щиплется. Ведь как бы тщательно ни обрабатывали лён, сколько бы его не вычёсывали, всё ровно где-то оставались частички кострицы [1] которые нещадно досаждали его владельцу.

[1] Кострица, она же костра (ударение на последний слог) – одревесневшие части стеблей прядильных растений (льна, конопли, кенафа и др.), удаляемые при вычесывании. Но, как правильно заметил автор – почти никогда не удаляемые полностью. (прим. редактора)

Ведь не будешь же все время чесаться? А что подумает окружающий народ? Правильно! Подумает, что пора в баню, так как появилась знаменитая «форма двадцать», официально именуемая педикулезом. А попросту говоря – завшивел мальчик. Правда, в то время это не было чем-то исключительным, скорее уж наоборот – это было совершенно обычным явлением. Более того – это не скрывалось и не считалось зазорным. Способы борьбы с этим явлением применялись разные – начиная от тех, которые используют обезьяны в часы досуга (взаимовыгодного поиска в головах друг у друга), до пропаривания в горячих печах. Широко использовались частые гребни. Но все это мало помогало.

Причин много, в том числе и недостаточно калорийное питание. Проблема окончательно была решена только с постройкой в деревне новой общей бани и массовым применением ДДТ, в наших краях называемого «дустом». Яд был, конечно, вонючий, но спасал хорошо [2].

[2]. Аббревиатуру «ДДТ» сегодняшняя молодежь знает разве что как название группы Юрия Шевчука. Меж тем это было уникальное явление в истории человечества, названное СМИ «Нобелевкой для убийцы».

В 1948 году изобретатель ДДТ (или, если правильно, 4,4-дихлордифенилтрихлорэтана) Пауль Мюлллер стал лауреатом Нобелевской премии по медицине с формулировкой «За открытие высокой эффективности ДДТ как контактного яда». Впервые был найден по-настоящему результативный яд против вредных насекомых, который мгновенно стал активнейшим образом применяться во всех странах мира, в том числе и в СССР. Однако через пару десятилетий выяснилось, что яд под названием ДДТ не разлагается, и способен накапливаться в организме животных и человека – его находили даже в печени пингвинов в Антарктиде.

В 1970-х ДДТ стали массово запрещать по всему миру, но было уже поздно – сегодня миллионы тонн ядовитого вещества переносят по всему миру птицы и животные, ДДТ накапливается в воде и почве, растениях, организмах людей и животных. По прогнозам химиков, уже произведенный людьми ДДТ будет убивать еще несколько поколений – период его распада составляет 180 лет. (прим. редактора)

Перед моей мамой, так же, как и другими вдовами, повседневно стоял вопрос "Как прокормить четырех детей?". По большому счету, нам повезло в том, что наш колхоз "Переможник" был в числе немногих послевоенных колхозов, где как-то оплачивался труд колхозников. Оплата выдавалась в зависимости от заработанных трудодней и состояла из двух частей: продуктами и деньгами. Конечно, спасала нас первая часть.

Что такое трудодень? Это количество условных баллов за выполненный объем работы. Так, например, чтобы заработать один трудодень, мне, работающему на тракторе, нужно было вспахать 4 гектара земли. Я же пахал на тракторе по 8-10 га, т.е. за один день зарабатывал по 2-2,5 трудодня. Для всех колхозников устанавливался необходимый минимум заработанных трудодней. Для женщин он был несколько меньше. В конце года на общем собрании колхозников принималось решение, сколько выдать на один заработанный трудодень ржи, пшеницы, ячменя, картошки, и других продуктов, а также денег. Кроме того, по сезону выдавались огурцы, помидоры и другие продукты. Так, например, летом в период косовицы (заготовка сена), чтобы поддержать физические силы, каждому косарю выделялось мясо и сало. Конечно, все это шло на общий стол семьи в основном в виде зажарок.

Память может подвести, поэтому конкретных цифр не называю, но могу сказать, что денежная составляющая была совсем мизерной (в зависимости от финансового состояния колхоза в разные годы от 10 до 80 копеек за каждый трудодень). Если учесть, что мужчины в среднем зарабатывали примерно 600 трудодней в год, а женщины порядка 400, то несложно составить семейный бюджет колхозника. Продовольственная часть оплаты за труд зависела в первую очередь от того, насколько хороший урожай был собран.

Далее из собранного урожая делались поставки государству (объемы утверждались местной властью), затем закладывался семенной фонд (с запасом на возможный пересев) и только то, что осталось, можно было распределять на трудодни. В нашем колхозе это было где-то от 800 грамм до 1,5 килограмма зерна на трудодень.

Тоже не густо.

Ведь этими продуктами предполагалось в течение года кормить семью и домашних животных, но все-таки хоть что-то, но выдавали. В других колхозах, бывало, давали сущие слезы.

