Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Алексей… – подняла карие глаза Юля, умоляюще глядя на меня.

Быть может, она хотела что-то сказать, но мой поцелуй помешал это сделать. Так мы и стояли, не отрываясь друг от друга. Время остановилось, даря нам прекрасные мгновения нашей жизни…

Но ничто не вечно, а уж счастливые мгновения тем более. Топот ног в коридоре заставил нас отодвинуться друг от друга.

– Срочное послание! – услышал я за дверью.

– Жди! – монотонно ответил один из моих гвардейцев, направляясь к двери в мой кабинет.

Легкий стук по косяку – вот и все, что позволил себе один из моих телохранителей.

С сожалением я подошел к двери, чувствуя, что готов убить так не вовремя прибывшего гонца.

– Зови, – все же смог я выдавить из себя одно слово, оставляя открытой дверь.

– Завтра я посмотрю вашу рану еще раз, – не глядя на меня, сказала Юлия, тут же упорхнув из кабинета, так быстро, что я и сказать ничего не успел.

А прочитав привезенное послание, я и вовсе забыл о том, что хотел что-то сказать. А как еще можно реагировать, когда тебе приходит письмо с вестью о восстании, пускай и только начавшемся?

* * *

Апрель 1708 года от Р. Х.

Тамбовский уезд

Алексей Петрович

«Вот ведь черт, как я мог забыть о восстании Булавина?» – вот, пожалуй, самая приставучая мысль последних месяцев, частенько наведывающаяся ко мне в гости.

В середине февраля пришел приказ, в котором отец предписывал выступить с набранными недавно полками к Воронежу для усмирения восставших, попутно отрезая пути распространения заразы восстания. В своем письме государь намекнул, что это назначение только проверка и желание узнать, достоин ли я большего. Конечно, это все было довольно туманно, но то, что это было, уже радовало.

Нашей основной задачей было заблокировать дальнейшее продвижение отрядов Булавина, войско которого постепенно увеличивалось за счет дезертиров и рабочих людей. Совместно с двумя поступившими в мое подчинение полками, набранными буквально полгода назад для отправки на западную границу, мы вышли из Рязани в сторону Воронежа, уже охваченного пламенем восстания.

– Ваше высочество, впереди неизвестный отряд, – сказал мне глава разведчиков лейтенант Никита Селиванов.

– Как одеты?

– Половина в старых, поношенных мундирах, остальные вообще голытьба какая-то, – тут же ответил он.

– Численность?

– Сотен восемь всего. В голове на конях три сотни, плюс на марше четыре, ну и обозники, – подумав, ответил Никита.

– В какую сторону идут?

– Прямо на нас, через полчаса будут здесь, у них обоз еле идет.

– Судя по описанию сего отряда, на регулярную армию он не очень-то похож, да и наши войска должны быть много западнее. Так что это бунтовщики однозначно, – сказал я вслух. – Что ж, тогда, пожалуй, устроим им теплую встречу. Господа полковники, – улыбнулся я седоусым командирам 7-го и 5-го полков, – я думаю, вы не нуждаетесь в моих объяснениях и наставлениях, Скажу только одно: разместите своих людей так, чтобы никто не ушел, пленных брать только в том случае, если они сами бросают оружие. А я со своими витязями встану вон в той балке, как раз напротив дороги, и как только мы откроем огонь, так и вы, господа, извольте не мешкать.

– Будет исполнено, ваше высочество! – ответили полковники и сразу же отбыли к своим воинам.

Как только я остался один, ко мне подошли двое товарищей, поехавшие вместе со мной в силу своей незанятости – Кузьма и Сашка.

– Алексей, не рановато ли наших орлов на убой пускать? – озадаченно спросил Кузьма.

– А кто сказал, что они на убой пущены, Кузя? – удивился я. – Три месяца занятий с «колпаками» у них на полигоне было. Освоились неплохо, хочу заметить.

– Так ты же их поперек дороги ставить хочешь…

– И что?

– Как что? – не выдержал Александр. – Там же казаки, мать их через три колена! Наши юнцы даже залп сделать не успеют, как их нашинкуют…

– Разве их так плохо учили, Саша? – поднял я брови. – Мне кажется, на последних учениях все пять рот показали просто отличный результат – как в стрельбе, так и в тактических перестроениях, не говоря об упомянутой мной артиллерии!

