Тишина на пороге

Глава 1

Состояние: стабильное. Цикл сна-бодрствования не нарушен. Уровень кортизола в пределах прогноза. Субъект следует Протоколу №4 («Рутинное выживание») с отклонением не более 3%.

07:00: Пробуждение после рекуррентного сновидения «Семья». Отмечена стандартная физиологическая реакция – потоотделение, тахикардия, активация слёзных желез. Эмоциональный отклик: горе, вина. Интенсивность – 8 из 10. Параметр в норме.

Наблюдение:Субъект продолжает выполнять программу. Адаптация к условиям эксперимента оценивается как успешная. Однако фиксация на условиях превышает расчётные показатели. Возможно формирование обсессивно-компульсивных тенденций. Риск развития непредсказуемого поведения: низкий, но требует мониторинга.

Они были там. Все еще были.Сон был всегда один и тот же. Идеальный и проклятый. – Андрей, иди сюда! – звенел за кадром голос Кати. Тишина в ответ. Та самая, на которую никто не отзывается. – Гриша, разбуди папу, – наклонилась к сыну мать, и её шепот был таким реальным, что его можно было осязать. – Хорошо, мамочка, – бормотал Гриша и на цыпочках пробирался в спальню. В комнате, где спал отец, царил густой, осязаемый мрак. Гриша осторожно будил его, дергая за край одеяла. Андрей ворчал, отмахивался, а потом сдавался под натиском детского смеха и запаха завтрака из кухни.

«Опять…» – прошептал он в пустоту. Их не было три года.Андрей дернулся и открыл глаза. Не мрак, а предрассветные сумерки. Не смех, а далекий, тоскливый крик вороны. Не запах еды, а затхлый воздух заброшенного дома. Он лежал в холодном поту, и слезы текли по вискам сами по себе.

Он спустил ноги с кровати, и скрип пружин прозвучал невыносимо громко в утренней тишине. Не просто в тишине – в той глухой, совершенной тишине, что воцарилась после События и с тех пор ни разу не была нарушена ничем, что не вписывалось в его одинокий ритм. Ритуал начинался. С чего начинается день, когда вирус за сутки стер с лица земли 99% всего живого? Не с чая и не с планов. С проверки ловушек. Выживание – это не подвиг. Это рутина.

Рутина заключалась в простом уравнении: чтобы жить, нужно есть. А добыть еду можно было лишь двумя способами: найти консервы в мертвом городе или поймать то немногое, что еще бегало, ползало и летало по земле. Природа, будто пытаясь залатать кровавую рану, бросила в опустевшие экологические ниши всех, кто был достаточно мал, плодовит и живуч. Крысы, вороны, голуби, одичавшие собаки и кошки – новые хозяева мира. Крупные хищники, скот и почти все люди исчезли. За три года Андрей не встретил ни одного живого человека. Ни крика вдали, ни следа на песке, ни дымка костра на горизонте. Только ветер, воющий в разбитых окнах, напоминал, что когда-то здесь была цивилизация. Иногда ему казалось, что даже ветер звучал по часам, будто его включали и выключали. Он остался в одиночестве, застряв на дне этой новой, вывернутой наизнанку пищевой цепи.

Именно эту цепь Андрей и проверял каждое утро.

Пока вода для чая медленно нагревалась на газовой горелке, он совершал свой утренний обход. Проверить укрепления на воротах – не ослабли ли за ночь веревки и колокольчики. Осмотреть с чердака окрестности через подзорную трубу – нет ли свежих следов на размокшей земле, не крадется ли к забору одичавшая свора. Потом – инвентарь. Топор, лом, монтировка. Каждому инструменту свое место, каждая царапина на их поверхности была ему знакома. Эта методичность была щитом против хаоса, ежедневным доказательством того, что он еще хоть как-то управляет своей жизнью. Хотя всё чаще его посещала мысль: а управляет ли он? Или просто выполняет программу, зашитую в него страхом и инстинктом, как заводная игрушка?

Двор встретил его колючим ноябрьским воздухом. Из двенадцати ловушек, расставленных по периметру, сработали две. В примитивной западне из коробки и палки бился испуганный голубь. Андрей приподнял конструкцию – птица выпорхнула, унося с собой кусочек его несостоявшейся совести. В проволочной ловушке лежала мертвая крыса. Он, морщась, швырнул тушку под забор. Есть это он еще не мог. Пока не мог.

После проверки ловушек следовал другой ритуал – осмотр и наживка. Старые консервные банки с остатками крупы или тушенки, которые он использовал в качестве приманки, нужно было проверить на влажность, заменить отсыревшую наживку. Потом – проверить фруктовые деревья в саду, собрать последние подмерзшие яблоки, которые еще можно было добавить в скудную кашу. Каждое действие было выверено, отточено временем и необходимостью.

Вернувшись в дом, он краем глаза зацепился за фотографию на неработающем холодильнике. Катя и Гриша, застывшие в вечном смехе. Он резко отвел взгляд, будто обжегся. Не сейчас. Сегодня нельзя.

Завтрак – холодные консервы, чай. Топливо, а не еда.

Инстинкт привел Андрея к этому дому спустя несколько дней после начала катастрофы, когда город окончательно превратился в братскую могилу под открытым небом. Он бежал из адского сплава воя автомобильных сигнализаций, вони разложения и давящей тишины, в которой его собственные шаги звучали как кощунство.

Его машина, нагруженная первыми трофеями отчаяния – мешками круп, консервами и пачками лекарств, – медленно ползла по проселочным дорогам. Он искал не просто укрытие. Он искал крепость.

Деревня, затерявшаяся в полях, показалась на горизонте. Когда-то здесь жило не больше трехсот человек, и теперь это сыграло ему на руку – тишина здесь была естественной, природной, а не зловещей. Три улицы, несколько десятков домов, застывших в немом вопросе. К тому моменту в Андрее уже начала пробиваться первая, хрупкая поросль здравомыслия – понимание, что выживание требует системы, правил, тщательного выбора.

Он объезжал улицы с методичностью тактика, выбирая позицию. Дом должен был быть с забором. Не декоративным штакетником, а высоким, капитальным, способным укрыть от чужих глаз и стать рубежом обороны. Обязательно двухэтажный – чтобы с высоты можно было разглядеть приближающуюся угрозу, будь то стая одичавших псов или… Он тогда еще допускал такую возможность… Другие выжившие.

И он нашел его. На отшибе, где улица переходила в поле, стоял двухэтажный кирпичный дом, похожий на крепкого, приземистого богатыря. Высокий каменный забор с крепкими воротами. Крутая, целая шиферная крыша, сулившая сухость и безопасность. И главное – с чердака, как с дозорной вышки, открывался вид на всю деревню и подступы к ней.

Следующие несколько часов стали для Андрея первым осознанным актом возвращения к жизни. Он не врывался внутрь. Сперва он обошел периметр, проверяя каждое окно, каждую щель. Потом, с монтировкой наготове и затаив дыхание, вошел. Воздух внутри был тяжелым и неподвижным, пахнул пылью и старой древесиной. На кухонном столе стояли тарелки с засохшими, почерневшими остатками еды. На спинке стула висел детский школьный рюкзак.

Это не было мародерством. Это была экстренная операция по спасению самого себя. Он вынес и похоронил в огороде фотографии и личные вещи прежних хозяев, оставив лишь практичные вещи: одежду, инструменты, одеяла. Расчистил пространство, чтобы память о чужой трагедии не мешала ему бороться за собственное выживание.

И когда он впервые заперся изнутри в этом тихом, пустом доме, придвинув к двери массивный буфет, он почувствовал не радость, а хрупкое, холодное спокойствие. Это была не победа. Это была передышка. Он нашел не дом, а траншею в новой реальности, и теперь ему предстояло отбивать ее каждый день своей оставшейся жизнью.

Зима была уже на пороге, дышала в спину ледяным дыханием. Сегодняшний день вылазки висел над ним дамокловым мечом. Нужно было ехать. Искать еду, лекарства, надежду. Последнее – в первую очередь.

Тишина в доме давила на уши. Чтобы разорвать её гнетущую пелену, он начал говорить вслух – привычка, без которой уже нельзя было обойтись.

– Систематизируем, – его голос прозвучал неестественно громко. – Аптечка. Оружие. Бензин… Базовый набор выживальщика.

Спустя час всё было уложено в кузов «Пикапа» – УАЗа, который он нашел в гараже и который стал его единственным другом. Проходимость, надежность и много места для хлама, теперь именуемого «сокровищами цивилизации».

Перед самым выездом память, вопреки всем запретам, отмотала пленку назад. Не в идеальный сон, а к его началу. К тому дню.

– Сейчас, пап, – поднялся Гриша с дивана и побежал в свою комнату.– Дорогой, новости слышал? Опять какой-то вирус придумали, – кричала Катя из гостиной. – Им лишь бы повод найти! – Хватит этой фигни! – отозвался Андрей. – Мы через полчаса выезжаем, а ты ещё в халате! Гриша, одевайся, помоги подарки сложить!

Он очень любил дни рождения своего двоюродного брата – они всегда были неразлучными друзьями.

– Ну па-а-ап! – заныл Гриша, но в уголках его губ пряталась улыбка.Вскоре Гриша, уже одетый, выскочил на улицу, чтобы помочь отцу. – Пап, а мы надолго едем? – спросил он, подхватывая коробку с подарками. – Как всегда, на выходные. А если хочешь, можем оставить тебя там на месяц. Будешь в тазике купаться, – рассмеялся отец.

Она взяла телефон. – Алло? Меня слышно? Да что ж такое! И тут не работает…Спустя полчаса семья была в сборе и сидела в машине. – Кать, позвони Люде, предупреди, что будем у них через полтора часа. – Я уже пыталась, но связь не ловит. Дай попробую с твоего.

– Ладно уж, давай лучше на радио остановимся, – сказал Андрей, отвлекаясь на поиск волны.Тем временем Андрей уже выехал на трассу и взял курс на деревня Большая Даниловка. – Опять свою музыку хочешь включить? – пробормотала Катя, когда они проехали уже около часа.

– Андрей! – взвизгнула Катя.Машина, будто бы подчиняясь его невнимательности, плавно вышла на встречную полосу.

– Ну что ж… Вперед, – сказал он пустому пассажирскому сиденью и тронулся в путь, навстречу мёртвому городу и призракам своего прошлого.Андрей глубоко вздохнул, сидя в машине. Пахло пылью и бензином.

Глава 2

Путь до города занял два часа. Два часа тряски по разбитой и заваленной дороге. Андрей иногда расчищал завалы – убирал поваленные деревья и крупный мусор, – но не сегодня. Сегодня была другая задача.

– В этот раз вышло дольше, – бросил он взгляд на часы.

– Постапокалипсис? Нет, никакого откровения не было, один лишь хаос… Может, поствируслисие? Но я ведь даже не уверен, что это был вирус… Ладно, потом придумаю. Не сейчас!На въезде торчала покореженная табличка с едва читаемым «Новоград». Он снес ее в первые дни того кошмара, который до сих пор не мог назвать. В деревенской тишине рождались десятки определений.

Въехав в город, Андрей уже знал маршрут. Раньше сверялся по найденной карте, но теперь каждый поворот был отпечатан в памяти. Он всегда двигался к одному и тому же гигантскому гипермаркету. Забивал кузов под завязку и возвращался. Делать несколько ходок – лишь топливо жечь.

– Так… Прямо… Теперь направо… Налево…

СТО-О-ОП!

Шины взвыли, вгрызаясь в асфальт. Ремень безопасности впился в плечо, не дав Андрею улететь в лобовое стекло.

– Черт! Что это?! – выдохнул он, отстегивая пряжку. – Откуда здесь машина? Ее раньше не было!

Внутри все похолодело. Сердце заколотилось, как в тот самый первый день. Эта машина не стояла здесь три месяца назад. Она появилась. А просто так ничего не появляется.

– Так-так-так… – забормотал он, чувствуя, как тревога борется со странной, запретной надеждой. – Значит… я не один?

Он не мог понять, чего больше – страха или радости. С одной стороны, другое живое лицо, голос… С другой – его ли это спасение? Или его разум начал подводить, стирая детали? Он бывал здесь нечасто. Раз в три месяца. Вполне мог и забыть…

– Возьми себя в руки! Быстро! Нас не должны увидеть, – прошипел он, глядя в пустое пассажирское кресло.

Ирония была горькой. Все эти месяцы он надеялся встретить другого человека. Но сейчас, когда появился первый признак, возможно, не одному ему удалось выжить, им овладел первобытный ужас. Надежда умерла, уступив место инстинкту.

– Нужно просто сделать дело. Продукты, бензин, лекарства. Выбора нет, – монотонно твердил он, пытаясь заглушить внутреннюю бурю.