В Брагинском районе был один совхоз в деревне Соболи, там, поскольку это было государственное сельхозпредприятие, платили настоящую зарплату и уровень жизни был значительно выше, чем в Сельце, хотя моя деревня не считалась бедной. В сравнении, например, с деревней Петрицкое, где вообще на трудодень ничего не выдавали и люди выживали только за счёт даров леса и различных промыслов.

Затем, когда наш колхоз стал миллионером, оплата за труд существенно повысилась, но все равно Абрамовичей и Потаниных так и не появилось. Люди стали жить при среднем достатке.

Конечно, серьезным подспорьем, а по некоторым продуктам и основным источником, были домашнее хозяйство и огород. Молоком и молочными продуктами обеспечивала корова. Только благодаря ей нам удалось с трудом, но без голодных обмороков пережить голод 1947 года. Ведь получать ежедневно при жирности 4,2% 15-20 литров молока – а именно такого качества и столько давала нам наша Лыска, – это значит, что семья обеспечена маслом, творогом и другими молочными продуктам.

Кроме того, корова избавляла нас от необходимости покупать молоко и сдавать государству (а был такой налог, который приходилось платить вне зависимости от наличия скотины). Практически каждый вечер после дойки домашних коров мы, ребятишки, несли в 3-х литровых бидончиках на колхозную ферму молоко. Там измеряли жирность и объем, записывали в специальную книжку, которая выдавалась владельцу коровы. Всего разрешалось держать в одном хозяйстве одну корову и одну телку. Телку, как правило, продавали, а бычок был обречен.

Я до сих пор с благодарностью вспоминаю нашу кормилицу, которая в течение многих лет кормила и поила нашу семью. Не счесть – сколько раз мы все мысленно благодарили того неизвестного мне командира Красной Армии, который в суровом 1944 году подарил Лыску нашей семье.

Кроме коровы, семье разрешалось содержать определенное количество овец и свиней. Количество птицы законом не ограничивалось, но оно регулировалось наличием корма. У нас было в разное время 1-2 кабанчика, пара овец, штук пять кур, не считая цыплят, голов пять взрослых гусей и обязательно гусак, несколько уток.

Наиболее трудным, и, видимо, поэтому хорошо запомнившимся был 1947 год. Всего два года прошло после Великой Отечественной войны. В колхозах отсутствовала техника, не хватало лошадей, а ведь именно лошадь была основной тягловой силой в сельском хозяйстве. На них и пахали, перевозили грузы и людей. Первый грузовик появился в нашем колхозе где-то около 1950 года. Появление "полуторки" было значительным событием особенно для нас, мальчишек. В течение долгого времени можно было наблюдать такую картинку: по улице деревни едет грузовик, а за ним в пыли, большая ватага мальчишек. Улица не асфальтирована, обочины заросли травой, а по центру тележная колея, песок.

За счастье считалось подержаться за борт автомобиля. Я уж молчу о тех счастливчиках, которые имели возможность прокатиться хотя бы в кузове. Попасть в кабину даже не мечталось.

Но вернемся в голодный 1947 год. Сейчас голод 1947 года почти забыт, но мне он врезался в память, хотя я был совсем маленьким.

Мне шесть лет. Кушать хочется постоянно. Организм требует мяса, а ему в ограниченном количестве предлагают картошку.

Сегодня, анализируя обеспечение продуктами нашей семьи, полным голодом его назвать трудно. Да, не было хлеба. Да, забыли, как пахнет мясо. Надоел борщ с грибами, которых тоже было не слишком много. Отсутствовал сахар, но ведь было молоко, были масло, творог и полный подвал картошки. Правда, он был как-то и не совсем наш, но об этом ниже.

Из этого времени мне вспоминается история о разделе грибов, сваренных в борще. Семья была большая, и на всех их не хватало. Чтобы решить проблему «по справедливости» старший брат Алексей (1928 г.р.) предложил меряться на емке [3].

[3] Емка (белорус.) – черенок от ухвата.

Смысл в том, что один бросает емку вверх, второй ее ловит. Затем, остальные накладывают свои руки до верха емки. Выигрывает тот, чья рука окажется сверху. Кто выиграл, тот с грибами. Вроде бы все действительно, по справедливости. За исключением того, что старшие братья могли регулировать сжатие руки, а, значит, и до некоторой степени влиять на конечный результат, что противоречит первоначально заявленному принципу. В течение некоторого времени выигрывали старшие Алексей и Петр (1930 г.р.), которые делились со мной как самым маленьким. Сеня же грибов не получал и, в конце концов, за одним из обедов не выдержал и от такой «справедливости» заплакал. Решением мамы грибная лотерея была прекращена и в последующем делила она сама. По принципу – «понемногу, но всем». Всем, кроме себя.

