История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I

Однако почти два месяца чуть не каждый день продолжались пиры у Владыки, у посадников, у богачей бояр и у самого вел. князя, угощавшего всю знать Великого города.

Но широкие пиры не успели преклонить вел. князя на милость к осужденным и отправленным в Москву боярам, как ни упрашивали о них и Владыка и все их товарищи. Когда малые обиженные люди почувствовали державную руку вел. князя, то в городе все двинулось на перемену прежних отношений и порядков и почва для этого была уже вполне подготовлена. Теперь обиженные уже прямо шли на Великокняжеский суд, как на единую крепкую защиту в их обидах. С своими жалобами и исканием суда они теперь шли уже прямо в Москву. «А того не бывало от начала, как и земля их стала: и как вел. князи начали быти от Рюрика на Киеве и на Владимире и до сего вел. князя, который на то их привел». Так это случилось на другой же год (в начале 1477 г.), когда и собор был выстроен по кивоты, т. е. до половины здания.

В это время, Великим постом, в Москву явилось многое множество новых жалобников, житьих, посадских поселян, черниц, вдов, все преобиженные сильниками. Быть может, видя такое движение жалобников, архиепископ и весь Вел. Новгород вслед за ними прислали к вел. князю своих послов с челобитьем и называя его Государем, чего не бывало от начала как и земля их стала, ни которого вел. князя Государем не называли, но господином.

В древности это было простое рядовое обычное наименование каждого домохозяина, владыки дома или своей земли и всякой собственности. Но в это время Московский вел. князь стал уже домохозяином и владыкой не одной Москвы, но и всей Низовой Русской земли, лежавшей в речном углу Волги и Оки. Здесь уже давно, особенно после Шемякиной смуты, ходила и утверждалась в самом народе очень ясная и всем понятная идея Государя и Государства, родная идея полного домохозяина в своем владении и полной его власти в своем государстве-домохозяйстве. Повторим, что самое слово Государь или Господарь ничего другого более обширного и высокого и не обозначало, как только домо- и землевладельца. Получив такое, в сущности очень обычное, простое наименование и от вольного города, вел. князь послал к Новгородцам своих послов подкрепить данное ему вольными людьми наименование с вопросом – какого они хотят от него государства? Но вольные люди, по-видимому, были обмануты своими послами, хотя один из них был вечевой дьяк, или же скоро одумались и отвечали, что они с такими речами не посылывали и назвали то ложью.

По этому случаю возник мятеж, созвонили вече, вскричали на какого-то Василия Микифорова и тут же без милости убили его, по обговору дьяка (?) Захария Овина, а потом и этого убили и брата его у Владыки на дворе. И оттого взбесились, яко пьяные, один одно кричит, другой другое, и заговорили к королю опять поддаться.

Услыхавши о таких делах у вольных людей, вел. князь очень пожалел убиенных и даже прослезился и отдал это дело на обсуждение митрополиту и всей своей боярской Думе.

«С чем присылали сами, – говорил он, – чего и не хотел я у них, государства, и они от того заперлись и на меня лжу положили!» Разгневался вел. князь на Новгород за эту ложь и, помолясь Богу и раздав повсюду милостыню церквам, повелел собираться ратным, чтобы шли к Новгороду со всех концов но всем дорогам.

А тем временем Псковские мастера заложили у Троицы в Сергиевом монастыре новую церковь каменную, а Аристотель довел постройку собора уже до сводов. Оставалось замкнуть своды и соорудить пять куполов, пять глав над совершенным зданием, как и вел. князю оставалось сомкнуть своды Новгородской вольности и соорудить политические государственные главы над пятью концами вольного города, то есть над всем его вольным бытом.

1477 г. 30 сентября вел. князь по старому порядку отношений послал Новгородцам складную грамоту с простым подьячим, а 9 октября сам выехал из Москвы казнить ослушников войною.

Московские Низовские рати, а с ними и Псковичи окружили Новгород со всех сторон, заняли вокруг города все монастыри, стеснили город так, что в нем от собравшихся во множестве в осаду людей появился мор.

Начались переговоры с Владыкою, посадниками, со всем Новгородом Великим. Начались рассуждения о том, какой смысл заключается в словах Государь и Государство.

Новгород, находясь уже в немалой тесноте от Москвы, промолвился, назвавши вел. князя Государем, конечно из особого почтения, как величали вел. князя в Москве, употребил, стало быть, Московскую речь, а вел. князь тотчас же спросил: какого же государства хочет Новгород?

