История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I

Пожары явились как бы Божиим гневом по случаю новых распоряжений государя, касавшихся и до обывателей Московского посада. В том же несчастном 1493 году было приступлено к укреплению местности и к постройке стен со стороны течения р. Неглинной, где теперь расположен Кремлевский Александровский сад. Для этой цели был вырыт глубокий ров от Боровицких ворот до Москвы-реки, так как здесь течение Неглинной значительно удалялось от Кремлевской горы и от стен города, а за речкой Неглинной, для безопасности города от пожаров, государь повелел очистить посадское пространство по всей линии городских стен так, чтобы строения отстояли от стен по мере на 110 саж., по другим, вероятно ошибочным, указаниям на 109 саж. Для этой цели были снесены все деревянные дворы в этой местности и разобраны самые церкви, о чем духовный чин очень печалился, как увидим ниже.

Наконец в 1495 г. была заложена и последняя городовая стена возле Неглинной, не по старой основе, но с расширением городового пространства[62 - В Степенной Книге, II, 135, упомянуто, что новый каменный город поставлен округ деревянного града. По этому свидетельству можно полагать, что новые стены закладывались с внешней стороны старых стен, так что город получал большую обширность.]. В тот же год была очищена вся местность и за Москвой-рекой против стен Кремля также для безопасности от пожаров, причем были снесены все дворы и разобраны церкви и на чистом месте разведен государев сад, существовавший там до конца XVII ст. уже с именем Царицына Луга.

Ровно десять лет продолжалась постройка новых стен Кремля и по случаю принудительного разрушения близ стоявших на посаде церквей возбудила в благочестивых людях большие сетования и суеверные толки о том, что не подобает так разрушать святые места.

Архиепископ Новгородский Геннадий, бывший Чудовский архимандрит, писал по этому поводу к митрополиту Зосиме следующие строки, весьма любопытные для характеристики носившихся в то время мнений даже в высшем духовенстве. Главным образом он жаловался на то, что в Новгороде его одолевали еретики, жидовствующие и стригольники, и указывал, что «на Москве еретики живут в ослабе, почему и из Новгорода все они сбежали к Москве, да и ходят там в ослабе. Например, Денис поп, тот в Архангельском соборе служит да на литургии за престолом плясал да и Кресту наругался». Замечая такую Московскую распущенность, владыка кстати писал и о государской распущенности:

«А ныне беда стала земская да нечесть государская великая: церкви старые извечные выношены из города вон, да и монастыри старые извечные с места переставлены; а кто веру держит ко святым Божиим церквам, ино то писано сице: “Освяти любащая благолепие дому Твоего и тех прослави божественою Твоею силою”. Да еще паки сверх того и кости мертвых выношены на Дорогомилово, ино кости выносили, а телеса ведь туто остались, в персть разошлись; да на тех местах сад посажен; а Моисей писал во Втором Законе: “Да не насадиши садов, ни древа подле требника Господа Бога твоего”. А господин наш отец Геронтий митрополит о том не воспретил; то он ведает, каков ответ за то даст Богу. А гробокопателям какова казнь писана! а ведь того для, что будет воскресение мертвых, не велено их с места двигнути, опричь тех великих Святых, коих Бог прославил чудесы; да Божиим повелением и ангельским явлением бывает перенесение мощем на избавление людем и на утверждение и на почесть градовом. А что вынесши церкви, да и гробы мертвых, да на том месте сад посадити, а то какова нечесть учинена! от Бога грех, а от людей сором. Здесе приезжал жидовин новокрещенной, Данилом зовут, а ныне хрестьянин, да мне сказывал за столом во все люди: “понарядился де есми из Киева к Москве, ино де мне почали жидова лаять: собака де ты, куда нарядился? Князь де великий на Москве церкви все выметал, вон”, а сказывал то пред твоим сыном боярским пред Вяткою: ино каково то безчестие и нечесть Государству великому учинена?.. А церкви Божии стояли колико лет! А где священник служил, руки умывал, и то место бывает не проходно; а где престол стоял да и жертвеник и те места непроходны же; а ныне те места не огорожены, ино и собаки на то место ходят и всякий скот. А что дворы отодвинуты от града, ино то и в лепоту; а церкви б стояли вкруг города, еще бы честь граду болшая была. А егда бывает по грехом нахожение иноплеменник, ино, выносив иконы, да сожгут стены. А что которые церкви были в городе, а то також бы подняти на подклетех да сени нарядити вокруг церкви да переходы с Великого князя двора, да поп бы ходячи пел у тех церквей и коли случится Великому князю или Великой княгине саду посмотрети, и он бы посидел у церкви, ино лепо видети. А ныне розговорити того некому Государю Великому князю, разве тобя господина отца нашего, с Божиею помощью; а нам, твоим детем и сослужебником, пригоже тебе о том воспоминати; а ты, господин отец наш, сыну своему Великому князю накрепко о том воспоминай, понеже должно ти есть».