Необходимо отметить важную деталь – все ели из одной миски и если там попадался лакомый кусочек, то каждый член семьи старался его оттолкнуть от себя. Было голодно, но жадности не было. Было даже как-то стыдно показать окружающим, что ты хочешь кушать.

До сих пор не могу забыть, как я пришел к соседям по фамилии Коцур во время обеда их семьи. Семья большая, пятеро детей и двое взрослых. Дядя Петр – инвалид войны, он ходил на протезе и работал заведующим колхозным складом. Бывал в их доме хлебушек чаще, чем в других. И меня его дочери Елена и Мария частенько кусочком хлеба угощали. Жили мы с соседями очень дружно, как одна семья. И вот тетя Катя приглашает меня садиться за стол обедать, а я отказываюсь, мотивируя тем, что уже поел дома. Садиться за стол я отказался, но отвести взгляд от лежащей на столе полбуханки хлеба было выше моих сил.

Дядя Петр заметил это и, отрезав солидный кусок хлеба, протягивая мне, говорит: «Я знаю, ты дома хорошо наелся, но вот попробуй какой у нас хлеб». Отказать в просьбе я не смог.

Так же как не мог отказать проживавшей у нас бухгалтеру завода Марии, которая каждый вечер приносила мне в кровать кусочек черного хлеба и вручала его со словами: «На, Ванька, согрейся».

Чтобы как- то спасти нас от голода, мама приняла предложение председателя колхоза Филиппа Делец разместить в нашем доме крахмальный мини-завод. Из двух имеющихся одна комната стала заводом, а в другой жили мы. Подвал же, где хранился картофель для завода, был общим. Тем и спаслись в 1947-м.

Затем в этой комнате в течение нескольких лет размещалась вовноческа. Вовноческа – это малый шерсточесальный заводик, который состоял собственно из одной машины, приводимой в движение ручкой. Устройство простое. Большой барабан (диаметром около метра и шириной 1,5 метра), несколько барабанов разного диаметра, на которые набивались металлические щетки разной высоты, подающий стол и принимающий барабан. Один из барабанов, закрыт деревянным кожухом от посторонних глаз. Рассказываю так подробно, ибо без этих знаний невозможно будет понять, откуда у меня появились теплые шерстяные носки, а затем и валенки. Работал агрегат следующим образом: один человек налегая на ручку крутил большой барабан, второй бросал кусочки нечесаной шерсти на приемный стол. У приемного барабана стоял Тит Романюк по кличке «Кривой» (на фронте потерял ногу), который снимал с барабана хорошо расчесанную, уложенную ровным слоем шерсть, сворачивал ее в кудель, и передавал благодарному хозяину. В помещении, где работал агрегат, пыль стояла неимоверная, да и запах нечесаной шерсти был не из приятных.

Я у дядьки Тита был, конечно, первым помощником. Смазка и чистка агрегата лежала на мне. За это мне от него перепадало довольно часто кое-чего съедобного (он всегда приходил на работу с сумкой, в которой были маленькие глиняные горшочки с едой), но главная добыча была в барабанах. На них всегда оставалось немного шерсти, на каждом понемножку, а на закрытом – чуть побольше чем обычно. Клиентов было много, а чистил технику я исправно почти после каждого посетителя. В итоге к вечеру набиралось немного шерсти. Конечно, большая часть шла дядьке Титу, но и мне к следующей зиме хватило на валенки. Вот так просто решилась проблема теплых рукавиц и зимней обуви.

Правда, валенки эти были не мои личные, а одни на всю семью. Свалял их прямо в нашем доме кочующий вальщик. Технологию изготовления валенок не помню, но на всю жизнь остался неприятный запах химического вещества, которое применялось при валянии. Размер у наших валенок получился большой и надевал их тот, кому было нужнее. Вот сейчас вспоминаю, и кажется мне в них нужды не было. Вполне комфортно чувствовал себя в бурках. Впервые валенки я надел в 1960 году уже, будучи рядовым солдатом, оператором станции «Снар-2» батареи разведки начальника артиллерии, легендарной 120-й гвардейской мотострелковой Краснознаменной Рогачевской орденов Суворова и Кутузова дивизии имени Верховного Совета БССР.

Другим семьям было труднее. Особенно страшна была весна. В пищу употреблялось все, чем можно было набить сосущий живот без особо серьезных последствий. Ели лебеду, крапиву, первый щавель, растущий на Большом и Малом Островах. Цветы акаций (до сих пор ощущаю их сладковато приторный вкус) ели сырыми и подмешивали в хлеб.

Толпы людей ходили весной по еще не совсем оттаявшей земле и собирали то, что осталось после осенней уборки картофеля. Затем этот гнилой и мерзлый картофель, который почему-то называли «бубликами», оттаивали, протирали через сито, промывали водой и использовали в пищу оставшийся на дне посуды крахмал. Из него же варили затируху, кисель, а если собирали много, то пекли крахмальные блины [4].
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5