– Разве что артиллерия поможет, – все же был вынужден согласиться Саша, вспоминая, как двадцать пушек сносили деревянные макеты редутов.

– Между прочим, эти пушки стреляют как минимум в полтора раза дальше своих товарок, имеющихся на вооружении основной армии.

– Все эти придумки – это, конечно, хорошо, но вот как наши витязи (еще недоучившиеся, хочу заметить) выстоят против мужиков, уже не раз пускавших кровь своим врагам? – не унимался Кузьма. – Не сплохуют? Я сам помню: после первого боя еле руками шевелить мог…

– Действительно, Алексей, не лучше ли нам было бы поставить их на фланг, как раз на месте одного из полков? Все-таки стрелять из укрытия, пускай и плохенького, все же лучше, чем встречать врага голой грудью, – поддержал друга Сашка.

– Друзья, понимаете… – только начал я, как вестовой от Никиты (точнее, разведчик, находящийся в его подчинении) доложил о приближении вражеского отряда.

Все же не успел я им объяснить, почему мне пришлось поставить необстрелянных юнцов против закаленных в стычках казаков и дезертиров. Я, конечно, понимаю, что так поступать не совсем разумно, но вот доводы разума отступают перед велением сердца. «Чушь», – сказал бы кто-то. Возможно, даже очень возможно, но я просто не могу не дать своим воинам (да-да, именно своим, а не государевым) возможность свершить правосудие – пускай кровавое, пускай жестокое, но правосудие!

Ведь что есть бунт? Это открытое недовольство властью со всеми вытекающими последствиями: разрушением, грабежом и смертью мирного населения! Нет, такого я допустить не могу. Возможно, недовольство в чем-то и оправданное, все-таки реформы Петра не назовешь либеральными, а уж тем более щадящими, да и традиции целого народа ломать надо постепенно, а не нахрапом, а уж тем более традиции вольных казаков.

Ведь нынешний бунт почему начался? Нет, не из-за усиления налогов, это всего лишь маленькая плошка масла, не давшая утихнуть пожару восстания. Основным и главным моментом стала как раз эта самая ломка традиций. В чем она заключалась? Да в том, что у казаков отродясь была та самая свобода, покушаться на которую не смели даже цари. И если холоп сбегал на Дон, то становился свободным, вне зависимости от кого он сбежал. А тут приходит гвардейский отряд под руководством Юрия Долгорукова, отправленный как раз для того, чтобы вернуть беглых крестьян. Такие рейды цари устраивали и раньше, но вот этот стал последней каплей…

«И все-таки они преступники! И наказание для них только одно – смерть! Хотя что-то я разошелся… Лучше бы все-таки с пользой применить их руки, трудов намечается много…» – подумал я про себя, идя к рубежу, на котором застыли ровные шеренги шестнадцатилетних мальчишек.

Вот только выстрелят ли они? Да, муштровали. Тьфу, слово-то какое поганое! Учили и еще раз учили их хорошо, да и на полигоне они показали себя с наилучшей стороны. Но все-таки не зря я взял с собой капрала Михея вместе с половиной его подчиненных, сейчас стоящих возле сержантов-витязей.

– Идут!

«Ну, орлы, не подведите!» – подумал я, залезая на коня и вставая чуть левее строя, вместе со своими гвардейцами и друзьями. Сила не сила, а пятнадцать клинков могут в нужный момент решить исход боя, правда, ежели с умом их использовать.

– Приготовиться! – подал я знак.

Легкая рябь пробежала по рядам витязей, прапорец с двуглавым орлом в правом верхнем углу и вставшим бурым медведем на зеленом фоне поднялся чуть выше, развеваясь от дуновений слабенького ветерка.

Шеренги замерли в ожидании, старший наставник Михей повернул голову в мою сторону, ожидая дальнейших указаний. Чуть спереди замерли двадцать «колпаков» – пушек, названых в честь курировавшего их создание Дмитрия. С хоботовой части лафета на землю у каждого орудия опущены сошники – небольшое нововведение, созданное после первых стрельб.

«Что ж, похоже, батальон к бою готов, осталось еще этот бой выдержать…» – закусив губу, подумал я, сжимая эфес сабли.

В руках появилась легкая противная дрожь. Конь вдруг пошел шагом. Внезапная смена аллюра удивила, но это я, видимо, волнуясь, сжал бока коня коленями, и верное животное поняло это по-своему.