Она будет счастлива

Она будет счастлива
Иван Иванович Панаев

«У одного изъ самыхъ модныхъ рестораторовъ Петербурга, а это было, кажется, въ феврал? 183*, пировала въ особенной комнат? толпа молодежи. За столомъ, тянувшимся во всю длину небольшой, ярко осв?щенной комнаты, сид?ло дв?надцать челов?къ. Столъ былъ уставленъ опорожненными и полуопорожненными бутылками, красовался стаканами, раскрашенными виномъ, которое м?шались съ причудливыми рюмками рейнвейна…»

Иван Иванович Панаев

Она будетъ счастлива

(Эпизодъ изъ воспоминанiй петербургской жизни.)

…'tis in ourselves, that we are thus or thus…

    Shakspeare

I.

Есть дв? вещи безвкусн?е и холодн?е льда: юноша мудрствующiй и старикъ молодящiйся.

    Персидская пословiща.

У одного изъ самыхъ модныхъ рестораторовъ Петербурга, а это было, кажется, въ феврал? 183*, пировала въ особенной комнат? толпа молодежи. За столомъ, тянувшимся во всю длину небольшой, ярко осв?щенной комнаты, сид?ло дв?надцать челов?къ. Столъ былъ уставленъ опорожненными и полуопорожненными бутылками, красовался стаканами, раскрашенными виномъ, которое м?шались съ причудливыми рюмками рейнвейна. Видно было, что об?дъ перешелъ за половину, потому что лица застольниковъ одушевлялись румянцемъ, глаза ихъ сверкали огнемъ и движенiя становились вольн?й и вольн?й. Уже посл?довательность р?чи см?нялась вспышкой фразъ, разсказъ прерывался восклицанiями. Но во всемъ этомъ еще былъ какой-то порядокъ, еще выдавалясь минуты тишины, можетъ быть, предв?стники бури.

Между этой разгульной гурьбой, между этими нерасчетливыми, дерзкими новичками жизни, безразсудно посм?ивавшимися надъ жизнью, былъ зам?шанъ одинъ челов?къ: ему см?ло можно было дать сорокъ л?тъ; его черные волосы слишкомъ посеребрились годами; его лицо слишкомъ было изр?зано штрихами минувшихъ страстей; его глаза, мутные, меленькiе, странно св?тились изъ-подъ нависшихъ бровей: въ его улыбк?, которая придавала ироническiй очеркъ лицу его, было горькое разочарованiе, равнодушная безнадежность и еще какое-то ядовитое чувство. Въ петлиц? темнаго фрака его, сшитаго со всею тонкостью модной взыскательности, пестр?лъ разноцв?тный, небрежный узелокъ орденскихъ лентъ.

– Шампанскаго! – вскричалъ онъ стоявшему сзади лакею, опрокинувшись на задокъ стула. И его возгласъ повторился дв?надцать разъ эхомъ.

Бутылку поставили передъ нимъ, онъ отвернулъ рукава и, съ искусствомъ опытнаго знатока, сталъ обр?зывать ножомъ проволоку.

– Я никому никогда не даю откупоривать шампанскаго, – говорилъ онъ, обращаясъ къ молодому челов?ку, сид?вшему противъ него. – Теперь для меня осталось только одно это наслажденiе!

– О, гг.,– прибавилъ онъ черезъ минуту со вздохомъ, обращаясь ко вс?мъ, – я долженъ бы смотр?ть на васъ съ завистью, но вм?сто того, признаться ли, я сожал?ю объ васъ. Скажите, какъ проводите вы свое время въ ваши л?та, съ вашими средствами! Вы являетесь въ залахъ съ нахмуренными бровями, съ важнымъ видомъ занятыхъ людей, съ мудрыми фразами на устахъ. Вы отыскивасте истнну въ книгахъ и забываете великое изреченiе, что истина въ вин?. In vino veritas!

– Она зд?сь, гг.,– продолжалъ онъ, нап?нивая бокалы; напрасно вы будете искать ее въ книгахъ. Она см?ется надъ вашими усилiями. Она играетъ и зв?здится въ этой влаг?, ловите ее зд?сь.

– Браво, браво! In vino veritas! – раздалось хоромъ, и бокалы мигомъ были осушены.

Одинъ бокалъ оставался только непочатый. Этотъ бокалъ стоялъ противъ молодого челов?ка, который, облокотясь одною рукою на столъ, казалось, былъ въ какомъ-то раздумь?. Его длннные темные волосы, красиво завитые природой, закрывали половину широкаго лба; его черные большiе глаза выражали раннее утомленiе; его осунувшееся лицо было безцв?тно, но въ очерк? этого лица, но въ этой тонкости глазъ было такъ много привлекательнаго; еще онъ едва достигъ двадцати трехъ л?тъ, а казался пятью или шестью годами стар?е. Въ модномъ покро? его одежды было что-то собственно прннадлежавшее ему: эта умышленная небрежность, эта невыразимая ловкость, которая скрашиваетъ моду и тотчасъ характеризуетъ челов?ка, принадлежащаго къ избранному обществу.

