Технология любви

Я доедаю бутерброд с красной рыбкой и присоединяюсь к ним – послушать что говорят. Брат кратко рекомендует меня по имени. Я киваю и по тому, как меня окинули взглядом, понимаю, что говорить ничего не требуется. Это радует. Рыбка, икорка, лимончик, коньячок – приятные гастрономические ощущения. Стоит ли отвлекаться?

– А я всё вспоминала, как ты стоишь тут у окна и ждёшь Марину, по несколько часов кряду, – заявляет блондинка. Брата передёргивает. Он косит глазом в мою сторону, но я, к сожалению, всё слышал. Чтобы не смущать его дальше, смещаюсь вдоль стены, рассматривая фотографии актёров, развешанные на стенах. Никого из них я не знаю. Обход зала занимает у меня несколько минут. Появляется новая публика, более прилично одетая: мужчины в пиджаках и женщины в платьях.

Вокруг брата собралось общество. Кроме двух разномерных девиц, ещё штук пять – помоложе. Серенькие, одеты бедно. Среди них выделяется одна – брюнетка с модной стрижкой. Не скажешь, что хороша. В ней угадывается какое-то напряжение. Она, временами, посматривает на брата как-то недобро. Что-то странное есть в этом долгом взгляде.

Раздаётся первый звонок. Публика тянется в партер. Зал почти полон. Прямо перед нами усаживается известный актёр, явившийся, когда погас свет, чтобы не привлекать надоедливого внимания.

– Узнал? – шёпчет мне на ухо брат.

Я кивнул. Мне понравился его потёртый пиджачок – в кино он всегда таким элегантным франтом выглядит.

Места у нас хорошие: по центру, ряду в десятом. Видно всё и задирать вверх голову не надо.

Пьеска игралась бодрая. Сначала двое мужчин, один из них представлял отца – другой сына, выясняли свои отношения. Сынок приехал к папе в Нью-Йорк из Оклахомы. Им было что обсудить, поскольку они не виделись лет десять. Потом из спальни появилась девушка в шортах, сразу же выясняется, что она там только спала. Одна спала. Хозяин к ней рукой не притронулся: склеил её вчера на улице для сына, и сам всю ночь просидел в другой комнате, бренча на клавикордах. Сын – субтильный очкарик – не замедлил появиться и тут же застеснялся папашиного внимания. Вот-вот в квартирку, в которой всё происходит, должна нагрянуть папенькина жена, бывшая, разумеется. Приедет из Калифорнии. Короче говоря, собралась семейка.

Девица в шортах до femme fatale не дотягивала. Но как только явилась жена папочки, по тому, как брат подобрался, стало ясно: она и есть. Вскоре она уселась своему бывшему мужу на колени, и он признался ей, что болен раком.

– Эх, бля, – подумалось мне, – пьеска то не в жилу, не распереживался бы братан. Внешне он остался спокоен, но кресло под ним жалобно пискнуло. И тут пошёл её монолог. Она его провела ловко. Начала с упрёков своему бывшему сожителю в невнимательности и чёрствости, а закончила тем, что, несмотря, на бархатную жизнь на берегу другого океана с известным кинорежиссёром из Голливуда, она его, дурня, всё равно любит. Она так и выкрикнула в зал:

– Люблю я тебя, люблю, неужели ты этого не понимаешь?

В упор, глядя на брата. Я даже спрятался за спину известного актёра, подальше от создавшегося напряжения, и подумал: «Так ещё, куда ни шло – вселяет надежду».

После перерыва – нудного переминания с ноги на ногу в фойе – пошла на сцене говорильня о доброте главного героя, о его любви к людям. Он, оказывается, и неудачником стал из-за этого. Показаны были большие фотографии – он стойко переносит мучения от разных медицинских процедур. Всем стало скучно. Известный актёр на этом месте свалил. По всем признакам действие близилось к концу. Свет на сцене погасили, а герой встал у рампы, и только лицо его было выхвачено из темноты прожектором. Последний монолог. С первых слов стало ясно, что это очередное наставление глуповатому зрителю о том, что ценно в жизни, а что не очень.

Я наклонился к брату, и попросил номерки, чтобы попасть в гардероб до того, как там соберётся очередь.

– Сиди. – Приказал брат. – Нам всё равно Марину ждать.

Публика аплодировала без особого энтузиазма. Когда зал почти опустел, поднялись и мы. Стайка девиц толкалась в коридоре. Была среди них и чёрненькая со странным взглядом. Они стояли, молча, чего-то ожидая. Брат прошёлся туда обратно, разминая затекшее тело. Я спросил его: долго ли ждать? Не придётся ли мне с ним околачиваться в этом фойе часа два? Брат кивнул и скрылся за почти незаметной дверью, оклеенной теми же тканевыми обоями, что и стена. Его долго не было. Девицы глянули в мою сторону и забыли о моём существовании. Когда брат появился, вид у него был несколько удручённый.

