Оценить:
 Рейтинг: 0

Три корзинки с разными ягодами

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
4 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Малиновый свет упал на окна

Танцует во тьме пара влюблённых

Малиновый свет

Малиновый свет

Малиновый свет искал нас долго.

Впрочем, гипнотический ритм был очень даже приятным, а тягучие, обволакивающие сознание слова-рефрены органично в него вписывались, не перегружая мозг лишними смыслами – здесь это было вовсе ни к чему. Песня, видимо нравилась девочкам, и они со всех сторон стайками потянулись на танцпол, освещенный фиолетовыми диодными лентами и мигающими разноцветными плитками пола – киберпанк какой-то, да и только.

Для этого-то Ти меня и хлопнул по плечу, решительно отвлекая от медитативных волхований над бокалом светлого нефильтрованного. Как он и показал сразу жестами – ты только посмотри, какие красавицы, да как они двигаются.

Я посмотрел. Тут-то я и увидел её. Пчела…

Её звали Ли, и я знал её. Она работала у нас в конторе, еще до того, как туда взяли меня. Отдел общественных коммуникаций, журналюги и пресс-секретари, короче, если без наших бюрократических косноязыких заворотов. Она была филолог по образованию, мне как-то раз попадалась на глаза скан-копия её диплома, когда мы прошлой осенью отправляли делегацию на слет каких-то придурков типа «Энергия синергии бессмысленных смыслов форум семинар конференция 2.0»

Не люблю я этих филологов и прочую пишущую братию. Сплошь неумехи, слишком чувствительные для рутинной работы, зато вечно с задранным самомнением и неимоверными амбициями. Парни – так вообще все странные типы или придурошные педики, через одного, сколько я их не встречал. Как еще в такую область может занести мужской пол – других объяснений у меня нет. В жизни не встречал (а мне уже 25 лет, напомню, и я кое-что повидал) ни одного адекватного и толкового филолога или, как их там, филологиню.

Поэтому, наверное, и на Ли никогда особо не обращал внимания. Да и типаж был не совсем мой – пожалуй, слишком шумновата поведением и слишком широковатые бедра. Хотя сейчас это очень модно и ценится парнями. Выдающаяся попа – выдающиеся достижения, привет, Кардашьян!

Ли, как и многие до и после неё, уволилась из конторы, приблизительно полгода назад, подалась куда-то в коммерцию. Слышал, сейчас она работает маркетологом что ли, в какой-то компании по производству высококачественного прокисшего говна медведей, очень нужного всем-всем-всем.

Многим хорошо там, где их нет, а мне сегодня хорошо там, где наливают.

Но, однако ж, что она выделывает сейчас в танце этими своими бедрами, и не только ими…О её святые Кирилл и Мефодий, вы бы видели сейчас вашу дщерь! Красивая кошка. Такую вряд ли я забуду.



Ти оставил меня, отправив напрямик к ней, чуть ли не за плечи подтолкнул. При этом, конечно, он не удержался, чтобы с важным менторским видом не изречь снова своё, замысловатое, но на этот раз достаточно короткое:

– Сегодня ночью ни о чем не думай и просто отдыхай. Ты это заслужил. И не парься – ты всё равно не поймёшь значимость любого момента в жизни, пока он не станет воспоминанием.

Как же это здорово – быть самоуверенным и развязным.

Жаль, что я не такой. Но пьяному и маскарад не в тягость. Я протянул свою руку к ней – без слов прося и требуя вложить её ладонь в свою. Сжал покрепче, начал подчёркнуто внимательно рассматривать. Аккуратный маникюр. На безымянном пальце уже успела чуть надломить ноготь. А на указательном – слегка зацарапать лак. Белеет галочка тоненького шрама между большим и указательным пальцами. Кожа слегка суховатая по прикосновениям и чуть теплее, чем принято в подобных случаях. Но всё равно – приятная и приятно. На запястье – часики с черным ремешком, циферблат усеян какими-то маленькими глупенькими самоцветками.

Чуть ниже часов и ближе ко мне – браслетик, какие они носят зачем-то, то ли волосы, если что, в хвост закрепить, то ли просто форсят, модно – такой, знаете ли, как будто от провода телефонного, спиралью завивается. О, вот это уже интересно. Добрался до него, подсунул пальцы под завитки спирали, чуть потянул – да и начал снимать. Отдай мне, значит. Это игра такая, флирт. Забери у неё какую-нибудь безделушку. Их, женскую, штучку. Заберешь – будет тебе талисман. В нём будет частичка её самой. Они на такое чутко реагируют, хоть и прикидываются иногда непонятливыми дурочками – ерунда, всё они понимают. Тут важно тоже дурачком немножко прикинуться – только вовремя и в меру. Типа просто шутка такая – отдай браслетик. А глаза и без слов всё скажут и расскажут, даже смотреть в них друг другу не надо. Всё и так понятно. Ну, а нет – так нет. Будет у тебя тогда просто браслетик. Тоже дело.



Вы когда-нибудь занимались сексом лишь рука с рукой, ладонь с ладонью, очень нежно, страстно, бесконечно, целомудренно, развратно, каждый палец – с пальцем, кожа к коже, на расстоянии и нераздельно, едва касаясь и до исступления, сталкиваясь и тая? И при этом знали, оба, прекрасно знали – большего вам никогда не будет дано в этом мире? Больше – нельзя?

В моём сердце так и кровит ржавая игла, разъедая изнутри, убивая всё на своем пути, делая меня мертвецки спокойным, призрачно безразличным, могильно холодным беззаботным весельчаком с озорными глазами живого трупа.

И, насколько я знал, она вроде была замужем, когда работала у нас. Но кого сегодня этим удивишь?



Комната была захламленной и пустой одновременно. Так не бывает? Еще и не так бывает, когда тебе нет до этого дела. Посреди комнаты небрежно лежал широкий и с виду совсем новенький надувной матрас синего цвета, а на нём небрежно лежали мы, тоже немного синие. Не, я – прилично прям, она – вроде совсем немного. Лежали как пришлось – буквой Т, я уютно устроил свою буйную голову у её живота, почти положившись на неё, а она чуть рассеянно гладила мою голову и трепала мои отросшие запущенные волосы своими пальчиками – и это было прекрасно. Приятнее, чем десять сексов. Черт возьми, кажется, это было даже не менее приятно, чем первый глоток пива из второго бокала перед футбольным матчем в прекрасный пятничный вечер после тяжелой трудовой недели. В общем – мне было очень хорошо здесь и сейчас, с ней, да и она вроде не жаловалась.

Мы лежали и говорили не о любви, а о чём угодно. Хотя и о ней – говорили, чего уж тут. Я много болтал, она задумчиво слушала. Потом – наоборот. Нежно было и понятно – аж воздух звенел.

За окном взрывался радужными и иссиня черно-белыми брызгами весь этот серый мир. Там строили, разрушали, возводили, развивали, относились ответственно, критиковали и ставили резолюции. Люди работали, спали, ели, и выходили на митинги, и было много провокаций, необыкновенно много лжи и лицемерия. Старые правители строили новые страны. Молодежь плевалась на стариков, и те отвечали им тем же. Откуда-то наносило тревожным горько-кислым запахом войны и стало необычайно много патриотов, убийц, пацифистов, общественников, экспертов, оппозиционеров, лидеров, мух и рэперов. Много воровали – всё и у всех. Еще больше врали. Было тщеславно и тщетно. Весело было и скучно. И весь этот бред выстраивался красивыми, ровными колоннами – загляденье – и очень дружно, слаженно, под какой-то бравурный марш, дружно маршировал в рассвет и заодно – прямиком на х.й.

Подальше от нас, пожалуйста.



Интерлюдия три.

И спал я, и снился мне сон. Меня почти не было, и мира вокруг было мало. А было крыльцо, деревянное, с высокими ступеньками и какими-то непонятными резными перилами. И я был на этом крыльце. Зима была – снежная, утренняя, искрящаяся морозом и солнцем. Хорошая такая зима, не городская грязная промозглая хмарь, а настоящая, деревенская, ясная и нужная. Укутайся получше, не забудь про вязаный свитер с высоким горлом и про теплые носки – и можно жить, чего не жить-то? Но мне не было холодно. Да и меня, вроде как, тоже особо не было – один лишь взгляд остался. Зато был перед крыльцом двор просторный, по краям – деревья. Забор какой-то, наполовину занесенный сугробами. Ни тропинок, ни людей – тишина. И тут из-за угла вышел он, хотя и не было за секунду до этого и угла-то никакого, а тут вдруг – возник угол. И появился он. Зимний Кот.

Точно, это был именно он. Рыжий, как сволочь. Глазища голубые, будто он тут не при чем и не виноват вовсе. Виду самого что ни на есть невозмутимого, преисполненного достоинства и непередаваемой кошачьей грации. Появился из-за угла, встал на мгновение, внимательно и неспешно осмотрел двор, деревья, крыльцо. Меня, как пустое место на этом крыльце, пропустил. Качнул усищами и двинулся всё-таки в мою сторону. По сугробам, лапы проваливаются, то ли идёт, то ли прыгает, то ли переливается рыжими боками по белой волнистой глади. Но фасон не теряет, важный двигается, уважаемый, как Владимир Владимирович.

Пара метров всего оставалась ему до чистого, чищенного крыльца. Но тут – ветрище налетел, и с ближайшего дощатого забора сдул наметенный за ночь сугроб. И прямо на Зимнего Кота этот снег и свалился, большей частью – на пушистую бедовую голову, да на морду. Тот аж зажмурился. Было бы лето – успел бы отпрыгнуть, а тут – сугробы, лапы завязли по самый подбородок. Зимаа, брат. Фыркнул чего-то недовольно на своем, на кошачьем, и, мотая головой, в полтора прыжка добрался-таки до крыльца. Тут у меня и ноги появились, и руки даже. Кот трется, муркнул, голову и ухо чешет об меня. Хороший знак. Наклонился, почесываю его, бродягу снежного. На шерстке блестит звездочками подтаивающий снег, красиво. Морду прячет от меня, только топорщатся. Взял его на руки, домой занести. Зимой коту место в тепле, а место человека – рядом с теплым котом. Хорошо нам будет.