– Ты и не начиналъ своего бокала, Горинъ? это худой знакъ! – говорилъ, обращаясь къ нему, сос?дъ его. – Ты, видно, влюбленъ или безъ денегъ. И то, и другое дурно; но теперь не время думать ни о томъ, ни о другомъ. Въ весель? должно быть единодушiе, в?дь ты знаешь:

…одной слезы довольно,
Чтобъ отравить бокалъ!

– Разум?ется! Мы собрались сюда не для того, чтобы мечтать! – Кто заговорилъ о слезахъ? – Къ чорту сантиментальность! – Горинъ, допивай свой бокалъ! – кричали каждый отд?льно и вс? вм?ст?. И въ этомъ хаос? словъ громче всего раздавалось п?нье одного изъ застольниковъ:

Будемъ пить и любить,
Прип?ваючи жить,
Жизнь на мигъ намъ дана,
Подавайте вина!
Безъ вина – Божiй мiръ
Не ут?ха для глазъ;
Онъ постылъ и унылъ.
Расшатайся жъ, нашъ пиръ,
Чтобы каждый изъ насъ,
До утраты вс?хъ силъ,
Прип?ваючи жилъ!

Онъ выпилъ свой бокалъ, и вино снова замахровило верхушки осушенныхъ бокаловъ.

Когда громъ п?сенъ и восклицанiй смолкъ, пожилой челов?къ, улыбаясь, обратился къ Горину.

– Знаете ли, – началъ онъ, глядя на него пристально и поддерживая рукою свой подбородокъ, – знаете ли, что въ васъ я вижу представителя нын?шней молодежи: вы челов?къ, въ высшей степени заключающiй въ себ? вс? ея достоинства и вс? недостатки. Я всегда любуюсь вами и часто негодую на васъ: съ такимъ внутреннимъ образованiемъ, съ такими наружными средствами, съ такою св?тскою ловкостью вы часто хандрите, вы всегда безд?йствуете въ обществ?. Это непростительно! И между т?мъ, повторяю, это общiй порокъ нын?шней молодежи. Эхъ, гг., не забудьте: вы призваны кружиться въ гостиныхъ, поб?ждать, покорять, торжествовать поб?ды, а вы лишаете общество души, тогда какъ должны быть душою его; вы безжалостно оставляете дамъ въ жертву тоски и одиночества: он? жаждутъ взглядовъ страсти, словъ любви, и что же находятъ вм?сто всего этого? Нед?ли дв? тому назадъ я нечаянно слышалъ, какъ одинъ молодой челов?къ, и, зам?тьте, чрезвычайно образованыый и умныiй челов?къ, въ продолженiе трехчасовой мазугрки очень серьезно разглагольствовалъ съ своей дамой о погод?, о скользкости паркета, объ удобств? осв?щенiя улицъ газомъ…

Хохотъ прервалъ разсказчика.

– Кто этотъ любезникъ? – вскрикнуло вдругъ н?сколько голосовъ. – Кто была эта дама? – Гд? это было? – И между т?мъ оттычки шампанскаго вторили крикамъ.

– Поневол? станешь хвалить свое время, – началъ снова ораторъ, уловивъ минуту тишины. – Я им?ю не сл?пое пристрастiе къ прошедшему, не это безотчетное и см?шное стариковское: «а вотъ какъ при насъ-то бывало!» Н?тъ, мы въ самомъ д?л? жили не по-вашему въ ваши л?та; мы б?гали за удовольствiями, мы ловили ихъ на лету, мы отыскивали ихъ на дн? морскомъ; и ужъ зато намъ некогда было считать времени. Правда, мы иногда ставили посл?днiй занятой грошъ ребромъ, но въ насъ кип?ла молодость. Мы изв?дали ее со вс?ми безумствами, со вс?ми бурями, со всею н?гою.