– Она нескоро освободится, – возвестил он всем присутствующим, – первый прогон – им всё обсудить надо.

Он делает стайке ручкой, я повторяю его жест.

В машине брат молчит – расстроен отсутствием продолжения. Но решение принималось в сферах для него недоступных. Как могу, я нахваливаю пьесу, но скоро замолкаю, чтобы мои похвалы не показались чрезмерными.

Высадив брата у его дома, я покатил к себе.

По несколько часов ожидать свою пассию! И сегодня она так легко с ним обошлась. Но как я могу повлиять на это, что могу сделать? Не явиться же к ней с увещеваниями, что с братом сейчас надо обращаться поласковее, учитывая его тяжёлое заболевание.

* * * * *

Хотя и поздний был час, но в квартире моей раздалась трель телефона. Звонил «боевой товарищ». На этот раз я по-настоящему ей рад. Более двух недель она не звонила, и я подумывал уже о том, что она у меня больше не появится. Глубокой тоски это не вызывало, но лучше было, когда она приходила время от времени. Я заявляю, что не могу больше переносить нашу разлуку.

– Это означает, что мне можно приехать?

Именно так. Для своих лет она необычайно догадлива.

– Хм, – говорит трубка, – мне потребуется минут сорок на дорогу.

Я иду в магазин – купить пива и какой-нибудь еды. Потом лезу в ванну, лежу минут двадцать – греюсь. Погрузившись в тёплую воду я не испытываю недовольства прошедшим вечером, но эмоциональный фон дробится. Что-то беспокоит меня, как сомнение при обращении в кассу взаимопомощи. Я вспоминаю напряжённый взгляд чёрненькой девицы из стайки, окружившей брата. Может быть, в этом дело или я попросту начитался Пруста.

Когда раздаётся звонок в дверь, у меня пар валит из кастрюли с сосисками и на столе две тарелки. Она целует меня замёрзшими губами, снимает пальто. На ней тонкий свитер и короткая юбка. Кажется я первый раз вижу её не в брюках. Ей это идёт – у неё красивые ноги.

– Ты раньше не замечал?

– В кровати ноги плохо видно, – опускаю я тему.

– По какому поводу праздник? – она указывает на тарелки и пиво.

– Это не праздник. Я теперь всегда так живу.

– Она садится на табурет, подкладывает под себя ногу, плечом опирается о стену. Сидеть так неудобно, но кошачья мягкость её тела скрывает неловкость позы. Я кладу в тарелки сосиски, ставлю на стол бутылку с кетчупом. Она, вообще-то, пришла сюда из ресторана.

– Ну, точнее, из кафе – из частного кафе, открылось недавно. Зашли посидеть с девочкам.

– С девочками? – я задаю вопрос строгим голосом.

– С подружками, по институту, а если бы со мной был какой-нибудь потц, я бы тебе сообщила специальной депешей. Но есть хочется. Там такие цены!

Она улыбается одними глазами, натыкает сосиску на вилку, макает в кетчуп и подносит ко рту. Язычок касается края и, переходя в долгое плавное движение, слизывает тягучую красную жидкость. Контрольный взгляд на меня – каково произведённое впечатление? Изгиб тела делается ещё пленительнее – грудь оказывается почти над тарелкой. Следующее движение языка увеличивает площадь охвата. Ещё одно заканчивается коротким мурлыканием.

– Подожди ты, – прерываю я её, и наливаю пива.

– А, что такое, чего ждать? – она делает вид, что приходит в себя. – С тобой и отвлечься нельзя.

– Ты раньше вела себя серьёзнее. – Она смеётся. – Скажи мне: у тебя никогда подружки не было?

– Сколько угодно, а что?

– Ну и как ощущения? Это интереснее чем с мужчиной?

– А, ты об этом – я не так тебя поняла, – она нисколько не смущена, – даже не знаю, как тебе сказать. Мы попробовали как-то с девочками. Но у нас ничего хорошего не получилось. Насмотрелись по видику, выпили вина и давай тоже лизаться и обниматься, но лично я никакого удовольствия не получила и свалила от них, к тебе между прочим.

– Правильно сделала.

– Чего тут правильного? Ты меня стал учить, как правильно делать минет.

Я одобряю свои действия – полезные навыки не пропадают зря. Подучится, получит образование – цены ей не будет. Почему я расспрашиваю об этом? Видел с каким напряжением одна девица смотрит на парня своей подруги.

– Ну…, женщины вообще нежнее мужчин: любим погладить кого-нибудь, поласкаться. Последние слова она растягивает… Когда никого нет – почему бы не помочь друг другу, чтобы совсем не засохнуть.

Я улыбаюсь, она замечает это и прыскает со смеху.

– Подумаешь – взрослые тётеньки немного поразвлеклись в постельке, – что тебе до этого? Вот если бы у тебя завёлся мальчик, я бы нисколечко не ревновала.

– Того мне только и не хватает.