Не выходя из машины и не осматривая чужой автомобиль, Андрей резко дернул рычаг коробки передач. Пикап, взревев двигателем, развернулся на узкой улице и рванул в сторону по запасному маршруту.

Оставшиеся десять минут пути прошли в гнетущей тишине. Ни бормотания, ни музыки – только натянутые нервы и гул колес по разбитому асфальту. Лишь у гипермаркета дыхание немного выровнялось, уступив место трезвому анализу.

– Надо было осмотреть ту машину… Что, если это была засада? – он сомневался, будто раскачивая внутренние весы. На одной чаше – осторожность, на другой – отчаянное любопытство. – Я точно ее не видел раньше?

– Ладно. Сейчас главное – другое. Пошли! – скомандовал он невидимому напарнику, натягивая противогаз.

Средство защиты износилось: резина потрескалась, стекло помутнело. Но оно давало не физическую безопасность, а иллюзию барьера между ним и враждебным миром.

У служебной двери гипермаркета его рука дрожала, вставляя ключ в замок. Эту предосторожность он ввел после прошлого визита, когда внутри бродила стая одичавших собак. С тех пор все входы, кроме этого, были наглухо заколочены.

Войдя внутрь, он замер, прислушиваясь. Тишина. Такая же мертвая, как и скелеты, устилающие пол. Они погибли здесь мгновенно, в день катастрофы, – иначе не объяснить такое скопление тел в торговом зале.

Память услужливо подкинула образ чужой машины на дороге. В ответ Андрей повернул ключ, щелкнув замком изнутри. Теперь он был заперт здесь вместе с мертвыми. Аккуратно ступая между костями, он направился вглубь, к магазину аптеки.

Глава 3

Начиная свой путь по досконально изученному гипермаркету, Андрей на мгновение застыл в дверном проеме аптеки. Воздух здесь был особенным – густой, спертый, с горьковатым запахом пыли, перевязочных материалов и чего-то еще, сладковато-тленного, что он давно перестал замечать. Внутри всё ещё сидело напряжение, сжавшееся в комок в районе солнечного сплетения. Оно, похоже, не собиралось его отпускать.

«Ритуал. Всё должно быть по ритуалу», – пронеслось в голове. Он достал из кармана замусоленный блокнот и карандаш.

– В следующий раз нужно записывать, что необходимо, – по привычке проговорил он вслух, и эхо раскидало его слова по мёртвому залу. На развороте мелькали старые пометки: «Гриша – гематоген», «Катя – антигистамины». Он резко перелистнул страницу.

«Так… я видел возможного человека… – внутренний голос был куда тише и тревожнее. – Нужно перестать оставлять здесь всё и брать по очереди. Взять всё самое необходимое… Нужно быть готовым к худшему».

«Не зря я смотрел фильмы про зомби», – мелькнула в голове ироничная мысль, и он направился к прилавку с антибиотиками, аккуратно переступая через рассыпанные когда-то пачки анальгина, вмороженные в липкий пол.

Наклонившись к полу, он принялся изучать препараты. Названия многих ничего ему не говорили. Он вскрыл блистер и растер таблетку между пальцами: порошок не должен был рассыпаться. Это был примитивный тест на сохранность. Пришлось вчитываться в инструкции, сдувая с них вековую пыль. Некоторые листки были испещрены кривыми детскими рисунками – чьё-то последнее воспоминание о нормальной жизни.

«Ага, это сироп от кашля. Не нужен». – Поставив ее на тумбу. Стекло звякнуло о металлический каркас тумбы, и этот звук показался ему неприлично громким в царящей тишине.

Покопавшись, он отложил четыре пачки антибиотиков широкого спектра, механически проверив сроки годности. Казалось, его руки действовали сами по себе, пока мозг был занят другим. Он всегда брал с запасом. Одна пачка для него, три – для невидимого будущего, которое, он уже почти не верил, что настанет.

– Думаю, этого хватит.

Поднимаясь, он неловко облокотился на тумбочку. Та, стоявшая на кривой ножке, с грохотом рухнула на пол, увлекая его за собой. Стеклянная колба сиропа разбилась, и острая боль обожгла ладонь.

– Вот чёрт! На ровном месте! – вырвалось у него, больше от злости, чем от боли. – Сегодня мне определённо не везёт.