В начале своего послания Геннадий упоминает, что церкви и из города, т. е. из Кремля, были вынесены, а вместе с ними и гробы погребенных возле них покойников, как можно судить по упоминанию Геннадия о таких гробах. Все это, конечно, являлось необходимостью, когда происходила постройка новых стен с распространением городской местности за пределы старых стен, в окружности которых и стояли, вероятно, упоминаемые церкви. Что касается переставления извечных монастырей, то это указание должно относиться к монастырю Спаса на Бору, который был переведен на новое место вниз по Москве-реке на горы возле Крутиц, отчего и стал прозываться Новоспасским.

Весною в 1491 г. по повелению государя Спасский архимандрит Афанасий заложил церковь каменную на Новом Преображение Спаса. Она строилась медленно в течение пяти лет и в 1496 г. сент. 18 была освящена.

Поводом к этому переставлению древнего монастыря послужило решение государя выстроить себе новый более обширный дворец, к чему было приступлено в 1492 году. При новых порядках государева быта теперь уже не совсем было удобно оставлять среди нового дворца, так сказать в своих комнатах, сторонние жилища монастырской братии.

Полное устройство Кремлевской крепости окончилось уже в 1508 г., когда с весны Фрязин Алевиз вокруг города, особенно со стороны торга и Красной площади, выкопал глубокий ров и выложил его камнем белым и кирпичом, а со стороны Неглинной устроил обширные глубокие пруды, из которых по рву Неглинная была соединена с Москвой-рекой, так что крепость со всех сторон окружилась водой и Кремль стал островом.

Глубина этого рва, как обнаружилось при измерениях, произведенных в 1701 году, простиралась до 4 саж:., ширина показана в 17 саж. вверху и 15 саж. внизу.

Об этом новопостроенном Кремле находим, к сожалению, очень краткие свидетельства почти от современников его окончательного устройства.

Итальянец Павел Иовий, писавший о Москве в 1535 году, рассказывает следующее:

«Город Москва по своему положению в самой средине страны, по удобству водяных сообщений, по своему многолюдству и, наконец, по крепости стен своих есть лучший и знатнейший город в целом государстве. Он выстроен по берегу реки Москвы на протяжении пяти миль, и домы в нем вообще деревянные, не очень огромны, но и не слишком низки, а внутри довольно просторны, каждый из них обыкновенно делится на три комнаты: гостиную, спальную и кухню. Бревна привозятся из Герцинского леса; их отесывают по шнуру, кладут одно на другое, скрепляют на концахъ, – и таким образом стены строятся чрезвычайно крепко, дешево и скоро. При каждом почти доме есть свой сад, служащий для удовольствия хозяев и вместе с тем доставляющий им нужное количество овощей; от сего город кажется необыкновенно обширным. В каждом почти квартале есть своя церковь; на самом же возвышенном месте стоит храм Богоматери, славный по своей архитектуре и величине; его построил шестьдесят лет тому назад Аристотель Болонский, знаменитый художник и механик. В самом городи впадает в р. Москву речка Неглинная, приводящая в движение множество мельниц. При впадении своем она образует полуостров, на конце коего стоит весьма красивый замок с башнями и бойницами, построенный итальянскими архитекторами. Почти три части города омываются реками Москвою и Неглинною; остальная же часть окопана широким рвом, наполненным водою, проведенною, из тех же самых рек. С другой стороны город защищен рекою Яузою, также впадающею в Москву несколько ниже города… Москва по выгодному положению своему, преимущественно пред всеми другими городами, заслуживает быть столицею; ибо мудрым основателем своим построена в самой населенной стране, в средине государства, ограждена реками, укреплена замком и по мнению многих никогда не потеряет первенства своего». Все это Иовий рассказывает о Москве со слов Москвича Димитрия Герасимова, отправленного из Москвы в 1525 г. посланником к Папе Клименту VII. Иовий говорит, что он составил свое сочинение о Московии из ежедневных беседах с Димитрием, а потому оно и вышло очень достоверным и обстоятельным, так наш

