Властитель груш

Он нетерпеливо махнул пару раз рукой – валите, мол, исполняйте. Ну, и прекрасно. Довольно прохлаждались с этой внезапной войной, пора деньги делать. Эрна быстро встала на ноги, обратилась к Колуму и ткнула его пальцем, чтобы не смотреть на распростёртого великана.

– Прямо сейчас скачки проводить? – прошипел Носатый, оказавшись на воздухе.

– Ну, я даже не знаю… – медленно протянул Стефан, не менее красноречиво оглядываясь на мертвяков.

Рыцарь пожал плечами.

– Может, просто спросите, готов ли кто-то на лошадок смотреть? Я могу их собрать, но речь вам говорить.

Кальварцы переглянулись. У Стефана рожа оставалась кислой; Колум же быстро кивнул.

– Собирай. Гёц сказал. Я толкну речь почтенному рыцарству.

Путём довольно нехитрым почтенные выведали у пленных о метком молодце, что подбил на лету их любимца, юного Корбиниана Девять Чарок. На свою беду стрелок сидел рядом, под дубом, и пытался не подымать голову. Недолго посовещавшись, нобили решили вознаградить стукача – просто отсекли ему кисть и дали пинка под зад.

Для подлого же убийцы готовилось особое наказание, сообразное вине. Пеньковый узел затянули не на его шее, а вокруг лодыжек; двоих оруженосцев меж тем отправили в лагерь за луками для экзекуции.

Пока блондин зазывал собратьев послушать «речь», раз уж луки всё равно ещё не принесли, Колум отыскал последний чудом уцелевший стол. Вольф, сверкая свежим тумаком на пол-лица, помог перевернуть его на ножки. Носатый взгромоздился на трибуну, привычно сдвинул чёрный берет на затылок и подбоченился.

– Доблестные рыцари Арлона! От имени Кальвара категрически благодарю вас за воинское помоществование! – зычно начал он, простирая руки к нобилям вокруг. Послышались редкие смешки.

С той же стороны, откуда пришёл отряд Сульта, показалась новая группа людей – меньшая по численности, зато более блестящая. А Колум в мгновение ока разошёлся, как часовой колокол у звонаря в руках. То ли он не замечал надвигающихся патрициев, то ли не хотел замечать.

Теперь Эрна даже от скорбного шатра отчётливо различала чеканные профили герцога, бургомистра и епископа, но сдёргивать со стола Носатого, которого заворожённо слушает десятка два рыцарей – худшая идея со времён отправки Стефана на пожар.

– Это, однако, очень хреново, что жадная паскуда Манфред фон Сульт омрачила нашу блистательную Кавальеллу энтим бардаком, но я от имени Кальвара отвецвенно заявляю, что состязания всё равно состоятся!

Носатый ненадолго умолк, внимательно наблюдая за слушателями. Рыцари переглядывались, перебрасывались словами, но с ответом не спешили.

– Сегодня же! – осторожно добавил оратор.

Тут уж один из арлонцев в клетчатом сюрко, забрызганном кровью, не удержался и воскликнул:

– Как так можно! Они ведь убили Корбиниана!

– И Георга фон Брюйхеля! – поддержал другой нобиль, с роскошными длинными усами и подбитым глазом. – Отходную на ипподроме служить?!

– Ну-у, тогда-а… завтра? – снова предложил Колум, переступая с ноги на ногу. Среди людей снова возникли колебания, так что он добавил более решительно: – Мы продолжим Кавальеллу, чтобы этим состязанием почтить наших и ваших павших! И выпьем за них! Лучшего грушевого бренди из Кальвара! За счёт города!

Он удовлетворённо хмыкнул, отмечая нестройный, но вполне одобряющий гул. Раскрыв было рот в страстном порыве, Носатый хотел добавить что-то ещё, однако герцог Арлонский подошёл слишком близко, чтобы оставаться незамечаемым.

Рыцари почтительно расступились; человечек на столе приложил одну руку к поясу, пытаясь найти уверенную позу, но затем резво спрыгнул на землю и стянул берет с головы.

– Как вижу, – медленно произнёс герцог, спокойно взирая на поле брани, – мои рыцари неплохо управились с вашим беспорядком.

– Истинно так, Ваша светлость, – отозвался Колум, на несколько секунд согнув спину в поклоне. – И мы как раз говорили о том, что посему негоже лишать их Кавальеллы.

Иоганн Третий покачал головой туда-сюда, задумчиво подняв очи к небу, и наконец произнёс:

– Справедливо.

Эти бы слова, да Королю Треф в уши. Эрне же не хватало воздуха ни для радостного вопля, ни для вздоха облегчения. Радость увязла в крови и мертвечине по колено. Так легко не отмоешься.

– Ты принимаешь ставки? – продолжил аристократ, опуская взгляд от бесконечного неба к коротенькому Колуму.