Он поднялся, отряхнулся и, ширясь, вернулся к полкам за антисептиком и бинтом. Процесс обработки раны был доведен до автоматизма: три вдоха-выдоха, чтобы унять дрожь, щипок хлоргексидина, тугая повязка.

«Как хорошо, что я всё-таки в аптеке», – с горькой иронией подумал он, затягивая узел. Хорошо, что не пришлось тратить бинты из своей, полевой аптечки. Их берегли для настоящих катастроф.

Раздражённый, он начал ногой сгребать осколки в сторону, чтобы не наступить в следующий раз. Его ботинок зацепил мокрую от сиропа этикетку. Та отклеилась, и под ней открылась вторая, идентичная, будто кто-то переклеил её, не глядя.

С недовольным ворчанием Андрей поддел край этикетки носком ботинка и перевернул её.

«Дата изготовления 04.2026»

– Видимо, ошиблись, вот и переклеили, – пробормотал Андрей, наступив на этикетку и двигаясь дальше, как будто мог растоптать назойливую мысль. Он резко достал из кармана тканевую сумку, скомкал в неё лекарства и быстрым шагом направился к выходу, больше не оглядываясь. Спину ему прожигал холодок, не имевший ничего общего с температурой в помещении. Это был страх – древний, первобытный, который он не позволял себе чувствовать годами.Он непроизвольно протёр глаза, будто перед ним была галлюцинация. Дата была той же. Та же ошибка, замороженная во времени.

Выйдя из аптеки, Андрей на мгновение замер в просторном зале гипермаркета, давая глазам привыкнуть к полумраку. Воздух здесь был другим – пахло остывшим металлом, пылью и тлением, которое шло уже не от лекарств, а от самого здания. Где-то вдалеке с глухим стуком падала капля воды, отсчитывая секунды до зимы. Оставив сумку с лекарствами у входа в аптеку, он, сжав монтировку в неповрежденной руке, уверенным шагом направился вглубь зала.

Отдел инструментов, как он помнил, находился в дальней части гипермаркета, куда можно было спуститься только через подвальное помещение, всегда погруженное в абсолютную, слепящую тьму.

– Так… Как всегда… – начал он приговаривать, заглушая внутреннюю тревогу. – Фонарик с собой… крысы где-то рядом… Ничего нового. Пойдем.Подойдя к черному зеву спуска, Андрей замер, пытаясь унять учащенное сердцебиение.

– Нам нужны новые проволоки, кусачки… – мысли путались, стресс вытеснял из памяти четкий список. Он спустился вниз, чувствуя, как влажный, спертый воздух обволакивает его лицо.Слова, звучавшие неуверенно, затерялись в гробовой тишине. Он достал фонарик, щелчок выключателя прозвучал оглушительно. Узкий луч вонзился в черноту, выхватывая из мрака запыленные поручни и груды хлама.

Пробираясь лучом фонарика по знакомому лабиринту, он каждый раз заставлял себя идти вперед, преодолевая животный ужас перед этой поглощающей темнотой. Проплыли мимо застывших, как призраки, диванов, укрытых толстым слоем пыли, мимо полок с банками краски, которая давно превратилась в камень. Наконец, он достиг нужного отдела. Луч скользнул по стеллажам, уставленным коробками и ящиками. Он потянулся к полке с кусачками.

И в этот миг, в кромешной тишине, позади него раздался звук.

Негромкий, но оттого еще более чудовищный. Сухой, короткий щелчок, будто что-то маленькое и хрупкое упало на кафель.

Адреналин ударил в виски с такой силой, что тело среагировало раньше сознания. Андрей резко отпрянул от стеллажа, спиной налетев на соседнюю конструкцию. Та, неустойчивая, с грохотом пошла под уклон. На него обрушился шквал металла – гаечные ключи, сверла, пассатижи. Что-то твердое и острое с силой ударило в стекло противогаза, и он услышал противный хруст плексигласа. Обзорная линза превратилась в паутину трещин.

Инстинкт выживания заглушил панику. Он рывком поднялся, сорвал с лица бесполезную маску, выключил фонарик и, прижавшись к холодному металлу стеллажа, замер, вглядываясь в темноту. В руке он сжимал монтировку, готовый нанести удар. Самое страшное – представить, что в этой темноте снова бродят те стаи…

Крадучись, ощупывая путь перед собой, он двинулся на звук. Подойдя вплотную, он резко выскочил из-за укрытия, включил фонарик и вонзил луч в эпицентр тишины.

