Оценить:
 Рейтинг: 0

Вне Времени

1 2 3 4 5 ... 8 >>
На страницу:
1 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Вне Времени
Иван Владимирович Кудишин

Продолжение романа "Атомные Ринки". Ринки Либстер вместе со своим мужем Лестером и их русским другом Севой решают совершить поездку в столицу нэзалэжной Украины – город Киев. Тут-то все и начинается… В результате все герои (а, попутно, и еще кое-кто за компанию с ними) оказываются ну очень далеко от дома!

Моим киевским друзьям.

…Сева заметил навязчивое внимание к их персонам на третий час полета. Боинг-747 авиакомпании "Транс Оушеник Экспресс", вылетев из Грэндтайда, находился над Тихим океаном. До Токио оставалось еще около трех часов, а затем – еще девять до Москвы. Рыжий Лестер и Ринки дружно спали, утомившись от бездарного японского боевика, который крутили по видео. Совсем, было, собравшись сходить в самолетный зал игровых автоматов (незаменимая штука при дальних перелетах), Сева вытащил, насколько это позволяли кресла в туристском классе, свои длинные ноги в проход, но вдруг почувствовал беспокойство. Оглянувшись, он зацепил взглядом престранную фигуру, всем своим обликом выделявшуюся из общей массы пассажиров – сэнгеров и японцев, большинство из которых должно было сойти в Токио. Немного позади Севы в соседнем ряду кресел, у самого прохода вольготно расположилась в одиночку на пустом ряду сидений худая, как жердь, бабуля в вязаной ядовито-синей кофте и пестрой необъятной цыганской юбке. В отличие от своих соседей, пожилой сэнгамонской четы, одетой во все яркое, но подобранное со вкусом и аккуратное, в облике бабули была некая типично русская расхлябанность, незавершенность, что ли. Полуприкрыв глаза, тяжелые морщинистые веки которых, казалось, были поддернуты за середину невидимой бечевкой, бабуля сверлила Севин затылок нескромным взглядом. "Русская? – подумал Сева – Или цыганка… Не похоже, правда. Да уж, с такой внешностью никакая пластическая операция не поможет. Однако взглядец у старушенции! Дырку в голове запросто проглядит… В Штатах за подобное навязчивое рассматривание можно и под суд загреметь."

Стюардесса, грациозная и ненавязчиво-услужливая японочка, дежурно улыбаясь, подкатила к Севе тележку с напитками. Взяв банку японского рисового пива, молодой человек опрокинул ее в себя, крякнул от удовольствия и ему стало совершенно и не до игровых автоматов, и не до странной старушенции. Еще раз взглянув на огненную шевелюру своего приятеля и очаровательные нежные профили его жены (жен?), Сева улыбнулся и закрыл глаза…

…В девяносто втором году он, Всеволод Катков, выпускник авиационного института, получил грант на обучение в аспирантуре Грэндтайдского университета. Будучи программистом от Бога, Сева вскоре после приезда в Сэнгамон имел повышенную стипендию и неплохой дополнительный заработок. Это позволило бы ему переждать на относительно безопасных и благополучных тихоокеанских островах смутное время, которое началось на его родине после того, как великая советская империя развалилась, и вернуться в Россию состоятельным человеком.

Севе очень нравились веселые, жизнерадостные и приветливые сэнгеры, принявшие чужака из России в свою среду, как родного. Никакой ксенофобии, зависти к незаурядным Севиным талантам, взглядов свысока на пришельца из стремительно обнищавшей страны – ничего из того, к чему морально готовился молодой человек перед отъездом на другой конец земного шара. За месяц – полтора Сева усовершенствовал свой английский до такой степени, что его стали принимать за урожденного сэнгера. На ностальгию времени почти не оставалось: работы по аспирантским делам было море, а в промежутках Сева чинил и собирал компьютеры в университете, налаживал сети, устанавливал новые программы. Да и, если честно, не мучила его ностальгия и в свободное время: райский климат, круглогодично теплый океан, плескавшийся буквально под окошком, наличие неплохих денег в кармане, отсутствие постоянно нависавшей дамокловым мечом необходимости думать о том, что будет завтра, и всеобщая доброжелательность окружающих были вполне по душе Севе.

