Балашихинское шоссе

Фома, наконец, оседлал противника и с ругательствами и отборным матом стал колошматить его, уже лежащего, обеими руками. Володя, смотрел на него в каком-то оцепенении, словно, ему самому дали обухом по голове. Он не знал, помогать ли Фоме или, наоборот, оттащить разъярённого друга.

Всё случившееся потом вообще было для него, как в полусне. Неожиданно откуда-то справа никем не замеченная дверь распахнулась от удара ноги. Володя обернулся на звук и не сразу понял то, что увидел. Все действия перед его глазами совершались плавно и замедленно, но ещё медленнее до него доходило сознание того, что происходит. Он не видел стоявшего в дверях соседней комнаты, откуда-то взявшегося мужика. Он смотрел на дуло ружья, направленное на него. Затем сзади раздался чей-то крик: «Стреляют!», хотя выстрела ещё никакого не было, но едва Володя успел об этом подумать, как дуло повернулось в сторону кричавшего и выстрел прогремел.

Несколько секунд Рева стоял не шелохнувшись. Мужик с ружьём, не тратя времени, выпрыгнул в окно и исчез во тьме. Никто даже не попытался его остановить. Фома и, особенно, Володя были так ошеломлены не только выстрелом, но и неожиданным появлением стрелка, что не сразу опомнились и осознали, какая опасность им только что угрожала. Во дворе появилось движение. Послышались чьи-то тревожные приближающиеся голоса. Затем крик. Позабыв про поверженного мужика и его пленницу, Фома и Володя выскочили на улицу так же через окно.

Вглядываясь в темноту, они заметили группу ребят из их кампании возле дома, собравшихся кучкой вокруг чего-то.

– А кто это? Кто-нибудь его знает? Что с ним? – раздавались голоса.

Затем они повернулись к Володе с Фомой, и только сейчас Рева заметил, что на земле лежит человек. Он подошёл и склонился над ним, но с трудом различил лицо. Оно показалось ему знакомым.

В этот момент к группе подбежал какой-то парень и взволнованно сказал:

– Я видел! Он побежал за дворы!

– Кто?

– Осторожно! У него ружьё! – сказал один из стоявших, и двое или трое ребят исчезли во тьме в указанном направлении вслед за тем парнем.

Только после этого Володя понял, что лежащий перед ним человек ранен. Странно, но вначале он и не думал, что мужик попал в кого-то. Володя почему-то решил, что тот стрелял наугад, чтобы просто отпугнуть. Тут возник Лёнька и девушка из мотоцикла. И только с её появлением Володя вспомнил, кто был этот несчастный. Она издала истошный вопль и упала на колени, обхватив руками голову раненого.

– Саша! Сашенька! Очнись! – звала она паренька и рыдала.

Странно, но ни Володя, ни Лёнька, похоже, не знали его имени, хотя просидели с ними почти весь вечер за столом, слушая, как красиво близнецы поют.

Саша не подавал признаков жизни. На груди под рубашкой расползалось пятно крови.

– Лёнька! Что же ты стоишь? Надо отвезти его скорей в больницу! – воскликнул кто-то из ребят.

– Подождите! Может, его нельзя поднимать! Надо вызвать «скорую»! – сказал другой.

– Пока мы будем вызывать, он умрёт! Да и где телефон в этой деревне?

– Стойте! Я знаю у кого! Сейчас! – один из парней убежал на поиски телефона.

– Лёня! Надо везти его пока не поздно!

– Нужно остановить кровь! Может, в доме найдётся, чем перевязать рану? – первая здравая мысль прозвучала из уст какой-то девушки.

И тут Фома вспомнил про оставшуюся в доме женщину и мужика.

– Скорее, за мной! – скомандовал он, и несколько человек вместе с ним вбежали в комнату, где происходила драка.

Негодяй всё ещё лежал на полу. Фома стал развязывать ремень на запястьях девушки.

– Здесь есть бинт? – спросил он у неё.

Она ничего не ответила и лишь покачала головой, что скорее означало «не знаю», чем «нет».

– Поищите какую-нибудь материю, которой можно перевязать! – крикнул Лёнька.

Володя вошёл в дом и остановился. Он слышал возгласы снующих ребят, но они, будто доносились до него издалека. Он ещё не мог оправиться от потрясения. Володя видел девушку, которую освободил Фома. Тот что-то спрашивал у неё, но она, видимо, была в таком же состоянии отрешённости. Её заплаканные мокрые глаза, неподвижно уставились в угол. Слёзы размазали под ними тушь и оставили следы на щеках. Её губа сильно вздулась, вероятно, от удара. Половина лица опухла и посинела.

В другой комнате на кровати оказалась ещё одна девушка. Эта, по всей видимости, оказалась жертвой для другого изувера, того, кто стрелял. Она была вся обнажена и испуганно забилась в угол. Широко раскрытыми дикими глазами она смотрела на присутствующих. На её лице и теле также были видны следы побоев. Когда один из ребят подошёл к ней, она в ужасе закричала:

– Нет! Не надо! Не трогайте меня! Нет!

