Записки о Пушкине. Письма

170. Н. И. Пущину

[Ялуторовск], 7 февраля 1856 г.

Вот твой знакомец Александр Егорович Врангель. Этот раз он непременно будет у тебя, любезный друг Николай.

Корсаков провел у меня вечер 31 генваря; с ним – твое письмо от 11 генваря, со старым от 8 августа с «Вопросами жизни» и с облатками. «Вопросы» читаю с истинным удовольствием, но еще не кончил, потому что Евгений взял и говорит, что я могу после него прочесть. Когда возвратит, передам тебе мое впечатление. Будь спокоен и успокой Пирогова – рукопись его не будет в чужих руках…[443 - В одном из предыдущих писем к брату, от 26 января, Пущин заявляет, что не решается писать ему почтой о своих переживаниях в связи с переговорами о мире после Крымской войны; «Как ни желаю замирения, но как-то не укладывается в голове и сердце, что будут кроить нашу землю… К несчастью, нас и не спрашивают».]

Отовсюду говорят, будто бы намерены нас пустить за Урал.

Нарышкин меня в этом уверяет. – Как тебе нравится это соображение – оно вроде многих теперешних.

Менделеев уже в Симферополе на службе.[444 - Великий русский ученый Д. И. Менделеев был тогда сильно болен. По совету Н. И. Пирогова перевелся на службу в Крым.]

Спасибо за облатки: я ими поделился с Бобрищевым-Пушкиным и Евгением.[445 - Облатки – для заклейки конвертов вместо сургучной печати.] Следовало бы, по старой памяти, послать долю и Наталье Дмитриевне, но она теперь сама в облаточном мире живет. Как бы хотелось ее обнять. Хоть бы Бобрищева-Пушкина ты выхлопотал туда. Еще причина, почему ты должен быть сенатором. Поговаривают, что есть охотник купить дом Бронникова. Значит, мне нужно будет стаскиваться с мели, на которой сижу 12 лет. Кажется, все это логически.

Неизменный твой И. П.

Михеевна в слепоте просит усердно тебе кланяться.

171. Н. Д. Фонвизиной[446 - Публикуется впервые.]

[Ялуторовск], 13 февраля [1856 г. ][447 - В письме к брату Николаю от 12 февраля Пущин просит его помочь в одном деле – похлопотать за М. К. Кюхельбекера; делится радостным известием о разрешении Н. С. и П. С. Бобрищевым-Пушкиным выехать в Россию.]

31 генваря был у меня Корсаков, он уделил нам восемь часов – это уже много, при их скачке. Видел моих родных, привез от них письма. В Нижнем не узнал Аннушку, которая его встретила, когда он вошел к директрисе… И от нее был с ним листок. М. А. просит, чтоб я Аннушку называл Ниной, в воспоминание ее дочери…

Корсаков меня успокоил насчет плачевного дела. Говорит, что есть несомненная надежда на окончание сколько-нибудь сносное. Все это несколько умирит бедную Неленьку с роковой ее судьбой. Страшная драма разыгрывается с этим существом. Может быть, это так суждено, чтоб ее оценили. Жду, чтоб ты ее увидела. Верно, полюбишь.

3 февраля, в день Аннушкиных именин… Беспрестанно отрывали меня в этот день поздравительные посещения…

6 и 7-го числа опять гость – молодой Врангель, лицеист, служащий в Семипалатинске. Опять толкотня в доме Бронникова… Еще моряк князь Оболенский с Амура… С ним беседа любопытна.

7-го, когда я сидел с Ваней за ужином, бросился на меня Миша Волконской. Курьером скачет к H. H. Тут много перебежало и в голове и сердце в продолжение получаса, что он у меня пробыл…

8-го приехал погостить Казимирский с Сашурой миниатюрной. Они и теперь у меня, останутся до масленицы. Он необыкновенно добрый человек, особенно к твоему холодному другу. Не смею опять спросить, за что?…

…Письмо из Тобольска. Вскрываю и бросаюсь на шею Казимирскому. Он просто чуть не упал. «Что такое?» – Бобрищев-Пушкин освобожден!!!..Понимаешь ли ты, как я обниму нашего гомеопата в доме Бронникова?…

И. Д. Якушкин все хворает. Пишет мне несколько слов в письме Вячеслава.

Учи меня, добрый друг, авось будет прок в юноше, жаждущем науки…

…Позволь тебя обнять, не говоря как…

172. Н. Д. Фонвизиной[448 - Публикуется впервые. Письмо в 36 страниц.]

[Ялуторовск, февраль – март 1856 г]

…24 – го я отправил барону твои деньги; разумеется, не сказал, от кого, только сказал, что и не от меня… От души спасибо тебе, друг, что послала по возможности нашему старику. В утешение тебе скажу, что мне удалось чрез одного здешнего доброго человека добыть барону ежемесячно по 20 целковых. Каждое 1-ое число (начиналось с генваря) получаю из откупа эту сумму и отправляю, куда следует. Значит, барон покамест несколько обеспечен…

…Прихворнул, тотчас принял меры. Пустил из левой руки кровь и другими освежающими средствами успокоил волнение. Теперь полегче…

…Ужели ты в самом деле думаешь, что я кого-нибудь виню или осуждаю? Именно ни тени ничего этого во мне нет. Я осужден в первом разряде и считаю своим уделом нести это осуждение. Тут действует то же чувство, которое заставляло меня походом[449 - На военной службе – до 1825 г.] сидеть на лошади и вести ее в поводу, когда спешивала вся батарея, – чуть ли не я один это делал и нисколько не винил других офицеров, которым не хотелось в жар, по глубокому песку проходить по нескольку верст. То же самое на мельнице,[450 - В тюрьмах.] я молол постоянно свои 20 фунтов, другие нанимали. Разве я осуждал кого-нибудь? В походе за Байкалом[451 - При переходе из Читы в Петровское.] я ни разу не присел на повозку. Меня же называли педантом. Вот мое самолюбие! Суди – как знаешь. Может быть, это мука, в которой я не даю себе отчета, знаю только, что мне с ней ловко и ни малейшей занозы против кого бы то ни было.