Однажды, когда русский аспирант уже стал известен своими компьютерными достижениями во всем университете, знакомый попросил его установить на компьютер и отладить программу в общежитии филологического факультета. На двери комнаты – "семейки" значилось: "Э. и М. Либстер, Л. Шерман". Удивившись подобному сочетанию, Сева постучался. Ему ответили хором два женских голоса: "Войдите!". За дверью Сева испытал легкий шок: ему навстречу вышло абсолютно непостижимое существо. Две очаровательные молодые девушки, черноволосые, с пронзительно синими глазами, идеальными чертами зеркально похожих лиц, с туловищами, чуть выше широкой талии сходящимися в одно. Существо двигалось на двух мускулистых красивых ногах. Походка сдвоенных девушек была уверенная и грациозная. Они были одеты в желтые университетские футболки и джинсы.

Не отойдя от шока, Сева стоял столбом, забыв, как произносить слова. Девушки обезоруживающе улыбнулись:



Добрый вечер. Вы, наверное, компьютерный мастер? Нас зовут Эрин и Морин, для простоты Ринки. Проходите, пожалуйста. – две руки протянулись вперед для пожатия.

– П-п-привет… – Сева потряс две ладошки, ловко уместившиеся в его правой руке – Меня зовут Сева.

– Сеуа? Вы русский? Ой, как интересно! А вы давно из России? А полное имя ваше, простите, Усеуорлд? – затараторили девушки.

– Всеволод. – поправил Сева – Давно уже, скоро два года.

– А мы изучаем русский. Какое редкое имя! Вот хорошо, можно с носителем языка пообщаться! Присаживайтесь, Сеуа. Сейчас муж придет, чего-нибудь вкусненького принесет.

Пока тугодумное железо неторопливо всасывало информацию с дискет, Сева разговорился с Ринки. Неловкость быстро улетучилась без следа – собеседницы Севы оказались очень веселыми и остроумными. Они тут же стали пытаться говорить с ним по-русски, правда, акцент у Ринки был в меру чудовищен, а грамматика и словарный запас хромали на все ноги. Сева, временами отвлекаясь на установку программы, с удовольствием общался с хозяйками. Через полчаса он понял, что уже немного влюбился. А когда пришел муж Ринки – коренастый огненно-рыжий парнишка с багровым шрамом на лбу по имени Лестер Шерман, Сева понял, что к себе ему сегодня не попасть. Лес обаял Севу; он был молодым режиссером, занимался съемками своего первого фильма – работы на соискание степени бакалавра, которую Лестер решил посвятить жизни инвалидов в Сэнгамоне. За разговором, прихлебывая пиво, молодые люди просидели полночи. Программа была между делом успешно установлена и отлажена. Лес стал предлагать за работу деньги, но Сева решительно отказался:

– С друзей не беру. В следующий раз пиво за мной.

Странная чета Шерманов стала первыми настоящими, "не разлей вода", друзьями Севы в Сэнгамоне. Он с интересом выслушал историю Ринки, проживших фактически в затворничестве первые восемнадцать лет своей жизни, узнал и о том, через какие испытания пришлось пройти им с Лесом, чтобы соединить, наконец, свои судьбы. О том, какие хитроумные препятствия чинил им отец Ринки, как Лестера чуть не отлучили от церкви за намерение жениться сразу на двоих. Наконец, о том, что Ринки, отчаявшись переубедить отца, очень богатого человека, психиатра с мировым именем, приняли очень трудное решение – покинули свой дом, где они жили на всем готовом, и вышли в большой мир, решительно наплевав на свою, мягко говоря, нетривиальную внешность. Как они поступили вслед за своим мужем в Грэндтайдский университет.

