Записки о Пушкине. Письма

Вы уже слышали о смерти Катерины Ивановны Трубецкой. Не вдруг свыкнешься с мыслью об этой утрате. В Тобольске очень трудно болен Вольф и, кажется, вряд ли может выздороветь. С прошлого ноября между нами не досчитывается восемь человек…

Верный вам И. Пущ…

153. Г. С. Батенькову

11декабря 1854 г., [Ялуторовск].

…Это последнее время навевало сильною тоскою со всех сторон. Мрачные вести из Иркутска без сомнения и до вас давно дошли – я еще не могу с ними настоящим образом примириться.[410 - Весть о кончине Е. И. Трубецкой.]

Маремьянствую несознательно, а иначе сделать не умею. С другой стороны, тут же подбавилось: узнал, что Молчанов отдан под военный суд при Московском ордонансгаузе.[411 - Комендантском управлении.] Перед глазами беспрерывно бедная Неленька! оттасоваться невозможно. Жду не дождусь оттуда известия, как она ладит с этим новым, неожиданным положением. Непостижимо, за что ей досталась такая доля? За что нам пришлось, в семье нашей, толковать о таких грязных делах?

Объясните мне еще теперешнюю политику. Вы все должны знать. За что такое ожесточение, когда мы мечтаем в направлении века – о сближении народов и возможной между ними взаимной помощи? Я как-то привык в этом видеть плоды просвещения и современного развития. Где же эти мечты? Крым плохо разрешает эти думы – и думается тяжело, вдобавок и впереди туманно, разве чем-нибудь разразится неожиданно воля того, который неведомыми путями ведет человечество. Полно о политике. Наши толки тут ни к чему. Подсядьте к моему камину; тогда будем без конца толковать, иначе невозможно.

Камчатка порадовала,[412 - Камчатка порадовала мужественным отражением англо-французского нападения на Петропавловск; в защите родной земли участвовали казаки, мещане, камчадалы и алеуты; слабо вооруженный отряд в 300 человек отразил две высадки и, несмотря на сильную бомбардировку, обратил в бегство десант в 900 человек, сбросив в море 300 из них.] но это такая дробь, что почти незаметно проходят подвиги тамошней воительной силы. Более всего содействовали успеху ошибки врагов. H. H. должен быть доволен, что принял меры, над которыми смеялись в Петербурге, когда он их требовал.

Скоро увидите Казимирского, он в половине декабря собирается на Ангару. От него я имел и письмо H. H. о деле камчатском и донесение Завойки, которое, вероятно, скоро будет в газетах. О маркизе я имел известия через барона Врангеля, тоже лицеиста, который приехал сюда служить в новую Семипалатинскую область. Он у меня погостил несколько дней, и я его благословил на доброе дело, только советовал смотреть на дела людские с некоторою снисходительностью, чтоб не лишить себя возможности быть полезным. Он в Петербурге видался с маркизом, который, кажется, собирается за границу.

Последние известия о Марье Александровне заключаются в том, что она едет в Петербург искать места. Значит, не осуществилась ее фантастическая мысль ухаживать за матерью покойного своего жениха. Я ей это предсказывал, но она ничего не хотела слушать. Добрая женщина, но вся на ходулях. От души желаю ей найти приют. Жаль, что она не умела остаться в институте…

Софья Григорьевна Волконская до февраля остается у брата, за это ей большое спасибо. И там теперь не весело по случаю плачевного дела, которое теперь плачевнее, нежели когда-нибудь.

Убыли много в наших рядах. С прошлого ноября 53 не стало восьмерых. Аминь.

Верный ваш И. П.

154. Н. Г. Долгорукой[413 - Печатается по экземпляру из архива Якушкиных (ЦГИА, ф. 279, оп. I, № 12). К документу приложена записка Е. И. Якушкина: «Воспоминания об Ал. Григ, Муравьевой Ив. Дм. Якушкина и Ив. Ив. Пущина, переданные в 1851 г. в Ялуторовске Петру Вас. Зиновьеву для передачи Н. Г. Муравьевой [ошибка – надо: Долгорукой]. 1871 июня 29 дня переписала по моей просьбе Софья Никит. Бибикова». Оба очерка опубликованы в «Гол. минувшего» (1915, № 6).]

[Ялуторовск], 26 декабря 1854 г,

Иван Дмитриевич [Якушкин] рассказал вам тепло и верно о незабвенной спутнице нашего изгнанья.

Не знаю, удастся ли мне что-нибудь прибавить к сказанному им на этом спешном листке.

Во время оно я встречал Александру Григорьевну в свете, потом видел ее за Байкалом. Тут она явилась мне существом, разрешающим великолепно новую, трудную задачу. В делах любви и дружбы она не знала невозможного: все было ей легко, а видеть ее была истинная отрада.

