– Нет. Эти. Ворюги.
– Варяги?
– Да, варяги.
– Не все, конечно, хотя да, многие. И даже если команда побеждает, при чём тут мы? Выходит, чужая победа?
– Я и отдумал. С тобой буду.
– Хорошо бы! Вместе мы порядок наведём.
– Легко. Ты где учился, чтобы стать следователем?
– В нашем университете. Но ты и теперь мне помогаешь. Когда я смотрю на тебя и на Катю, или даже просто думаю про вас, чувствую, что у меня есть душа. И во мне растёт сила и решимость. Я действую, словно бы спасая вас от будущего зла.
– Тогда я хочу скорее вырасти.
– Не торопись. Наше детство никогда не повторяется, потому что остаётся с нами навсегда. Как самая лучшая пора жизни. Как драгоценный дар, без которого мы были бы вечными оборванцами.
– Согласен. Мы с Ваней давно это видим. Бывает, надоест писк и визг в нашей игровой. Так выйдем в коридор и уткнёмся в телефоны. Лучшая дружба получается. Ему хорошо со мной и мне тоже.
– То не дружба у вас, то гадость. Телефон гадость, если он тебя лишает твоей собственной жизни.
– Откуда ты знаешь?
– Твой дед Евгений говорил, что телефоном нужно пользоваться только при острой необходимости. Как спичками. Скоро год будет, как его не стало.
– Жалко, что его нет. У Вани два дедушки и две бабушки. Бывает, что они вместе приходят забирать его из садика.
– Богач твой Ваня. У меня вообще не было дедушек и бабушек.
– А дед мой тоже был следователем?
– Нет, разве ты не помнишь? Он был железнодорожником. Начальником пассажирского поезда. Всё время на колёсах! Видел совместно написанные буквы РЖД?
– И что?
– Они означают «Российские железные дороги». А твой дед говорил, что эти буквы прямо относятся к нему, к его профессии: «Редко живём дома». Представляешь?
– Нет, не представляю. Потому что он часто играл со мной в кубики и учил кататься на велосипеде. Зато я буду с тобой следователем. А бабушка моя кем работала?
– Поваром в кафе. Людей кормила. Хочешь быть поваром?
– Нет. Я уже сказал: следователем.
Отец встал, высокий, широкоплечий, с тёмно-каштановыми волосами и большими серыми глазами. Лицо бледное, щетинистое с едва заметными морщинками на лбу и крупным, ровным носом. Надел футболку, натянул спортивные тайтсы и снова взглянул на вырезанную девушку.
– Я вот что подумал. По-моему, ты уже вырос из детского сада. И он ничего не добавляет к твоему развитию, наоборот, тормозит его.
– Почему?
– Потому что нередко разговариваешь, как взрослый. Читаешь, как диктор телевидения. К тому же, целуешь журнальных девушек. И это на седьмом году жизни.
– И чего?
– Зря мы тебя в сентябре не отдали в школу. Был бы сентябрёнком.
Женя едва слышно помычал какую-то свою песенку, сунул нос в страничную дырку от вырезанной девушки и подтвердил:
– Тем более. Наша воспиталка и психичке так сказала.
– Не психичке, а психологу, не коверкай слова.
– У нас все так называют.
– И что твоя психичка?
– Сказала, что после детсада меня можно выгнать сразу во второй класс.
– Так и сказала? Когда это было?
– Ещё вчера. Когда я самый первый отгадывал загадки из книжки.
– Лёгкие были загадки?
– Для меня да. У нас дома такая книжка.
– Интересная жизнь в детсаде, – Андрей Евгеньевич спрятал подбородок в кулаке. – Мне бы к вам…
– Ага, чтобы все разбежались.
– Ты думаешь? Ладно, тогда повременю. Однако пора на кухню.
К ним в розовом коротком платье и зелёном переднике с жёлтыми подсолнухами, которые сама намалевала масляной краской, вошла Женькина сестра, шестиклассница Катя. Тоненькая и серьёзная, как драматическая актриса, она встряхнула упавшими на плечи светлыми волосами и негромко сказала:
– Между прочим, завтрак на столе. Мама… Ну, вы её знаете, Марина Глебовна. Так она велела позвать мужиков.
– Спасибо, Катенька, мы сейчас. Я вот смотрю на твою вышивку и всякий раз думаю, что будет с ними, когда они проснутся?
– Ничего не будет. На самом деле никакого тигра нет. Мы с мамой решили, что он ей снится.
– Как интересно: сон во сне?
– Да, потому что она мечтает о защитнике, чтобы её никто не посмел обидеть.
– Конечно, кто ж рискнёт, при таком защитнике! А кто художник?
– Не знаю. Мы с мамой эту картину в Интернете нашли, там про художника не сказано. И вышили.