Ринки и Лес получили семейную комнату в университетском кампусе. Учеба у девушек шла, как по маслу: фактически, к моменту поступления они уже прошли всю университетскую программу дома. Ринки хотели стать филологами, их всегда привлекали литература и языкознание. Одногруппники, в основном, восприняли появление в своей среде сиамских близнецов вполне адекватно. Ринки вызывали всеобщее удивление и даже белую зависть на занятиях. Особенно яркими были их успехи в спортивной подготовке: они так ловко выписывали головоломные вольты на турнике и брусьях, бегали, играли в футбол и баскетбол, что любая команда с радостью готова была принять их в свои ряды. Лишь два или три раза бывали случаи, когда кто-то выказывал раздражение или неприятие соседства с этим странным существом. Но большинство товарищей по курсу любило Ринки за их веселый, добрый нрав, полнейшую беззлобность и искреннюю готовность помочь и поддержать. Любая критика в адрес близняшек воспринималась студенческой братией в штыки. После этого критику оставалось только прикусить язык, а по прошествии совсем короткого времени он и сам начинал понимать, что в корне неправ. В семейной жизни с Лестером у Ринки было полное счастье и взаимопонимание, к которым молодые люди пришли после долгих мытарств, выпавших на их долю в недалеком прошлом. В Грэндтайде Лес и Ринки осуществили свою давнюю мечту: они организовали студенческую рок-группу, которую назвали "Принцесса". Любительские записи, сделанные в университетском клубе, были представлены на грэндтайдской музыкальной радиостанции "Геликон". Там песни "Принцессы" очень понравились, и вскоре голоса Леса, Ринки и их друга, поэта и певца Алекса Гарнича – четвертого участника "Принцессы" – зазвучали в эфире.

Ринки очень хотели побывать в России. Однажды они попросили Севу рассказать о его родине, и рассказ затянулся до глубокой ночи. После этого девушки загорелись желанием съездить в Москву и в Киев – посмотреть Лавру. Сева с улыбкой объяснил им, что Киев находится уже не в России, а в независимом государстве – Украине, впрочем, этот факт не повлиял на желание Ринки ни в малейшей степени. Девушки были православными и твердо решили повидать одну из самых почитаемых святынь. Правда, для осуществления этой мечты пришлось немало потрудиться. Ринки занялись переводами с французского, которым они успели овладеть в совершенстве, Лестер, поддержавший Ринки в их начинании, засел за написание сценариев своим нерадивым, но денежным сокурсникам, и в результате, к лету девяносто седьмого года необходимая сумма была собрана.

У Севы в Киеве жил старинный друг, организовавший в этом прекрасном городе музей одной из самых старинных его улиц – Андреевского спуска. В служебном помещении музея, Сева знал, имелась комната, в которой можно было бы замечательно разместиться. Сам он не был дома уже два с лишним года, а в Киев к друзьям не появлялся и того дольше. Поэтому было решено лететь в Москву, оттуда на поезде добраться до Киева, побыть там недельку – другую, а остаток каникул провести в Москве, у Севы дома. И вот, наконец, третьего июня, Лестер, Ринки и Сева сели на самолет…

Разбудили Севу неприятные ощущения в ушах: Боинг заходил на посадку в аэропорту Нарита. Ринки проснулись и растормошили своего мужа: Лестер обладал весьма ценным умением спать впрок. Самолет подрулил к терминалу, пассажиров, следовавших в Москву, попросили выйти из салона в зал транзита. Краем глаза Сева отметил, что старушенция с тяжелым взглядом поспешала к выходу, стремясь как можно ближе притереться к их группе. Даже привычные к толкотне японцы с раздражением косились на наглую старушку – жердь, упоенно работавшую локтями.

