– Вы еще красивее, чем на экране!
Не успела та ответить, как раздался громкий стук. Стиснув зубы, Нина впустила очередного гостя.
– Hola, bonita! – воскликнул Хайме, благоухая «Олд спайсом». – Что стряслось?
– Плита… – От едкой парфюмерной отдушки у Нины заслезились глаза.
– Все четыре конфорки сломались? – спросил управляющий. – Или только одна?
– Это вам миссис Гомес расскажет.
Хайме оглядел кухню, и уголки его губ резко опустились.
– Hola, Хайме! – Бьянка помахала ему средним пальцем.
Мужчина сердито взглянул на Нину:
– Это уже ни в какие ворота, bonita. Ни в какие ворота.
– Значит, нашу плиту вы чинить не будете? – возмутилась Бьянка. – Мы готовим в микроволновке, Хайме! Только представьте, – она понизила голос, дабы передать весь ужас ситуации. – Буррито из супермаркета! Да еще и в микроволновке!
Скривившись, Хайме буркнул:
– Ладно.
Он вышел вслед за миссис Го и ее дочкой, бормоча что-то вроде: «Pinche[18 - Долбаная (исп.).] плита!»
Нина закрыла за ними дверь.
– Мне нравятся твои соседи, – едва сдерживая смех, заметила Шона.
– Ты и с половиной незнакома! – Нина улыбнулась. – Живу будто с оравой чудаковатой родни.
– Давно бы уже сняла квартиру где-нибудь в центре… Средства-то позволяют, – проворчала Шона и, спохватившись, добавила: – Только не обижайся.
В ответ Нина рассмеялась:
– На что тут обижаться? Мне здесь нравится. В похожих квартирках я провела все свое детство.
Она не стала упоминать, что намеренно выбрала латиноамериканский квартал, дабы не утрачивать связь с земляками. Проведя детство в приемных семьях, Нина порой тосковала по своим корням. Чтобы примириться с этим, она изучала в школе испанский язык, а также общалась с гватемальцами, пуэрториканцами, сальвадорцами, перуанцами, мексиканцами и колумбийцами.
Переехав в нынешний дом, она познакомилась с миссис Гомес – чилийкой по происхождению, отчасти заменившей ей приемную мать. Женщина рассказала Нине много полезного о кулинарии и, конечно, о чилийском вине, которому, по ее словам, «французское пойло в подметки не годится». Впрочем, Нина сомневалась, что соседка пробовала французское вино.
Нарезая лазанью, Нина вернулась к изначальной теме разговора:
– Ты, кажется, хотела поговорить о Джеффри Уэйде?
Улыбка исчезла у Шоны с лица.
– Когда тебя принимали в академию, Уэйда временно отстранили от работы в ОПА.
Это еще мягко сказано. Одни говорили, что он нашел утешение на дне бутылки, другие – что похудел на 30 фунтов[19 - 30 фунтов = 13,6 кг.], хотя и так гремел костями, а по мнению некоторых, часть отпуска профайлер провел в психушке. Нина во всем этом сомневалась – тем не менее репутация Уэйда пострадала ощутимо.
Шона задумчиво смотрела в одну точку, собираясь с мыслями. Нина ее не торопила, молча раскладывая ароматную лазанью по тарелкам.
– Есть еще одна причина, отчего Уэйд не хотел, чтобы тебя приняли в Бюро. Кроме меня, об этом мало кто знает.
Предчувствуя неладное, Нина тяжело опустилась на стул.
– У Джеффри была младшая сестра, – вздохнула Шона. – В четырнадцать лет девочку похитили. Полицейские нашли ее через несколько дней. Физически она не пострадала, однако…
Нина уставилась на свои руки. Она давно гадала, почему Уэйд, устроившись в отдел поведенческого анализа, занял относительно новую на тот момент должность, связанную с преступлениями против детей. Теперь она знала ответ.
– Что случилось с его сестрой?
– В двадцать лет она приняла смертельную дозу таблеток, – качнув головой, ответила Шона. – Если верить Джеффу, она так и не оправилась от потрясения.
Так вот в чем дело.
– Он решил, будто и я закончу так же! – ни капли не сомневаясь, воскликнула Нина. – А работа в ФБР меня к этому подтолкнет!
Шона примирительно подняла руку.
– Представь себя на его месте. В Бюро приходит новенькая, пережившая нечто похуже, чем иные жертвы преступлений, которыми занимается его отдел. А тут еще сестра…
– Выходит, я виновата в том, что не опустила руки и стала копом? – Нина указала вилкой на Шону. – Я ведь четыре года проработала в полиции, прежде чем пошла в ФБР!
– Уэйд просто тебя оберегал. – Шона отрезала кусочек лазаньи.
– Скорее не хотел подтверждать, что я психически здорова. Вдруг лет через пять я слечу с катушек, а на бумажке – его подпись! – Нина насмешливо фыркнула. – Он еще хуже, чем я думала.
– Дело не только в этом… – Немного замявшись, Шона продолжила: – В твоем досье говорилось, что с тобой бывает… непросто. Ты не всегда ладишь с окружающими. Даже трудясь в полиции, ты предпочитала действовать в одиночку. У нас в Бюро так не принято.
Нина не нашлась с ответом. Она ненавидела секретные досье. Всю ее жизнь раскладывали по папкам чуть ли не с самого рождения. Если ты – обычный ребенок, никто не записывает каждый твой шаг, каждый нюанс твоего поведения. Другое дело – дети из приюта. На тех, кого считают «трудными», заводят самые подробные досье.
– Как я уже рассказывала, Уэйд был моим напарником в ОПА, – сменила тему Шона. – Но кое-чего ты не знаешь. Когда меня повысили и перевели в другой отдел, мы с Джеффри какое-то время… встречались.
– Стоп… Что? – Нина не могла представить эту парочку вместе.
– Я же говорила – тогда он был другим. – Шона прожевала кусочек лазаньи, раздумывая, все ли стоит рассказывать. – Когда ты устраивалась в ФБР, мы с Уэйдом уже расстались. Тем не менее он знал, что это я уговорила тебя подать заявку. В общем, Джеффри сообщил мне, что не поддержал твою кандидатуру. – Шона нахмурилась. – И тогда я обратилась напрямую к директору.
– Знаю, – кивнула Нина. – Некоторые коллеги тоже знают и до сих пор считают меня твоей протеже. Уэйд, наверное, тоже.
В комнате витали ароматы тмина и жареного лука. Шона положила вилку на край тарелки и, прищурившись, взглянула на Нину.
– Я вмешалась, потому что Бюро нужны такие как ты. Как мы.
Нина молчала, и Шона с горячностью продолжила: