Дети на дороге

Они объявились вдвоём с Лукичём на фирме – это называлось «прийти на наряд», на самом деле, просто для того чтобы отметиться – расписаться в толстом гроссбухе секретарши Нели под аккомпанемент её глупенькой улыбки, и отправлялись «на объект», как говорил Лукич. Когда Андрей уже отложил шариковую ручку в сторону, отвесил дежурный комплимент Неле и развернулся по направлению к двери, секретарша пропела:

– Андрюша, а вам звонили…

Она была немногим старше его, но называла на «вы» всех, от уборщиц до шефа. Непонятно, почему Андрей обратил на это внимание только теперь, может быть, потому что раньше их беседы не были продолжительными и продуктивными.

– Кто? – спросил он.

Неля вдруг засуетилась, начал рыться в своих настольных бумагах. Ревнует, что ли, отвлеченно подумал Андрей.

– Какая-то девушка, она не преставилась, – прощебетала Неля. – Обещала перезвонить… Позже…

– Но ведь меня здесь не будет, – сказал Андрей. Кто мог позвонить сюда в половине восьмого утра?

– Я передам, если что будет нужно, – сказала она негромко, как будто приглашала к себе домой.

– Буду вам обязан, – ответил Андрей.

Это было начало. Нет ничего удивительного в том, что он не придал этому никакого значения, потому что, приехав «на объект», они обнаружили, что материал есть, но нет клея, нужно или ждать клей, или ехать самому, или ждать хозяина, а если не ехать, и заняться сантехникой, половины инструментов всё равно не хватает, но Лукич может сделать всё вообще без инструментов и, если хозяин не появится до обеда то…

Насыщенный, плодотворный день для филолога!

– Стива, давай посмотрим на это объективно, – сказал Андрей, – ты же это любишь.

– Давай, – с готовностью отозвался адвокат, устраиваясь на небольшом диване. В руках у них дымились чашки с кофе. Кофе приготовил Стива, потому что секретарша уже ушла.

– В стране разруха, – произнёс Андрей.

– Угу, – согласился Стива.

– Шахтёры стучат касками…

– Угу.

– Зарплату нигде не платят…

– Угу.

– Фабрики заводы закрываются ежедневно пачками…

– Угу.

– Уровень жизни понизился до невозможного…

– Угу.

– Что – «угу»?! – взорвался Андрей, расплескав кофе. – На кой черт ей это нужно? Деньги девать некуда?

– Ты знаешь хоть одного выпускника универа, которому некуда девать деньги? – поинтересовался Стива.

– Знаю, – рявкнул Андрей, платком вытирая ладонь, залитую кофе.

– Вот как, – произнёс Стива. – И кто же это?

– Ты.

– Действительно, – пробормотал адвокат, – Про себя я как-то забыл…

Вечером того же дня к нему домой пришёл Джаз. Андрей не видел его давно, трезвым – наверное, вообще никогда не видел. Хотя нет, на первом курсе Джаз, кажется, был почти святым. Или на втором?..

Андрей жил с родителями, его мать уже прошла стадию, во время которой всеми силами пыталась женить сына на порядочной девушке, но контролировать контакты Андрея с гостями не перестала, лицо её выглядывало из-за плеча Андрея, он был довольно высокого роста.

Джаз не поздоровался с нею, возился со шнурками своих ботинок, потому и впечатление у матери Андрея о нём сложилось неблагополучное.

Как всегда, Джаз был немногословен и хмур. Андрей отвык от его скверной дикции, это лишний раз напомнило ему, что виделись они давно.

– Что? – переспросил Андрей, и Джаз тут же вцепился взглядом в его лицо, искал насмешки, или издевательства. Не нашёл.

– Подежурь сегодня в офисе, – повторил он. – С семи до семи. Тебя там знают, проблем не будет…

– А ты почему не можешь? – спросил Андрей.

– Стрела у меня, – Джаз не прятал взгляда, но Андрей был непреклонен и проницателен.

– Ага, – кивнул он. – Вон, матери моей расскажи – она поверит. Кому ты лапшу на уши вешаешь?

Джаз глубоко вздохнул, зажал ладони между коленями.

– Я уезжаю, – коротко пояснил он. – Ненадолго… А потом надолго…

Впервые, не за долгие годы, а вообще впервые, Андрей увидел, как засветились глаза Джаза.

– У вас компуцер в офисе есть? – спросил Андрей.

– Есть, – кивнул Джаз. – И игры есть. Не соскучишься!..

Чем занимается контора, в которой работал Джаз, Андрей так и не понял. К утру ему было глубоко на это наплевать, – спал на стульях, одетым, потому что к утру резко похолодало, умылся под краном и на работу пришёл с нечищеными зубами, а впереди ждал новый трудовой день, а тело ломило от недосыпания.

Лукич решил, что он с бодуна, предложил купить лекарство, Андрей отказался, боялся активного продолжения, это было чревато потерей нынешнего партнёра и возвращения Юры. Неля о новых звонках не сообщила, о старом не вспомнила, даже глаз на него не подняла…

Всё же к обеду ему удалось почувствовать себя человеком настолько, чтобы подумать: а как Джаз собирается рассчитываться с ним за ночное дежурство, если он уехал? Он уехал не насовсем. А потом насовсем, – расслабься. Я пытаюсь, сказал сам себе Андрей.

Когда-то давно, много миллионов лет назад, на традиционной студенческой пьянке в общаге Стива, едва держащийся на ногах сказал ему: «Ты такой вот добрый, отзывчивый, с большим сердцем и душой, на самом деле делаешь всё это из жалости к нам убогим, боишься, что сядем тебе на шею, свесим ноги, – и всё равно делаешь всё, о чём тебя не попросят. Если бы ты был девушкой, Андрюша, то очень быстро стал бы шлюхой, потому что не смог бы отказать никому… из жалости к нам, мужикам…»

Он бегал тогда за Стивой по всей общаге, будущий адвокат проявил удивительную сноровку для своего состояния, всё-таки Андрей загнал его в тупик коридора на каком-то этаже, но сделать с ним ничего не смог, двинул кулаком в плечо и пошёл назад… Потому что Стива был прав. Жалко было их всех, дураков…

Оказалось, что окна открытыми они оставили зря: утренняя сырость пропитала древесину, пришлось везти её в сушилку, потянули спички, выпало ехать Лукичу, Андрей остался «на объекте», стоял перед раскрытым настежь окном. Там, за стеклянной преградой, моросил противный октябрьский дождь, невидимый глазу, но ощутимый для кожи. Андрей подбрасывал вверх молоток, вращая в воздухе причудливой траекторией, он возвращался в его кисть, рукоятка звонко шлепалась о ладонь. Процесс, требующий определённого навыка и таланта.

Да, ему было жалко их всех. Но Андрею не хотелось думать, будто делает всё это он из жалости. Он идёт навстречу, помогает, чем может – из жалости? Не много ли жалости для одного человека? Очередная форма мании величия – я добрее всех вас, пользуйтесь моей добротой. Не самая тяжёлая форма. Стива, например, бесплатно вообще ничего не делает, ни из жалости, ни по доброте своей душевной. Может быть, именно потому добился чего-то за столь короткий срок – как же, практикующий адвокат! После насыщенного периода обучения все теряли друг друга из виду, но его, Андрея, почему-то находили всегда. Нашёл Джаз, не поинтересовался даже, как у него идут дела, не рассказал, как идут дела у него самого, без предисловий вытащил из него эту самую жалость, наступил на неё ногой так, чтобы задыхаться стала…