Вот на этот вопрос и должны были отвечать вольные люди, окруженные войсками, едва дышавшие теперь в Московских ратных тисках. Очень естественно, что они стали отвечать по старым привычным уговорам с вел. князьями, ограничивая и теперешнего вел. князя своими вольностями, стали указывать ему, как он должен держать у них свое государство, т. е. свою государственную власть; стали просить, если не требовать, напр., чтобы в Низовскую землю к берегу (против Татар) службы им не было, что готовы они защищать только свои границы и т. п.

«Вы нынеча сами указываете мне, – говорил вел. князь, – и чините урок нашему государству, как ему быть у вас. Какое же мое государство, когда не я вам, а вы мне указываете и урекаете, как должен я держать вас. Я хочу такого государства, как живу на Москве. Как на Москве, так хочу быть и в отчине нашей в Новгороде». Тогда Владыка, посадники и житьи, говорившие от всего Новгорода, ударили челом вел. князю и вымолвили, чтобы вел. князь сам сказал, как его государству быть в Новгороде, потому что Новгород Низовой пошлины не знают, как государи наши вел. князья держат свое государство в Низовской земле.

«Наше государство вел. князей таково, – ответил вел. князь. – Вечу, колоколу в нашей отчине в Новгороде не быть, посаднику не быть, а государство все нам держать и всему остальному быть как у нас в Низовской земле».

Не знали Новгородцы такого Государства только в своем политическом устройстве, но в домашних своих порядках они хорошо знали, что такое Государь – хозяин дома и владетель своей отчины, своей волости, своего села. Они хорошо знали и помнили, как распоряжались и государили со своими подвластными землями и пригородами, напр., с Двиною, в 1398 г., с Заволочьем и т. д., не говоря о вечевом буйстве, когда целые улицы подвергались государскому разгрому. И то ведь было государство, т. е. власть силы, и таким же государем было вече.

Таким образом вольный Новгород быль покорен в полной мере Московскому государству. Как и стал Великий Новгород и Русская земля, такого изневоленья на них не бывало ни от которого вел. князя, да и от иного ни от кого.

Со стороны Новгорода событие совершилось мирным порядком – войны не было.

Со стороны Москвы оно теперь совершилось несравненно успешнее, чем бывало прежде, по той причине, что теперь уже по всей Низовской земли ходило в народе мнение, что государство (единовластие, единодержавие) прибыльнее для людей, чем разновластие; что один государь, как ни бывал он грозен, своеволен, все-таки скорее даст крепкую и верную защиту обиженным, чем множество государей, неспособных и себя защитить от насилий сильного.

Как в древние времена в народных отношениях господствовала, торжествовала и являлась принудительною силою идея веча, так теперь стала торжествовать и уже являлась принудительною силою идея государя и государства, и потому самый Новгород, как политическая вечевая сила, именует себя также государем, а Псковичи, другая вечевая сила, в это время прислали вел. князю грамоту, в которой величали его не только господином-госуда-рем, но и царем всея Руссии, предупреждая даже Московские понятия о значении государевой власти.

Итак, не только вольному Новгороду, но и всей Земле теперь было растолковано не одними словами, но еще сильнее самым делом окончательного покорения вечевого порядка государственным началам, было до точности растолковано, что значит и какой смысл имеет государево государство.

Все это происходило зимою 1477–1478 г. Дело совсем окончилось 20 января, когда вел. князь поспешил послать добрую весть в Москву к своей матери и к митрополиту и к сыну, что привел вольный город во всю свою волю и учинился на нем государем, как и на Москве. Через 7 дней, янв. 27, эта весть прибыла и в Москву. Сам вел. князь прибыл в Москву 5 марта, в четверток 5 недели поста, повелев за собою и колокол их вечевой привезти на Москву, и «как привезен был и взнесли его на колокольницу на площади с прочими колоколами звонити».

В этом достославном походе был и Аристотель. Он еще в начале дела построил через Волхов под Городищем мост на судах, который и после оставался надолго целым.

Итак, постройка Московского большого собора совершалась в одно время и шаг за шагом в ряд с постройкой Московского единодержавного государства. Очень понятно, как были рады Москвичи, по крайней мере в их властной среде, окончанию сооружения храма и концу вечевого порядка. Примечательно и то обстоятельство, что, как было упомянуто, Новгородские мастера устраивали и кровлю собора, покрывая его немецким белым железом.

Как во времена митрополита св. Петра и вел. князя Ивана Калиты, так и теперь сооружением соборного храма было положено только начало новому устройству города. Воздвигнутый величественный храм одною своею массивностью и светлостью нового строения, сравнительно с остальными малыми и низменными зданиями старинной еще Калитинской постройки, отражал в сильной степени их незначительность и бедноту и необходимо вызывал мысль о сооружении соответственных ему по красоте и величию вместо старых новых зданий.