Димитрий оказался по тому времени очень образованным и знающим человеком, заслужившим большие похвалы от Иовия. Автор говорит, что сохранил в своем сочинении ту же простоту, с какою вел свой рассказ Димитрий. Это признание Иовия дает нам повод заключать, что сочинение Иовия есть собственно сочинение Димитрия, за исключением средневековой учености о Страбоне, Птолемее и т. п. Особенно дорого высказанное убеждение старого Москвича, что Москва по мнению многих никогда не потеряет своего первенства.

Тем временем, когда началась и продолжалась постройка городских стен, и в самом Кремле и на посаде в разных местностях сооружались новые каменные храмы, конечно, на старых от века местах, ибо, как мы видели из толкований владыки Геннадия, перестановка храма на новое место почиталась чуть не грехом.

В Кремле, кроме упомянутых выше Благовещенской и Ризположенской, за это время были построены: в 1480 г. ц. Богоявления на Троицком подворье. В 1481 г. сент. 8 заложены два обетные предела у Архангельского собора – Воскресение да Акила апостол, в память победы над Новгородцами на р. Шелони, случившейся 14 июля 1471 г. в воскресенье, на память св. апостола Акилы. Вел. князь тогда же дал обет построить церковь св. апостола, а воеводы Данила Холмский и Федор Давыд. Палецкий – церковь Воскресения. Неизвестно, где первоначально была сооружена эта вторая церковь, памятник боярского благочестивого усердия. Можно с большою вероятностью предполагать, что этот храм, быть может, только деревянный, существовал на том месте, где в 1532 г. был заложен, а в 1543 г. окончен строением храм тоже Воскресения, возле колокольни Иоанна Лествичника, или святого Ивана, впоследствии известной под именем Ивана Великого. Новый храм был выстроен также для колокольни, более обширной, которая существует и доныне, вмещая в себе самые большие колокола. Подробности об этой постройке мы помещаем ниже.

В 1483 г. архимандрит Чудовский Геннадий Гонзов заложил каменную церковь во имя Алексея Чуд. да и трапезу каменную заложил. В 1491 г. совершили церковь Введения Б-цы и палату каменную на Симоновском дворе у Никольских ворот. Освящена 13 ноября.

В 1501 г. по повелению государя в Чудовом монастыре разобрали старую церковь Чуда Архангела Михаила, строение Алексея митрополита, и стали сооружать новую, доныне существующую. Освящена в 1503 г. сент. 6.

В 1504 г. была разобрана старая церковь Козмы и Демьяна, стоявшая против задних ворот Чудова монастыря, и заложена новая, повелением вел. князя.

Наконец, незадолго перед своею кончиною, вел. князь 21 мая 1505 г. повелел разобрать уже ветхую соборную церковь Архангела Михаила, строение Ивана Калиты, и заложил в октябре на том же месте новую более обширную.

Тогда же и другую церковь разобрали, также строение Ивана Калиты, св. Иоанн Лествичник, иже под Колоколы, и заложили новую не на старом месте, отмечает один летописец (П. С. Л. VI, 50). Другие летописцы указывают, что на старом месте.

Через пять месяцев, 27 октября 1505 г. вел. князь Иван Вас. скончался и погребен в новозаложенном соборе Архангела Михаила, как и митроп. Филипп в только что начатом постройкою Успенском соборе.

Постройка храма продолжалась и по кончине вел. князя и совсем была окончена уже в 1508 г., когда ноября 8 храм был освящен. Но за год прежде, когда храм был доведен до верхних камор, 1507 года октября 3 в него были перенесены и мощи прародителей государевых, гробы вел. князей, начиная с Ивана Калиты. Не упомянуто в летописях, где до того времени находились их гробы. Вероятно, оставались на своих старых местах и были перенесены на новые, устроенные возле стен более обширного храма. Строителем храма был Фрязин Алевиз Новый.