– Принимаю, Ваша светлость.

– Я хочу поставить… сорок золотых гульденов, – он кивнул, словно утверждая с самим собой растрату. – И ставить я буду на «Туза».

– Прекрасный выбор, Ваша светлость! – Носатый по привычке сложил было руки, чтоб удовлетворённо их потереть, но вовремя вспомнил, перед кем стоит. – Вы будете первым, кого я запишу в новую книгу!

Скривившись, Эрна повернулась спиной к сборищу и вернулась обратно к посту у палатки на стульчике верхом. Что ж, прекрасно – налёт отбит, скачки состоятся, сам герцог только что поставил внушительный кусок. И всего лишь двое оставшихся у неё друзей, быть может, до завтра не дотянут. Старик Пьетро свихнётся от восторга, когда узнает обо всём.

Звериный оскал

К трём часам пополудни над Кальваром не осталось ни облачка. Солнце усердно светило и припекало, оживлённо болтали лоточницы, в подворотне весело чирикали мальчишки, слинявшие каждый от своей работы.

От света ли, от радостных ли звуков слева и справа, но рожа дельца с каждым шагом болела всё сильнее, а желчь кипела всё жарче. Эрна и Колум шагали следом – оба молчаливые и хмурые, что, впрочем, тоже ничуть не веселило. Вообще, кажется, вокруг не было совершенно ничего, что бы не раздражало.

Неделя прогажена вчистую. С другой стороны, теперь он хоть на ногах держится и может лично выслушивать все тактичные поздравления и остроумные замечания.

Вислоусый Хелег услужливо распахнул перед ними двери «Валонской короны». Внутри за длинным рядом столов, сдвинутых как для рыцарского застолья, сидела вся баронская шайка. Выпивка, закуска, огромный пирог – знакомая картинка. Старый да малый Даголо, знатные гуляки, решили крепко отпраздновать успех Кавальеллы очередной пирушкой чуть ли не с середины дня.

Горлопан Мюнцер непринуждённым басом рассказывал военную байку, попутно заглушая половину кагала. Ротозей Стефан так же непринуждённо смеялся вместе с Карлом. Мамаша Беккер кокетливо прикрывала рот платочком и наверняка пыталась мелко хихикать. Старая шалава обожала корчить благонравную матрону из купеческого квартала.

Один только коренастый мужчина подле Старика не вызывал очередного приступа зубной боли. Джакомо Лелеотто, держателя винокурни и кабака в Красильном Углу, на местный манер быстро окрестили «Лелоем», и он прекрасно показывал, что даже южанин может быть нормальным дельцом. Правда, Лелой очень уж любит денежки, но можно ли его упрекать, если даже монахов звон серебра не оставляет равнодушными? Другого такого разумного и трезвого человека во всём этом кабаке не сыскать – не считая, понятно, Готфрида. Вот уж кто прекрасно вписался бы в заговор за матушкино ожерелье и небольшие послабления!

Одна беда: он сам и половина его людей, «Пестряков» – валоны, ровно как и Даголо, и до Кальвара наёмничали, ровно как и Даголо. У них дома это нихрена бы не значило, однако стоит забраться за тысячу миль от родных провинций, в богатый внутренний мир одной из коммун северо-запада, как какая-то земляческая общность тут же превращается в нечто невероятно важное и значимое.

Едва завидев недостающих капитанов, Даголо вскочил так резко, что его великолепный стул – великолепное баронское седалище среди простецких лавок и табуретов – отпрыгнул назад и шлёпнулся на пол.

– Ха-ха! Вот и он!

Он широко махнул рукой и жестом велел Лелою двинуться; справа от Старика, как обычно, сидел Карл.

– Садись-садись, мальчик мой! Эй, Хелег – первый кусок пирога моему чемпиону! А вы все – живо опрокинули по чарке за Короля Треф!

Вся братия загомонила, принявшись размахивать кружками, кубками и стаканами, а Гёц прищурился, внимательно разглядывая барона. Как сильно он успел набраться? Хоть прыжок со стула оказался очень даже резвым, это мало что значит. Такой опытный выпивоха сперва чудит, а уж потом шатается.

– Как оно, Гёц? – продолжал старший Даголо, в то время как Эрна забилась на расстояние нескольких локтей от главы стола и скрылась за Куртом – тот был достаточно велик, чтобы даже её долговязую фигуру прикрыть. – Чуешь запах победы?

Гёц застыл над уготованным ему почётным местом, покосился на Носатого, затем на лоснящийся дублет капитана Пестряков и проворчал, коснувшись его плеча:

– Офеифельно.

Карл немедля зашёлся смехом. Лелой что-то буркнул, но под взглядом человека с перепаханной рожей вздохнул и сдвинулся ещё, подпирая Штофельда слева от себя.

– Шибко болит?