Кого взял? Нет Зимнего Кота, вместо него – сидит на руках черная птица, может быть, даже, – ворона. Небольшая, черная-черная, встрепанная вся, недовольная, перья во все стороны торчат. Голову вбок повернула, и смотрит на меня пристально черным непроницаемым глазом-бусинкой, неподвижным, как и всё здесь вокруг. Только снег тихо падает, снежинки в воздухе кружатся. А ворона клюв открыла, да как каркнет на меня оглушительно: «Врёшь!». Крутанулось всё вокруг неё, один глаз-бусинка остался, да и тот пропал. И всё пропало.

Снова я, только теперь я – Зимний Кот. Рыжий, хорошо мне. В тепле сижу, в уютной вечерней комнате. Зима за окном, белая исступленная злая старуха, скребется метелью в окно, воет ветром. Но дальше в дом ей нет прохода, и тут она бессильна. Не видно её, но и так понятно, что она – там, а мы – здесь, и это хорошо. Только зимой бывает так спокойно и уютно в вечерней комнате, в тепле.

Ба, да я и не просто сижу, и не один здесь. Развалился на её коленях. Устроился, то ли клубочком, то ли еще как, но прям заправским котом, отдыхаем. Пальчики её, смешные, приятные, с короткими ноготками и с прохладной кожей – то погладят меня по голове, то за ухом почешут, муррр-чательно, замурчательно. Поднял глаза – а она на меня смотрит, глазища её – близко-близко ко мне, ласковые, внимательные, пытливые, чудные. Цвета непонятного, то ли серые, то ли карие, то ли зеленые, может и голубые. Не видно цвета, но видно, что за ним – бездонье, а в нём плещутся её мысли, как рыбки в пруду. То ли любит меня, то ли просто задумалась. Хорошо нам, сидим, молчим, я – Зимний Кот, а она – всё-всё понимает. Так бы и сидеть. Но это – счастье, а разве счастье может быть вечным? В этот раз не завертелось всё, но взяло и начало проваливаться вдруг, и потянуло вниз, в пропасть, в падение, быстрее-быстрее – нет ничего. Только вспомнишь, бывает, грустно. А потом снова забудешь.

Обрывки #2.

Похмелья не будет – если ты не будешь трезветь.

За пять секунд в человека не влюбишься,

но предчувствие любви может заронить в душу и пятисекундная встреча. 

Джон Фаулз «Волхв»

Я проснулся и сразу понял, что она уже собирается. Насмотрятся этих своих мелодрам, и потом пытаются по красоте всё сделать, эмоционально, как там показывали. Впрочем, у парней тоже самое бывает – только с порнухой. У всех свои вожделенные мечты, а затем – свои обыденные глупые обломы.

Вот и она туда же. Я значит, буду тут спать, весь такой мужчина, оголив свой мужественный торс, а она проснется раньше меня, выскользнет из-под одеяла, соберется тихонько, да и ускользнет в утренний дивный и распрекрасный мир. Может, даже записку оставит – типа, спасибо за ночь, я твоя, но ты мне больше не пиши – так будет лучше для всех. И подпись: незнакомка для тебя и навсегда, вот это вот всё.

Только уже сразу несколько нестыковок намечалось во всей этой идиллии. Во-первых – по сценарию нам положено было в таком случае иметь интимную близость этой ночью. А её у нас не было, если я всё правильно помню. Хотя я неправильно выразился – интимная близость у нас была. Секса не было.

Нет, я хотел, и даже немного приставал. Но она всякий раз, мягко и терпеливо, словами и руками, отводила мои ладони и губы от своего тела. Так повторялось бесчисленное количество раз, в итоге мне это поднадоело, и я просто уснул.

Ну а вторая нестыковка – всё дело ведь происходило сейчас в её квартире. Куда она ускользнет и как оставит меня здесь? Нет, в наивных фильмах о любви и такое бывало – ключ мне оставит, завтрак на кухонном столе, всё такое. Записку, опять же. Но в реальной жизни я пока такое точно не встречал.

Значит – хватит делать вид, что я сплю. Да и запястье затекло, неудобно повернутое под жесткой подушкой. Или это не подушка вовсе, а наша одежда комом?

Я открыл один глаз и увидел её спину. Знатоки утверждают: в женщине главное – её обнаженная спина. Ножки – отлично. Грудь – здорово. Многим удаются животики. Ну и все там эти изгибы плеч, бедер, ягодиц и всё такое. Превосходно. Но превыше всего – ахх, именно эта спина, обнаженная, с тонкой стройной линией позвоночника, с подвижными очертаниями беззащитно острых лопаток под нежной кожей, с этими, прости нас Бог, грешных, чудесными ямочками на пояснице.

Кстати, почему она голая, спрашивается, если мы так и не трахались этой ночью?
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
4 из 8