Таково было неутомимое строительство Ивана Третьего, совсем изменившее облик старого Кремля, который теперь больше походил на европейский замок, чем на старинный русский город. Действительно, замком и называли его путешественники-иностранцы.

Этим именем обозначался, так сказать, каменный облик вновь устроенного города Кремля. Дотоле Кремль носил облик обычного на Руси города, построенного из одного дерева. Старые и ветхие каменные его стены, как упомянуто, уже не отличались своим видом от остальных деревянных сооружений, а старые каменные храмы по своим малым размерам совсем исчезали в общей массе деревянных хором великокняжеских и боярских, строившихся высоко и широко.

Вообще, каменные строения в древней Москве столь были редки, что летописцы старательно заносили в свои сборники временных лет всякую подобную постройку, даже ворота и в особенности, конечно, Божии храмы.

Вне Кремля на посаде каменная церковь являлась такою редкостью, что обозначалась как особое урочище: Егорий каменный в Георгиевском, Богоявление каменное в Богоявленском монастыре указывались как памятники, заслуживающие удивления и особого примечания. Что касается жилых каменных зданий, то о них и в самом Кремле никто не помышлял. Даже и вел. князья нимало об этом не заботились.

Древняя Москва был город деревянный со всеми ее жилищами и со всеми очень многочисленными ее храмами, а потому всегда во время пожаров выгорала из конца в конец.

Казалось, что именно непрестанные пожары должны были научить горожан какой-либо правильной борьбе с этой бытовой стихией, и, однако, более чем целые полтораста лет от пожаров при Иване Калите все оставалось по-старому и после каждого пожара горожане, как бы сохраняя заветы отцов и дедов, строились опять из дерева и опять старым же порядком сгорали дотла.

Это изумительное деревянное коснение не одной Москвы, но и всех других городов объясняется, впрочем, великою дешевизною в то время строительного деревянного материала, а вместе с тем и необыкновенной скоростью постройки не только обывательских жилищ, но и самых церквей, нередко очень обширных и высоких, а также и городских стен, еще более обширных.

В свою очередь это самое обстоятельство очень препятствовало развитию строительного каменного дела, которое, не встречая нигде особого попечения и привета и ни с какой стороны никакой потребности в его художестве, принуждено было год от году слабеть и, если можно так выразиться, едва двигало ногами даже при постройке небольших храмов, а с большими и совсем не могло совладать, как это обнаружилось при начальном сооружении Успенского собора в Москве, что подтверждают также и нередкие падения новостроенных храмов и в Московской области и в Новгороде.

Тип хорошей каменной жилой постройки должны были выработать богатые Новгородцы, но и они в течение веков точно также, одолеваемые беспрестанными пожарами, по-старому оставались в тех же деревянных жилищах. Само собою разумеется, что в каменных зданиях никто не решался жить, когда более удобно, более просторно и более полезно для здоровья можно было жить в вековечных деревянных хоромах.

Впрочем, в первой половине ХV века Новгородский владыка архиепископ Евфимий начал строить и на своем дворе каменные здания, но только приемные и служебные палаты, оставляя самое жилье все-таки в деревянных постройках. Быть может, по его примеру и старая Москва мало-помалу стала строить и для своего обихода каменные палаты и первым начинателем этого подвига явился сам митрополит Иона, положивший столько труда и забот для установления и утверждения в Москве государственной идеи, отчего его святое имя и возглашается вместе с его святыми предшественниками, Петром и Алексеем, создателями Русского государственного единения.

Первоначальник каменных жилых построек митрополит Иона еще в 1450 г., во время. Шемякиной смуты, заложил на своем дворе палату каменну, в которой впоследствии устроил и обетную церковь Ризположения в память избавления Москвы от Татарского нашествия царевича Мазовши.

Не скоро этот первый опыт нашел себе последователей. Прошло слишком 20 лет, когда, наконец, и граждане положили основание для таких построек. В 1471 г. купец Тарокан заложил себе палаты кирпичные, у городовой стены, у Фроловских ворот, в одно лето и построил их.

По всему вероятию место этих палат занимает теперь небольшое здание Дворцового ведомства, стоящее возле старинной еще стрелецкой сторожки, или гауптвахты.

Затем в 1473 г. новый только что возведенный на стол митрополит Геронтий на том же святительском митрополичьем дворе заложил новую палату и у двора поставил, нарядил врата кирпичные кладены кирпичом ожиганым. Эта палата также кирпичная на четырех каменных подклетах была окончена постройкою на другой 1474 год, когда 13 ноября владыка и перешел в нее жить.