Комната была обставлена старой мебелью. Покосившийся шкаф с дверцами, испещрёнными мелкими и крупными царапинами, стоял возле узкой кровати, где на скомканной простыне, прикрывшись каким-то покрывалом, сидела несчастная девушка. Рядом, на табуретке и на полу валялась её одежда и бельё, отчасти порванные. На столе, напротив окна находился столик, заваленный всяким тряпьём.

Лёнька подошёл к Володе с удручённым видом.

– Они там перевязывают его, но, кажется, он уже не дышит, – сказал он тихо, потирая рукой лицо, словно, пытался снять завесу сна и проснуться от этого кошмара.

Ревень посмотрел на него.

– Откуда он здесь взялся? – спросил Володя. – Как он появился тут раньше остальных?

– Не знаю, Рева, не спрашивай. – Мезенцев, не глядя на него, с мрачным видом досадливо покачал головой. – Может, пошёл отлить, как и другие. Я был с ребятами, а потом услышал шум и крики… Ты сам-то как здесь оказался?

– Я тоже услышал крики…

В этот момент Лёньку позвали. Несколько человек понесли раненого к мотоциклу.

Глава 5

Фома привязал поверженного мужика к ножке железной кровати тем же ремнем, которым тот привязывал девушку. Нос и губа его были разбиты, а под глазом заплыл синяк – Сёма постарался. Зато теперь он выглядел так же, как и его жертва.

Приехал милицейский УАЗик и «скорая». На первые вопросы ребята что-то оживлённо наперебой рассказывали. Очень скоро дошла очередь до Фомы и Ревы, стоявших в сторонке, поскольку они первыми оказались в доме. Володя курил. Он не помнил, какие погоны были на плечах у того, кто задавал вопросы, он даже не помнил его лица. Володя отвечал односложно и коротко, не глядя в глаза милиционеру. У него был задумчивый вид, словно, он пытался что-то вспомнить. Создавалось впечатление, будто, он находится в состоянии, близком к шоку, и не вполне осознаёт, что вокруг происходит. Фома же, наоборот, всё хорошо понимал, и старался не взболтнуть лишнего и без прямого вопроса, обращённого к нему, рта не раскрывал. Вскоре вместе с мужиком их обоих посадили в УАЗик и увезли. В отделении их снова подробно допрашивали и заносили показания в протокол. Так они провели остаток ночи. Только утром Володя вернулся домой. С усталым видом он упал на кровать и проспал почти до вечера.

На другой день, на работе он встретил Лёньку и спросил его о раненом пареньке. Тот с мрачным видом печально покачал головой. Похоже, что он не очень хочет говорить об этом, но, уже собираясь идти дальше, поинтересовался:

– Я всё же не пойму, что там случилось? Это были какие-то сбежавшие зэки?

– Я и сам ничего не знаю, – грустно ответил Володя.

В этот момент появился завгар[12 - «Завгар» – заведующий гаражом.] Сергей Степаныч Каблучков.

– Ну, что, доигрались? – сердито спросил он. – Говорил я тебе, Лёнька, что твой шебутной[13 - «Шебутной» (разг.) – беспокойный, неуёмный, озорной, весёлый.] характер тебя до добра не доведёт! А ты ещё и с «зелёновскими» связался, вот и влип в историю!

Сергей Степаныч недолюбливал Володю. Впрочем, эта неприязнь была взаимной.

– Что уставился? – задиристо спросил он Реву, когда тот косо исподлобья взглянул на него. – Ты на меня глаза не таращь[14 - «Не таращь», «таращиться», «пялиться» – смотреть пристально, разглядывать.]! Не напугаешь! И не таких видали! Знаем мы вашу братию – шпана подворотная!

Володя усмехнулся, качая головой.

– А ты не улыбайся, не улыбайся! – не унимался завгар. – Я за тобой давно наблюдаю! Ты у меня на особом счету! Смотри, если хоть одна бумага из милиции на тебя придёт, мигом вышибу с работы!

Товарищ Каблучков был человеком старой закалки. Ему было около пятидесяти лет, но энергии и здоровья у него ещё хватало. Невысокого роста, лысоватый, с едва выступающим брюшком он слыл активистом, любил участвовать на всяких собраниях и выступать на них. Ему нравилось в торжественной обстановке вручать вымпелы[15 - Вымпел – узкий, часто треугольный вертикальный флаг, подобие наградного знамени отличившемуся сотруднику, коллективу или предприятию за трудовые достижения.] отличившимся труженикам или «ставить на вид» нерадивым водителям, выносить им выговора и нарекания. Во всём неукоснительно следовавший предписаниям и инструкциям, он был закостенелый конторщик и бюрократ, только маленького масштаба. Шоферов он постоянно понукал, поскольку был не из их среды и знал, что многие его недолюбливали. На почве общественно-полезной деятельности такой человек, вероятно, проявил бы большой энтузиазм и инициативу.