Вслед за мужем она поехала в Сибирь (в 16 суток прискакала из Москвы в Иркутск). Душа крепкая, любящая поддерживала ее слабые силы. В ней было какое-то поэтически возвышенное настроение, хотя в сношениях она была необыкновенно простодушна и естественна. Это составляло главную ее прелесть. Непринужденная веселость с доброй улыбкой на лице не покидала ее в самые тяжелые минуты первых годов нашего исключительного существования. Она всегда умела успокоить и утешить – придавала бодрость другим. Для мужа была неусыпным ангелом-хранителем и даже нянькою.

С подругами изгнания с первой встречи стала на самую короткую ногу и тотчас разменялись прозвищами. Нарышкину назвали Lischen, Трубецкую – Каташей, Фонвизину – Визинькой, а ее звали Мурашкою. Эти мелочи в сущности ничего не значат, но определяют близость и некоторым образом обрисовывают взаимные непринужденные сношения между ними, где была полная доверенность друг к другу.

Помню тот день, когда Александра Григорьевна через решетку отдала мне стихи Пушкина. Эти стихи она привезла с собой. Теперь они напечатаны. Воспоминание поэта – товарища Лицея, точно озарило заточение, как он сам говорил, и мне отрадно было быть обязанным Александре Григорьевне за эту утешительную минуту. Недолго, однако, мы наслаждались присутствием Александры Григорьевны между нами. Во цвете лет она нас покинула. Много страдала, но все переносила безропотно. Незадолго до болезни, будучи беременна, она ходила на ходулях; может быть, и эта неосторожность ей повредила. Знаю только, что мы тогда очень боялись за нее.

По каким-то семейным преданиям, она боялась пожаров и считала это предвещанием недобрым. Во время продолжительной ее болезни у них загорелась баня. Пожар был потушен, но впечатление осталось. Потом в ее комнате загорелся абажур на свечке, тут она окружающим сказала: «Видно, скоро конец». За несколько дней до кончины она узнала, что Н. Д. Фонвизина родила сына, и с сердечным чувством воскликнула: «Я знаю дом, где теперь радуются, но есть дом, где скоро будут плакать!» Так и сбылось. В одном только покойница ошиблась, плакал не один дом, а все друзья, которые любили и уважали ее.

Не знаю, что сказалось, знаю только, что молвить слово об Александре Григорьевне – для меня истинное наслаждение. Воспоминание по ней светло во всех отношениях.

В 1849 году я был в Петровском; подъезжая к заводу, увидел лампадку, которая мне светила среди туманной ночи. Этот огонек всегда горит в часовне над ее могилой; я помолился на ее могиле. Тут же узнал от Горбачевского, поселившегося на старом нашем пепелище, что, гуляя однажды на кладбищенской горе, он видит человека, молящегося на ее могиле. Подходит и знакомится с генералом Черкасовым. Черкасов говорит ему, что счастлив, что имел возможность преклонить колени перед могилой, где покоится прах женщины, которой он давно в душе поклоняется, слыша о ней столько доброго по всему Забайкалью.

Вот уже с лишком 20 лет, что светится память нашей первомученицы!

Там ей хорошо!

155. Е. И. Якушкину[414 - Публикуется впервые.]

[Ялуторовск], 31 декабря, пятница, 1854 г.

Два слова письменных в дополнение к письму вашего соименника, дорогой фотограф, в ответ на ваши строки от 18 декабря… О кончине Вольфа – вы, верно, это уже знаете от Ж. Адамовны, к которой писали из Тобольска. Он страдал жестоко пять месяцев. Горячка тифозная, а потом вода в груди. Смерть была успокоением, которого он сам желал, зная, что нет выздоровления.

Редеют наши ряды. Как быть. Грустно переживать друзей, но часовой не должен сходить с своего поста, пока нет смены…

28 – го, день рождения Ивана Дмитриевича, мы праздновали, по обычаю, у Александры Васильевны…

Пожмите руку Неленьке – очень рад буду получить от нее весточку, хотя вряд ли ей придется сказать мне что-нибудь утешительное… Помогай ей бог. Маремьяна-старица тут ничего не может для нее сделать…

Нетерпеливо жду возвращения Н. Д.

156. М. И. Муравьеву-Апостолу[415 - Публикуется впервые.]

[Ялуторовск, 22 февраля 1855 г.].

Балаклава взята русскими – три тысячи врагов легло на месте. Завтра будем читать это в газетах…[416 - Написано карандашом – крупно. Слух был неверный, радость преждевременная.]

157. Г. С. Батенькову

22 февраля [1}855 г., Ялуторовск.