Можно полагать, что святитель, достраивая в 1474 г. эту палату и ворота, воспользовался материалом от разрушившейся соборной церкви, так как этот материал, камни и кирпичи, оказался для новой уже Аристотелевской стройки негодным в дело для большого храма, но очень пригодным для рядового строения. Впоследствии, в 1493 г. после пожара митрополит Зосима поставил на своем дворе три кельи каменные с подклетами.

Должно упомянуть, что после Геронтиевых построек и монастыри стали сооружать полужилые палаты, называемые трапезами. Такие трапезы были сооружены в 1483 г. в Чудовом монастыре, в 1485 г. – в Симоновом монастыре, в 1504–1506 гг. – в Андроникове.

В 1485 г. начали строить себе каменные хоромы и большие бояре. Сын государева казначея Владимира Ховрина, Дмитрий, построил в этом году палату кирпичную и ворота кирпичные. Следом за ним тогда же заложили кирпичные палаты старший брат Дмитрия, Иван, прозванием Голова, и боярин Василий Фед. Образец[63 - В Львовском издании летописи эти постройки, вероятно, ошибочно отнесены к 1488 и 1489 гг., а в Русском Временнике они отнесены к1486 г.].

Наконец и вел. князь решился построить себе вместо деревянных каменные помещения для жилья, конечно на старом прапрадедовском месте у церкви Благовещения, сооружением которой в 1484 г. и началась перестройка всего дворца. В тот год под церковью были устроены казны, а возле нее с набережной стороны – Казенный двор, на котором в 1485 г. был заложен обширный каменный погреб.

Перед тою же церковью с западной стороны внутри государева двора в 1487 г. Марко Фрязин заложил палату велику на месте, где терем стоял, то есть по набережной стороне. Эта большая палата впоследствии именовалась Набережной.

После того дворцовые здания были выдвинуты на соборную площадь, где в 1491 г. Марко Фрязин и Петр-Антоний построили большую палату, названную Грановитой по случаю обделки ее наружных стен по-итальянски гранями.

Весной на следующий 1492 г. вел. князь окончательно решил выстроить себе каменные жилища и 5 апреля со всею семьею перебрался из своего двора в новый двор Ивана Юрьевича Патрикеевича, стоявший против церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, а старый свой двор, деревянный, велел разобрать и на его месте ставить каменный двор.

Однако в новом и притом в чужом жилище, вероятно было тесно, почему тогда же вел. князь поставил себе временной деревянный двор за Архангелом, т. е. с восточной стороны Архангельского собора, на месте, некогда принадлежавшем сыну Калиты, Андрею, и потом сыну Андрея, знаменитому Владимиру Андреевичу Храброму, герою Куликовской битвы. Теперь это было опальное место, отобранное у провинившегося перед государством внука Храброго воеводы, Василия Ярославича. Место так и прозывалось Ярославичевским.

С небольшим через год 16 апреля 1493 г. нутрь Кремля весь выгорел, остался только этот новый двор за Архангелом, где вероятно уже и пребывал вел. князь.

Красное Крыльцо и Грановитая Палата.

Из издания «Виды Москвы, изданные Академией наук (в 1755–1761 гг.) по снимкам ее ландкартного мастера М. Махаева»

А потом ровно через три месяца, 16 июля случился опять такой пожар в Кремле, какого не бывало с тех пор, как и Москва стала. Погорел не только весь Кремль и с упомянутым новым двором, но почти и весь посад вокруг Кремля. Очень трудно было при таких губительных обстоятельствах продолжать даже и производимую постройку каменных стен Кремля, а о продолжении постройки дворца нельзя было и помышлять. Поэтому закладка каменного дворца совершилась уже в последний год XV ст., в 1499 г. в мае месяце, когда вел. князь заложил двор свой камен, палаты каменные и кирпичные, а под ними погреба и ледники, на старом дворе у Благовещения, да и стену каменную заложил от двора до Боровицкой стрельницы, для защиты двора с набережной стороны, откуда из Замоскворечья могли достигать и татарские стрелы и горевшие головни.

Строителем всего жилого дворца быль Алевиз Фрязин от града Медиолана.