Но для таких зданий не было мастеров-строителей, так как один Аристотель, занятый в это время пушечным и колокольным литьем, денежным делом и даже походами с новой артиллерией, напр., в Новгород, под Казань, в Тверь, по всему вероятию уже не имел времени заниматься архитектурным делом, и очень вероятно также, что он указывал на свою родину, откуда возможно было добывать мастеров, не одних только архитекторов.

С Италией в то время происходили самые оживленные сношения, и потому вел. князь не мало забот положил о вызове оттуда деловых, знающих людей самых разнообразных художеств.

Мы видели, каких трудов и препятствий стоил вызов и самого Аристотеля. Проходили годы, пока в Москве наконец стали появляться эти очень надобные и желанные художники.

Между тем, в ожидании Итальянских художников, вел. князь воспользовался и искусством Псковских мастеров и 6 мая в 1484 г. повелел им построить на месте старого свой дворцовый храм Благовещения, разобрав старый только по казну и по подклет, т. е. до цоколя.

Вместе с тем около того подклета была заложена казна, особые помещения для хранения казны, и кроме того была заложена кирпичная палата с казнами, наименованная впоследствии Казенным Двором.

Храм Благовещения строился более пяти лет от заложения в 1484 г. до 1489 г., когда был освящен, а разбирать его старое здание начали еще в 1482 г. и продолжали в 1483 г. Неизвестны причины такой медленной постройки.

Следуя за вел. князем, и митрополит в то же лето и с теми же Псковскими мастерами заложил у своего двора в1484 г. церковь Ризположения, совершенную в 1485 г. и освященную в 1486 г. авг. 31.

В этих двух храмах Псковские мастера занесли и в Москву типы своих Новгородских и Псковских церквей, заметным образом обозначенные в подробностях устройства подглавий или шей, иначе и неудачно теперь называемых трибунами, барабанами. Но еще прежде, лет за пять до постройки этих двух храмов, Псковские мастера соорудили в 1479 г. храм Иоанна Златоуста в монастыре того же воимя. Этот храм был построен в честь тезоименитого Ангела вел. князя и в память покорения Новгорода, так как последние дни Новгородской свободы, когда эта свобода окончательно была упразднена, эти дни совпали с днями рождения вел. князя и его именин 22 и 27 января 1478 г.

Неизвестно, когда именно прибыли в Москву первые после Аристотеля Итальянские архитекторы Антон Фрязин и Марко Фрязин, но их работы начались уже в 1485 г. и не постройкою храмов, а сооружением новых Кремлевских стен.

Старые стены, значительно обветшавшие и от времени и от многих пожаров, теперь уже не удовлетворяли новым требованиям и могуществу государственного гнезда, каким являлся этот ветхий Кремль. А величественный собор Успенский и здесь как бы указывал на необходимость окружить его достойным венком новых сооружений. Как мы упомянули, его здание ярко освещало ветхую старину всех остальных построек Кремля. Кроме того, и в чем была главная забота Моск. государя, требовалось укрепить гнездо славного государства новыми уже европейскими способами городовой защиты при помощи европейских же строителей.

Само собою разумеется, что постройка новых стен производилась не вдруг, но частями, мало-помалу, потому что в одно время с постройкою новой стены было необходимо оставлять возле нее и старые стены, дабы на случай опасности не раскрыть городскую ограду на произвол враждебной осады. Итальянец Контарини, бывший в Москве в 1475 г. и, стало быть, видевший старые стены, описывая город, говорит между прочим, что он «расположен на небольшом холме и что все строения в нем, не исключая и самой крепости, деревянные». Это указание не иначе можно объяснить как тем, что обветшавшие стены по местам были починены деревом вместо камня.

Кроме того, надо иметь в виду, что городовые каменные стены всегда были покрываемы деревянною кровлею; из дерева же устраивались и заборолы, род разборного забора, который защищал осажденных в пролетах между зубцами стен. Все это придавало стенам вид деревянной постройки.

Сооружение и доселе существующих стен Кремля началось, как упомянуто в 1485 году, с теперешних Тайницких ворот, что над Москвой-рекой перед соборами.

В то время находившиеся здесь старые ворота именовались Чешьковыми, Чишковыми, Чушковыми и Шешковыми. По всему вероятию от имени боярского двора, здесь находившегося.