…Я уже имел известие о приезде Я. Д. Казимирского в Иркутск. Он 25 генваря явился на Ангару, и все наши обняли его радушно. Даже Иван Дмитриевич, надев доху, выплыл из дому, где сидел почти всю зиму безвыходно. – Черемша свое дело сделала – дай бог, чтоб раны совсем закрылись. – Чех должен теперь быть с отцом, не понимаю, какая цель была командировать его к инородцам.

15-го почта привезла мне еще ваше письмо от 7 февраля. Начинаю с первого параграфа, где вы касаетесь старости и рассуждаете о другом. При этом случае должен вам сказать, что не замечаю в себе ни малейшего охлаждения. Напротив, Сашенька говорит, что вы и я совершенные юноши среди древности, рассыпанной обстоятельствами по Сибири. Кстати, об ней… Помогай ей бог! она теперь как в лес поехала. Направил ее во все места, где, надеюсь, ей будет тепло. – Обещали написать Мешалкиной, когда увидит Неленьку, за которую душа болит. – Ровно ничего не знаю, что там делается. Заколдованное, плачевное дело! Корреспондент мой Евгений, брат Чеха, давно что-то молчит…

Сейчас пробежал телеграфическое известие из Ирбита, что Балаклава взята нашими и что 3 т. врагов легло на месте. Ура! будем ждать 18 № «Московских ведомостей». Говорят, это там подробно рассказано. – Минеев, впрочем, должен быть у нас прежде этого листка. Я сказал, потому что меня эта новость расшевелила, и потом уже придумал, что вы ее сами услышите.

Верный ваш И. П.

158. И. Д. Якушкину[417 - Публикуется впервые.]

7 марта 1855 г., [Ялуторовск].

…Теперь такое новое событие, которое поглощает все мелочи вседневной нашей жизни, которую вы живо можете представить. Разумеется, очень естественно человеку, рожденному на свет, умереть, как царю, так и подданному, но умереть в такую минуту тому, который затеял всю кутерьму, – это не совсем обыкновенно.[418 - В бумагах Пущина сохранилось письмо к нему какого-то родственника (без подписи, без даты); отрывки из него характеризуют настроения и ожидания прогрессивных общественных кругов в связи со смертью Николая I. Послано из Петербурга. Имеет пометку Пущина: «пол[учено] 15 марта». «Сегодня вынос тела покойного и «Зимнего дворца в Петропавловскую крепость… Я решился… побеседовать с С. П. и вами откровенно и нараспашку, пользуясь случаем, который должен доставить вам это письмо помимо строгих глаз неусыпного аргуса – вашего демона… Забыл ли он вас, умирая!.. Толпа, везде толпа – суетная, бессмысленная. Досадно на нее смотреть… Грустно подумать, что время уничтожает следы всего былого, что никто не вспомнил об изгнанниках, озаривших самое начало царствования его таким ярким блеском!.. Смерть Николая I последовала совершенно неожиданно…» (ЦГИА, ф. 279, оп. I, № 92, л. 274 и сл.).] Одним словом, этим многое может разрешиться. Новому правителю легче действовать и поправлять ошибки не свои. С другой стороны, и наши враги, может быть, поймут, что не к чему елозить и мучиться. Не будет подозрений на захват несчастного Константинополя, который они мирным образом заняли.

Теперь вы знаете то же, что и мы знаем из газет и от перелетных посетителей дома Бронникова; но, верно, не знаете, что из всего этого будет и какой тропой пойдет Александр.

За одно не спасибо ему, что он предал гласности последние слова отца,[419 - В приказе по войскам от 19 февраля 1855 г. Александр II сообщал о «последних словах» Николая I; «Благодарю славную верную Гвардию, спасшую Россию в 1825 году, равно храбрые и верные Армию и Флот» («Рус. инвалид», № 39 от 20 февраля). Эти «последние слова» повторены в приказе по гвардейским и гренадерским полкам (там же, № 40 от 22 февраля).] вспомнившего нас и при гробе. Кажется, сыну следовало бы оставить при себе такое чувство умирающего отца. Мне на его месте совестно бы было поставить весь мир свидетелем такой беседы. Возьмите приказ по войскам, хотя вы не читаете газет. Увидим, что будет.

Вы можете себе представить, что мы здесь толкуем про все, что может быть и не быть. Обширное поле для предположений и споров. Мы им пользуемся вполне…

Гончарова не видать и, без сомнения, уже не будет. Жаль, мне хотелось на него взглянуть…[420 - И. А. Гончаров возвращался в Петербург через Сибирь из путешествия на фрегате «Паллада».]

Я ничего не загадываю, но и не удивлюсь, если скажут: отправляйтесь куда знаете. 30 лет без нескольких месяцев – такая хронология не часто бывает…