На полу, среди обломков гипсокартона, копошилось несколько крыс. Засветленные внезапным светом, они с писком разбежались, их серые шкурки мелькнули и исчезли в щелях.

– Батарейки… возьму в следующий раз, – решил он, уже поворачиваясь к выходу.Андрей выдохнул, и все напряжение последних минут вырвалось наружу вместе с воздухом. Рука, сжимавшая монтировку, безвольно опустилась. – Кажется, на сегодня с меня хватит, – прошептал он, чувствуя, как дрожь отступает, сменяясь леденящей усталостью.

– Пять вечера. Скоро стемнеет, – констатировал он вслух и, не теряя больше ни секунды, быстрым шагом, переступая через давно обглоданные кости, направился напрямую к продуктовому отделу.Поднявшись из подвала, он посмотрел на часы.

Здесь он действовал на автомате. Заранее приготовленная у входа тележка, быстрый бег по знакомым рядам. Консервы, крупы, соль. Руки сами складывали в тележку привычный набор. Он даже не мог остановиться у полок с семенами, мысленно возвращаясь к своей теплице. Этой весной он потратил несколько недель на ее постройку, руководствуясь лишь смутными догадками и упрямством. Перетаскал землю, пытался защитить ее от крыс. В этом была крошечная, иррациональная надежда – не просто выживать, а что-то выращивать. Продолжать жизнь, а не просто отсрочивать смерть.

Выйдя с тележкой из продуктового отдела, Андрей, ловко объезжая разбросанные кости, подкатил к своей сумке с лекарствами. Одним быстрым движением он подхватил её и бросил в тележку, уже собираясь двигаться дальше. Но сделав несколько шагов, он замер, будто споткнувшись о собственную мысль.

– Этикетка… – тихо произнес он. – Надо взять её с собой.

Решение пришло внезапно, но стало навязчивым. Он резко развернулся и почти бегом бросился обратно в аптеку, его шаги гулко отдавались в пустом зале. Он машинально рванул к тому месту, где всего несколько десятков минут назад лежала роковая этикетка.

Пол был чист. Идеально чист. Ни осколков, ни следов липкого сиропа, ни намёка на ту самую, дважды продублированную этикетку.

– Удивительно, – выдохнул Андрей, и в его голосе не было удивления. Был холодный, спокойный ужас, окончательное понимание. Это не было совпадением. Кто-то или что-то действовало здесь, пока он ходил по залу. Стирало улики. Подчищало реальность.

Он медленно развернулся и тем же быстрым, решительным шагом вернулся к тележке. Теперь он не просто уезжал из гипермаркета. Он бежал с места преступления, даже не зная, в чём именно заключалось это преступление. Единственным доказательством была пустота на полу и леденящий душу вопрос, на который не было ответа.

Глава 4

Выбегая на улицу, Андрей застал последние минуты короткого зимнего дня. Небо на востоке уже почернело, а на западе догорала багровая полоса. В воздухе висела колючая, предвечерняя свежесть, предвестник ночного мороза. После пережитого в гипермаркете ужаса, с которым не было возможности поделиться, единственным спасением казался его пикап. В этой металлической капсуле, пахнущей бензином и пылью, он чувствовал себя в относительной безопасности.

Он щелкнул замком на аварийной двери – единственной, через которую теперь можно было попасть внутрь, – оттолкнул пустую тележку и направился к машине, припаркованной в двух шагах от входа.

«Единственный плюс во всем этом – парковаться можно где угодно», – с горькой усмешкой подумал он.

Машину он никогда не закрывал – в этом не было смысла. Спокойно открыв дверь, он завел двигатель, давая ему прогреться, и принялся перекладывать добычу из тележки в кузов. Рывками, стараясь экономить силы, он уложил все за несколько минут.

Воздух стремительно холодал. Стуча зубами от внезапной дрожи, Андрей в последний раз отпихнул тележку, потер закоченевшие пальцы и наконец устроился на водительском месте, включив печку на полную мощность.

«Вот это приключение с нами сегодня случилось, а, приятель?» – бросил он в пространство, не ожидая ответа от своего невидимого напарника.

Пикап тронулся с места, разрезая фарами наступающую тьму. И тут его будто осенило. Рука сама потянулась к щитку – стрелка указателя уровня топлива замерла чуть выше красной зоны. Он забыл о главном. О бензине.