В числе знатных бояр у кн. Юрия Дм. Галицкого был Данила Чешек, являвшийся в качестве посла к вел. князю Василию Васил. Темному об утверждении мира в 1425 году. Можно предполагать, что у ворот на Подоле Кремля находился и двор этого Чешка, так как неподалеку на горе стоял двор и князя Юрия Дмитриевича, соперника Василию Темному в споре о Великом Княжении. Ворота назывались также и Водяными, как в Москве назывались и другие такие же ворота, устраиваемые не для проезда дальше по улицам, а только для добывания воды, каковы были ворота у теперешнего Каменного моста и в Китае у Зарядья.

19 июля 1485 г. Антон Фрязин вместо этих ворот заложил новые под именем Стрельницы, под которые вывел Тайник, тайный подземный проход к реке для добывания воды во время тесной осады. Отсюда и сохранившееся доныне прозвание ворот Тайницкими.

Затем в 1487 г. была совершена стрельница наугольная, вниз по Москве-реке, называвшаяся Беклемишевскою от находившегося близ нее двора боярина Беклемишева (Никиты и Семена)[61 - В XVII ст. по забвению ее неправильно стали прозывать Свибловскою и Свирловскою. См. Чтения О. И. и Д. 1877, кн. 2, Смесь, 3, и др.]. Строителем ее был Марко Фрязин.

На другой год (1488) мая 27 Антон Фрязин заложил другую наугольную стрельницу вверх по Москве-реке, где прежде в старых стенах стояла Свиблова стрельница, так прозываемая от боярского же двора Федора Свибла, и под нею также вывел тайник. Таким образом прежде всего город был укреплен со стороны реки, т. е. с Татарской Ордынской стороны.

Зимой, в начале 1490 г., в Москву прибыл еще Фрязин, Петр-Антоний с учеником Зам-Антонием, мастер стенной и палатный, архитектон, как его только одного величали этим именем, вероятно, за особое искусство в строительном деле.

В течение того же года он построил две стрельницы, одну у Боровицких ворот и со стеною до наугольной Свибловой стрельницы, другую над Константино-Еленскими воротами (недалеко от церкви свв. Константина и Елены), которые находились на Подоле Кремля и потому именовались Нижними, а также и Тимофеевскими от стоявшего здесь двора знаменитого окольничего при Дмитрии Донском Тимофея Васильевича роду московских тысяцких.

На следующий год (1491) Петр-Антоний и прежний Марко заложили две стрельницы со стороны Большого Посада, Фроловскую (Спасские ворота) и Никольскую, обе с воротами. По другим свидетельствам обе стрельницы были заложены одним Петром-Антонием в марте месяце, при чем Никольская была заложена не по старой основе, не на месте старой стрельницы, но, вероятно, с прибавкою городского пространства. Тогда же он заложил и стену от Никольской стрельницы до р. Неглинной. Фроловская стрельница была им окончена в том же году. На ней и доселе существуют сохранившиеся надписи на каменных досках с внутренней стороны по-русски, с внешней, загородной, по-латыни.

Приводим их старинный список: «В лето 6999 году Июля (пробел) Божиею милостию зделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Росии и Великого князя Владимерского и Московского и Новгородского и Псковского и Тферского и Югорского и Вятского и Пермьского и Болгарского и иных в Л (30) лето государства его. Делал Петр-Антоние от града Медиолана».

В том же списке латинская надпись так переведена: «Иоанн Васильевич Божиею милостию Великий князь Владимерский, Московский, Новгородский, Тферский, Псковский, Вятский, Югорский, Перьмский, Болгарский и иных и всея Росии Государь в лето Л (30-е) государства своего сии стены созда. Строитель же бысть Петр-Антоние Сонъарии (Solarius) Медиоланянин в лето от Рож-ства Х-ва Спасителя 1493-е». Ошибка вместо 1491 г. (Тверского музея сборник, № 3237). В подлинной надписи, согласно ее русскому списку, вместо «сии стены» упомянуто сии башни, т. е. стрельницы. Множественное число, быть может, указывает и на отводную башню, существующую перед воротами.

Постройка стен с этой посадской стороны продолжалась и в 1492 г., когда между этими двумя стрельницами была заложена подошва (фундамента), а вместе с тем и новая стрельница наугольная над Неглинною с тайником, которая впоследствии прозывалась Собакиною, вероятно также от боярского двора роду Собакиных.

В то время, как мало-помалу сооружались стены и стрельницы, в 1493 г. Кремль был окончательно опустошен двумя пожарами, следовавшими один за другим с небольшим через три месяца. После первого пожара, случившегося на Радунице, апреля 16, когда выгорел почти весь город, для временной его защиты поставили в опасном месте деревянную стену от Никольской стрельницы до тайника на Неглинной или до Собакиной стрельницы, но в новый, небывалый по своим опустошениям, пожар всей Москвы эта стена сгорела.