Теперь я по воле твоей разрешил брату располагать мною в твое соседство. Это я сделал легко и даже с наслаждением.[452 - М. И. Пущин подал царю просьбу о разрешенииИ. И. Пущину выехать в Россию. Сделал это по совету П. А. Вяземского, который сам и набросал проспект просьбы. Но царь велел включить И. И. Пущина в общий список амнистируемых во время коронации.] Увидим, что из этого будет. Я знаю только, что я тебя увижу непременно! Но знаю также, что вряд ли это будет для меня исключением. Спроси брата Николая, почему я думаю, что меня прежде других не пустят. До перемены царства по крайней мере так было. Впрочем, теперь тут вмешалось другое – может быть, и будет успех…

Сегодня прощеный день – бедовый человек издали просит, чтоб ты простила его и позволила любить тебя так, чтоб это не было для тебя невыносимой бедой… Одна любовь залечивает раны…

Долго я смотрел на Девичий монастырь[453 - Письмо Н. Д. – на листке с видом Девичьего монастыря в Москве.] – и мне знакомо это место, – я часто там бывал, живя близко у Колошиных…

Дело плачевное, должно быть, окончено. Последнее известие, что конфирмация отложена до приезда H. H., а он уже с 10 февраля в Петербурге.

Ал. Ив. Давыдова послала просьбу о возвращении на родину. Юшневская писала мне из Нижнего, а из Киева еще нет весточки…

Аннушке в сентябре минет 14-ть… Она почти с меня ростом; нельзя сказать, чтоб была так хороша, как я, но открытая, приятная, веселая рожица. Ловка и ласкова…

Горе тому и той, кто живет без заботы сердечной, – это просто прозябание!

2 марта. Все ждали нашего Кита, но его до сих пор нет… Подождем… все преодолевается терпением. – Это добродетель русских…[454 - Ждать надо было давно обещанного разрешения на выезд Н. С. и П. С. Бобрищевых-Пушкиных из Сибири.]

…Поцелуй крепко Таню,[455 - Таня – Н. Д. Фонвизина.] мне кажется, что она сердита.

173. П. Н. Свистунову

12 марта [1856 г., Ялуторовск].

Вы уже знаете, добрый друг Петр Николаевич, из письма Павла Сергеевича, посланного с Рудаковым, что поезд двинулся от меня 6 марта. При выезде была маленькая тревога, но дело обошлось мирно. К счастью, тут случился Тизенгаузен – и его сопровождение на две станций убедило нас, что везут на восток, а не на запад. А то уже было заявление ко мне, как хозяину дома и члену верховной думы Тайного республиканского общества, что поправится [справится?] с двумя казаками. Я, разумеется, поднял голос и объявил, что вместо двух явится сотня татар, следовательно, бой не равен! Это несколько тоже подействовало.[456 - Нас – психически больного Н. С. Бобрищева-Пушкина, который думал, что его везут под конвоем двух казаков в крепость. О том же – в неизданном письме к Фонвизиной от 6 марта.] Прочие дни он был и мил и любезен с нашими дамами на обедах и вечерах. Разумеется, принимал их за девиц и не допускал, что Ольга Ивановна – жена Басаргина, а просто актриса Медведева. Александра Васильевна была очень довольна воззрением на дамский пол, как выражался некогда mon bon ami[457 - Мой добрый друг (франц.).] Тютчев. Просто смех и горе! Но душа болит за нашего друга Павла. С ним я просиживал ночи, на прощание наговорились. Брат проводил ночи во флигеле, иначе не было бы возможности молвить слова.

Вот вам листок, полученный мною сейчас из Екатеринбурга. Едут хорошо; дай только бог, чтобы было спокойно и благополучно.

Недавно было письмо от Казимирского – он просит меня благодарить вас за радушный и дружеский прием. Подозревает даже, что я натолковал вам о его гастрономических направлениях. Ваш гомерической обед родил в нем это подозрение. Вообще он не умеет быть вам довольно признательным. Говорит: «Теперь я между Свистуновым и Анненковым совершенно чувствую себя не чужим».

Зиночка объявлена невестой Свербеева. Жених из Петербурга будет у меня около 17 марта. Союз по склонности и, кажется, счастливее других сестер.

Ребиндер назначается в Киев попечителем. Сашенька ожидает скоро сына или дочь. Летом поедет в Иркутск за Николенькой, а может быть, и Ребиндер сам за нее совершит это путешествие.

Вот вам покамест все. Обнимаю вас. Пожмите руку Татьяне Александровне. Новое ваше поколение приласкайте за меня.

Верный ваш П.

Все наши вас приветствуют.

174. Н. Д. Фонвизиной[458 - Публикуется впервые.]

[Ялуторовск], 19–26 марта [1856 г.].

Сегодня почта привезла мне, друг мой, конверт с незнакомой надписью – я угадал инстинктивно, что это от тебя…

20 марта