– Ваша правда, Св?тлицкiй, – перебилъ одинъ изъ собес?дниковъ, разваливаясь на стул? и заложивъ палецъ руки за жилетъ. – Да! покол?нiе нашей молодежи жалкое; но разв? мы виноваты въ томъ, что судьб? угодно было выбросить насъ не прежде и не посл?, а именно теперь? Мы составляемь собою переходъ отъ нев?жества къ истинному просв?щенiю, отъ животности къ высокому познанiю самихъ себя, отъ тьмы къ св?ту. Вы жили въ перiод? младенчества, мы живемъ въ перiод? д?тства: вотъ разница между вами и нами! Въ насъ уже проявилось сознанiе, въ насъ уже есть порывы къ ученiю, жажда къ познанiю – конечно, это уже шагъ впередъ; но мы, д?ти, воображаемъ о себ? гораздо бол?е и желанiе см?шиваемъ съ исполненiемъ. Вотъ откуда должно вывесть тысячи неизб?жно см?шныхъ сторонъ нашихъ. Мы между безд?льемъ и д?ломъ, въ в?чномъ колебанiи между т?мъ и другимъ. Я стою за крайности, гг.; разум?ется, крайности лучше; но отъ насъ ли зависитъ выборъ?

– Я не доискиваюсь причинъ вашей нелюбезности, гг.,– продолжалъ Св?тлицкiй, – но говорю только, что есть, что вижу, что мн? кажется; говорю потому, что принимаю во вс?хъ васъ участiе. Вы черезъ себя теряете все въ обществ?, вы выпускаете изъ рукъ собственное счастiе. Я знаю одну прелестную женщину, одну изъ т?хъ женщинъ, при появленiи которыхъ слышится въ гостиныхъ говоръ восторга и шип?нiе зависти, женщину съ ангельскою душою и съ огненнымъ сердцемъ, которая очень неравнодушна къ одному изъ сидящихъ зд?сь съ нами за столомъ.

Св?тлицкiй обозр?лъ вс?хъ и улыбнулся.

Любопытство выразилось на вс?хъ лицахъ. Лица юношей обратились къ пожилому челов?ку съ вопросительными взглядами. Каждый принималъ слова его на свой счетъ, каждый былъ въ ту минуту и горд?е, и самодоволыi?е. Фантазiи каждаго стали прихотлив?е разыгрываться, воспаляемыя виномъ. Вино заставляло в?рить и дов?рять, вино сорвало ц?пи съ воображенiя и пустило его рыскать по вол?.

– Кто этотъ счастливецъ? – Скажите, кто изъ насъ? пусть ея имя будетъ тайной! – Закладую сто противъ одного, что это или я или графъ В?рскiй! – За здоровье счастлив?йшаго изъ насъ! – За здоровье прекрасной незнакомки!

Наконецъ крики слились въ одинъ нестройный гулъ…

– О! въ эту минуту я отдамъ жизнь! – воскликнулъ Горинъ, – ц?лую жизнь съ безконечною ц?пью наслажденiй за одинъ поц?луй любви, за одно пожатiе страсти! Скажите мн?. что есть женщина, которая любитъ меня, и я окачу васъ шампанскимъ!

Этотъ возгласъ потерялся въ шум? раздвигавшихся стульевъ.

Н?которые встали изъ-за стола и разлеглись на диваны, которые тянулись вдоль ст?нъ. Табачный дымъ, разстилаясь по комнат?, задергивалъ туманомъ эту картину.

Тогда пожилой челов?къ незам?тно подкрался къ Горину и съ видомъ участья схватилъ его руку. Вино не произвело на него зам?тнаго д?йствiя, онъ былъ св?ж?е вс?хъ…

– Хотите ли знать имя счастливца? – сказалъ онъ молодому челов?ку, наклонясь къ его уху;– но молчанiе, ради Бога – мертвое молчанiе! Я вамъ вв?ряю тайну женщины.

Онъ съ демонскою проницательностью посмотр?лъ ему въ глаза.

– Можете ли вы сомн?ваться?..

– Это вы, вы счастлив?йшiй изъ людей! Знаете ли, что въ васъ безъ памяти влюблена Зинаида П*.

Какое-то неизъяснимо-сладкое ощущенiе проб?жало по т?лу молодого челов?ка. Онъ не думалъ допрашивать Св?тлицкаго, какъ и почему изв?стна ему тайна этой женщины. Онъ в?рилъ ему въ ту минуту вполн?; онъ кр?пко сжалъ его руку. Восторгъ задушалъ его. Онъ недавно узналъ эту женщину, но уже отличалъ ее между другими; въ посл?дное время даже зам?тилъ въ ней что-то необыкновенное въ отношенiи къ себ?; и вдругъ въ одинъ мигъ передъ нимъ все разгадано, все открыто; и въ какой мигъ? когда воображенiе разливалось по немъ струями огня, когда сердце его било тревогу, когда передъ очами его рисовался идеалъ пламенной женщины… Онъ хот?лъ что-то сказать неожиданному в?стнику своего счастья, но слова не сходили съ языка его, и мысли кружились. Онъ снова только сжалъ его руку.