Заступник земли Русской. Сергий Радонежский и Куликовская битва в русской классике

Пес залился и клубком бросился под ноги входившего.

– Убери пса! – не без некоторого испуга сказал Вельяминов.

– Небось не съест, коли добрый человек! – ответил колдун. Однако крикнул собаке: – Не трожь!

Лай стих, и собака стала смирней ягненка.

Знахарь провел гостя к себе в жилье и, когда тот переступал порог, предупредил:

– Лоб не расшиби! Притолока низкая!

Потом выгреб углей из печи и зажег от них лучину.

Трепетное пламя осветило закоптелую низенькую избу, наполовину занятую огромною печью из сырцового кирпича.

Повсюду были развешены по стенам и свешивались с потолка пучки высушенных трав.

Воздух, напитанный их пряным запахом, был удушлив.

На лежанке печи сидел большой кот, совершенно черный, «без отметин» – настоящий колдовской – и, мурлыча, пристально смотрел на Ивана своими желтыми глазами.

Сам ведун был маленький тощий старик с крючковатым носом, жидкой бородкой, лысиной на темени и странно блестящими глазами.

– Садись – гость будешь! – сказал ведун, снимая с лавки пучок каких-то свежих трав и очищая место для Вельяминова.

Тот сел.

Знахарь внимательно посмотрел на него и промолвил:

– Сынок тысяцкого?

– Да, сынок тысяцкого, а не сам тысяцкий, как мне пристало быть! – с невольным раздражением ответил молодой человек.

– Знаю, знаю… По княжьей воле… А от меня-то чего ты хочешь?

Вельяминов открыл было рот, но не успел ответить, как в глазах ведуна уже блеснул хитрый огонек.

– Может быть, – процедил он. – Для чего тебе сие знать? Много будешь знать – скоро состаришься.

– Видишь серебро?

Иван подкинул на руке несколько грубо обделанных кусков серебра.

– Все будет твоим, ежели ты…

Тут юноша пододвинулся ближе к знахарю и закончил дрожащим шепотом:

– Ежели ты мне поможешь душу нечистому продать.

Хапило вперил в Вельяминова пристальный взгляд, помолчал и вдруг залился неприятным, резким смехом.

– Чего ее, душу то ись, тебе продавать – хи-хи! – ежели она уж продана?

– Как?! Нет, – с некоторым испугом проговорил Иван.

– Я тебе говорю, продана… Нечистый-то эва с левого плечика стоит, сторожит ее…

В этот момент кот, наежась, быстро прыгнул прямо на левое плечо юноши.

Вельяминов вскочил, бледный, с искаженным от ужаса лицом, и делал усилия стряхнуть с плеча кота, но тот цепко держался, проникая когтями сквозь одежду до тела.

– Ты его оставь, – спокойно заметил знахарь, – он не слезет, он у меня умный… Будешь трогать – поцарапает… Старик я слабый, живу один, только двое у меня и защитников, что пес да кот. Подвернется лихой человек, – пес его за горло, а нет, так кот ему в глазеньки вцепится… Умные они у меня. Сиди, Васька, смирно.

Кот точно этого и ждал: он сел на плече Ивана Васильевича так же спокойно, как раньше сидел на лежанке.

– Он тебя не тронет теперь, молодчик, ты его не трожь. Так нечистому душу? Хе-хе!

– Чего ж смеешься? – с сердцем промолвил Вельяминов.

– Да на тебя мне смешно. Проданную душу продавать хочет!

Потом лицо его сделалось серьезным.

– Погляжу я на тебя – молоденек, силы да здоровья не занимать стать, жил бы себе помаленьку, трудился б во славу Божию и счастье получил бы… А тебе надо все сразу – тяп-ляп да и корап. Ни смиренья нет, ни терпенья… Этакое надумал! Душу продать нечистому. Да уж ты продал ее, продал, как только тебе это на мысль впало. Тебя лукавый враг рода человеческого уж уловил. И думается мне, что ты не вырвешься из его когтей. Дивишься, что от знахаря-ведуна такие речи слышишь? Да, молодчик, вот я и знахарь и ведун; иного полечу, иному – грешным делом – и погадаю, да души-то я нечистому не продавал и помыслить о сем страшусь… И все знахарство-то мое, может, оттого, что жил долго и побольше других знаю… Да… Ты серебрецо свое спрячь – не помощник я тебе в этаком деле. Да ты и без меня сумеешь, ой сумеешь!

Он рассмеялся прежним неприятным смехом.

Вельяминов сидел с угрюмым, почерневшим лицом.

В ворота сильно застучали.

– Чтой-то сегодня! Опять кого-то Бог несет, – проворчал знахарь и вышел из избы.

Иван попробовал было встать, чтобы как-нибудь укрыться от взоров нового посетителя, но кот напомнил о себе таким грозным ворчаньем и так расправил когти перед его глазами, что он счел за лучшее более благоразумным остаться в прежнем положении до возвращения Хапилы.

Со двора доносились окрики знахаря и переговоры, подобные тем, какие пришлось вести раньше Вельяминову.

Пес неистово заливался.

Потом он разом затих: очевидно, колдуну пришлось впустить посетителя.

Послышался скрип ворот.

«Ну, идут сюда», – подумал юноша с таким чувством, что был готов провалиться сквозь землю, только бы укрыться от непрошеного свидетеля его посещения избенки колдуна.

Дверь отворилась, и в избу следом за знахарем вошел Некомат Суровчанин.

Войдя, он остановился как вкопанный.