Пройдя по длинной кишке – коридору, ребята направились в бар транзитного зала, выпить пива. Ринки дружно возмутились, что пинта "Хайнекена" или “Саппоро” стоит в Токио в четыре раза дороже, чем в Сэнгамоне, но взяли по бокальчику. Сева с Лестером выбрали столик в полутемном углу бара, и вся компания переместилась туда, провожаемая недоуменными взглядами бартендера и официанток: не каждый день в Нарита появляются сиамские близняшки!

Лес отхлебнул из бокала, заел орешками и сказал:

– Ох, ноги затекли! Вроде бы, и кресло удобное, но сидеть уж больно долго. Хоть разомнемся немного… Ринки, вы как?

– Ничего, пока держимся. Девять часов лета еще, успеем устать – ответила Эрин.

Сева обернулся и – вновь встретился глазами с чугунным взглядом бабули – соседки, как раз возникшей в дверях.

– Лес, Ринки, вон ту бабулю видите? – вполголоса спросил он.

– Да. – хором ответили молодые люди.

– Как вам взглядец?

– Кошмар. Смотрит, как удав на кролика. – поежилась Морин.

– Может быть, я страдаю паранойей, но мне кажется, у нее к нам некий интерес.

И точно: оглядевшись для проформы, старушенция пересекла полупустой бар и, ни слова не говоря, опустилась за столик молодых людей.

– Простите, это место занято. – холодно сказал Сева по-английски.

– Я не помешаю, посижу тут… – ответила старушенция по-русски, как ни в чем не бывало, по-лисьи улыбаясь.

– Это место занято. – повторил Сева на родном языке.

– Да бросьте вы, в самом деле, вы же вчетвером путешествуете! Так приятно встретить соотечественников! Я сама уже год дома не была… – пропела старушенция насквозь фальшивым голосом.

– Аналогично. – сухо ответил Сева, пытаясь обрубить разговор.

– Кстати, меня Марией зовут… Марией Васильевной. – произнесла старушенция елейно, правда, очевидно замявшись в середине тирады.

– А меня – Брюс Уиллис. Мария Васильевна, прошу вас, оставьте нас в покое. С вашего позволения, мы бы хотели без всяких новых знакомств по-простому выпить пивка. Тем более что посадка начнется через десять минут.

– Такой культурный молодой человек, а старшим дерзит!.. – с осуждением произнесла Мария Васильевна и нехотя поднялась из-за столика – Что ж, счастливо оставаться, скоро увидимся.

– Ну, это вряд ли. – пробормотал Сева.

Ринки с грехом пополам поняли, о чем шла речь, а вот Лестер глядел на Севу с недоуменно-любопытным видом.

– Хотела познакомиться. Отшил. – прокомментировал Сева.

– Только познакомиться?

– Вроде бы. Денег не просила, купить бриллиант на двести карат или кокаину не предлагала.

– Слава Богу, что отвязалась. Вокруг нее как будто темный кокон. – зрачки Эрин были расширены, а Ринки, вообще-то, трусостью не отличались.

Объявили посадку. Молодые люди вновь заняли места в салоне Боинга. Дальнейший путь до Москвы прошел без происшествий. Загрузка была неполная, и старушенция, как успел заметить Лестер, комфортабельно устроилась у окна в самом хвосте. Молодым людям она больше не докучала.

…Москва, которую Сева помнил полунищим заплеванным городом, едва отвыкшим от горбачевских талонов на сахар и водку, заметно богатела. Повсюду встречались коммерческие ларьки, народ щеголял в ярких китайско-турецких одежках. На выходе из "зеленого коридора" шереметьевской таможни молодых людей перехватил нагловатый лысый тип в кожанке, с золотыми фиксами во рту и с дутой золотой цепочкой на шее:

– Такси, ребята! Недорого!
1 2 3 4 5 ... 8 >>
На страницу:
1 из 8