– Важная новость! – продолжал полковник, – тебе, старухе, не отгадать; ну, а ты не отгадаешь ли, Оленька?
– Что такое, батюшка? – Она отложила свою работу в сторону.
– Отгадай.
– Вы знаете, что я до сих пор не умела отгадать ни одной вашей загадки.
– Гм! эту загадку тебе легче всего отгадать, дурочка. Вы, девушки, мастерицы разбирать такого рода загадки. Моя новость касается до тебя.
– До меня? Она вздрогнула.
– И очень… Поздравляю тебя с женихом, а тебя (он оборотился к жене) с дочерью – невестой.
– Как это, Михайло Андреич? – спросила полковница, вытаращив глаза.
Краска вдруг исчезла с лица девушки.
– Батюшка, вы шутите?
– Какие шутки! тут не до шуток: жених твой только с полчаса от меня вышел.
– Мой жених? Она рассмеялась.
– Что ты, притворяешься или в самом деле не веришь? Я дал за тебя слово (полковник сделал ударение на слово) Петру Александрычу. Будто ты и не заметила, что он давно тебе строит куры? Ох, уж вы мне, скромницы!
Девушка сомнительно посмотрела на отца и на мать.
– Что же вы обе смотрите на меня, как на сумасшедшего? Порастряхни-ка, голубушка, из сундуков дочернее приданое. В солнечные-то дни его и проветрить бы недурно… Ну, поди ко мне, Оленька, поцелуй меня… Ты одержала победу, и славную, черт возьми! А после победы мы затеем праздник – свадебку… Поди же ко мне.
Она молчала.
Лицо полковника хмурилось; он заложил руки назад и бил такт ногою.
– Подойди же к папеньке, – сказала полковница, качая головою, – поцелуй его… Я еще и сама образумиться не могу… Он сейчас приезжал к тебе, Михайло Андреич, с предложением?
– Сейчас, сейчас – говорят вам, сейчас, и я дал слово, слышите ли? Лучше этой партии желать ей нечего: он малый добрый, собой недурен, с большим состоянием, любит ее, – да это клад для нас; ты знаешь, Дарья Николаевна, какие у нас нынче доходы-то: пять, шесть, семь тысяч, да и обчелся; попробуй-ка прожить с этим в столице.
– Правда твоя, правда твоя… – Полковница вздохнула.
– Конечно, я желал бы ей мужа военного, кавалериста, но где теперь взять военных? Что такое нынешние военные? «Жомини да Жомини, а об водке ни полслова». – Полковник махнул с огорчением рукой.
– Поздравляю тебя, друг мой милый Оленька, – сказала полковница, подходя к дочери с распростертыми объятиями и со слезами на глазах.
Девушка отшатнулась от нее.
– Что это значит? – закричал полковник.
– Что это значит? – повторил он. Полковница пришла в величайшее замешательство.
– Батюшка! – сказала девушка неровным голосом, – батюшка, вы напрасно давали за меня слово. Я не могу выйти за него замуж.
– Не можешь? Я напрасно давал слово?.. С кем вы говорите, сударыня?.. Вы забыли, что перед вами стоит отец. Знайте, что слово мое – слово старого кавалериста. Мы никогда не изменяем ему. Каприз девочки не заставит меня сделаться бесчестным человеком на старости лет.
Испуганная полковница делала какие-то знаки дочери, но она не замечала их и повторила твердо и решительно:
– Я не могу выйти за него замуж.
– А почему бы это так?
– Потому что я не люблю его и не могу любить.
– Вы еще сами, сударыня, не знаете, кого вам надо любить и кого не надо; об этом вы лучше бы спросили отца и мать: они поопытнее вас, подальновиднее и людей могут оценить повернее…
Полковник сердито повертывал кисти своей венгерки.
– Уж не пришел ли вам в голову опять этот щелкопер, который было повадился ходить к нам в Москве с книжками под мышкой?
Болезненное движение показалось на лице ее.
– Вы, кажется, забываете, что вы дочь заслуженного отца, дочь старого полковника, старого кавалериста, коренного русского дворянина, что вам неприлично и стыдно амуриться с семинаристами… что…
– Батюшка! – произнесла она умоляющим голосом. Полковник большими шагами стал измерять комнату.
– Вот тетушкино воспитание! спасибо покойнице, спасибо! есть чем помянуть…
Он потирал руки.
– Модная, умная, ученая женщина была, внушала покорность родителям!.. Что, по вашему, по нынешнему образованию, родители ничего не значат?
Полковник остановился перед дочерью и ожидал ответа.
Она молчала.
– Завтра после обеда Петр Александрыч приедет сюда. Он станет говорить с тобой, ты должна ему объявить свое согласие. Слышишь ли? Всю дурь из головы выкинь, помолись богу да подумай, он вразумит тебя… Слез чтоб я не видал; женские слезы – вода…
Полковник повернулся на каблуках и вышел из комнаты, поправляя усы носовым платком и ворча сквозь зубы:
– У меня целый полк по струнке ходил, я с целым полком справлялся, передо мною полслова никто не смел пикнуть, а теперь родная дочь… покорно прошу!..
Долго после ухода полковника мать и дочь не могли выговорить ни слова…
Полковница сидела не шевелясь, поддерживая рукою свой подбородок; потом банты на чепце ее пришли в движение, и она обернулась к дочери.
– Так он тебе не нравится, Оленька?
Девушка не отвечала.
– Оленька?