Восставшая против нормы

– Да вот какой-то придурок врубил в 6 утра военные марши, спать невозможно! Сейчас провод перережу.

– Отставить! – завопил прапорщик, умолчав при этом, что придурком, врубавшем в 6 утра военные марши, был полковник Новик, решивший таким образом облегчить военнослужащим утренний подъем.

Только потом, много позже, прапорщик Дубарь сообразил, что парень залез на столб без всяких специальных приспособлений, необходимых в подобном случае. И как же он это сделал? Тогда прапорщик об этом почему-то не задумался и не придал этому значения. А ведь такие навыки… Такие навыки совсем не вяжутся с образом придурка и растяпы, каким он себе этого парня представлял. И еще прапорщик в первый же день заметил, что костяшки пальцев у юноши загрубевшие, как у человека, серьезно занимавшегося рукопашным боем.

Вот если бы он тогда насторожился!

…Прапорщик регулярно жаловался на имперского придурка командиру базы полковнику Новику, но тот разводил руками. Ну, что возьмешь с этих гражданских, тем более иностранных специалистов? К тому же парень тут по контракту, а контракт не так просто разорвать в одностороннем порядке, для этого должна быть веская причина. Пока что имперский техник со своей работой справляется, и поэтому никаких оснований для того, чтобы его уволить, нет.

– Вообще-то он еще и неплохо отжимается, – пробурчал прапорщик.

– Вот видите, есть и у него что-то хорошее, – обрадовался полковник. —Глядишь, еще и человека из него сделаем!

На этот счет у прапорщика были большие сомнения, но он не посмел перечить командиру.

…В тот день они уже возвращались с полевых испытаний, когда на узкой дороге, идущей вдоль речки, головной вьючный робот, похожий на серебристого паука, неожиданно застыл на месте, мгновенно затормозив всю колонну техники, и продолжать движение явно не собирался. Недолго думая, Дэки, сопровождавший колонну вьючных роботов, вскочил на него верхом и стукнул кулаком по той части корпуса, где у настоящего паука находилась бы голова. Робот среагировал странным образом: дернулся, вздыбился, сделал резкий прыжок с дороги в сторону откоса и, не удержавшись, начал падать. Выпрямившись в последний момент, робот сделал еще один неуверенный прыжок и, подогнув суставчатые конечности, рухнул в воду.

Несколько дней назад вода в реке сильно поднялась из-за прошедших в горах дождей. Робот в мгновение ока скрылся под водой. Бурлящий поток в считанные секунды скрыл его от глаз остолбеневших военнослужащих.

Дэки, спрыгнувший с падающего робота еще на откосе, прокатился по земле, встал и, ругаясь и отряхиваясь, выбрался на дорогу.

– Ах, ты… – у прапорщика Дубаря на этот раз больше не было слов, даже матерных, чтобы должным образом охарактеризовать имперского идиота. Схватив его за шиворот, он потащил его к командиру базы, по пути не переставая осыпать какими-то нечленораздельными междометиями, совершенно не походившими на полноценные матюки.

Через полчаса Дэки стоял на ковре перед полковником Новиком.

Американский инструктор крутился тут же. Этого типа Дэки приметил еще в первый день пребывания на базе. Военный советник, ага… Высокий, поджарый, с водянисто-голубыми цепкими глазами, он неожиданно возникал словно из ниоткуда в самых укромных уголках военной базы и особенно интересовался именно вьючными роботами.

Выслушав весьма эмоциональный доклад прапорщика, щедро приправленный ненормативной лексикой, полковник тяжелым взглядом уставился на злостного нарушителя дисциплины, которого Дубарь наконец соблаговолил отпустить и не дергать за шиворот, и тихо спросил:

– Какого черта? Ты что, под кайфом? Ты бухаешь или ширяешься?

– Да никогда, – возмутился Дэки.

Полковник смотрел на него тяжелым немигающим взглядом: в свое время в голову полковнику Новику пришла одна интересная идея, подсказанная ему сотрудником военной прокуратуры, и с тех пор полковник неоднократно использовал для перевоспитания новобранцев – растяп и придурков – особый метод. В большинстве случаев этот метод действовал. И сейчас явно был подходящий момент. Сейчас он научит этого оболтуса дисциплине и порядку…

– Будь ты алкашом или наркоманом, это было бы понятно и простительно. Но в здравом уме и трезвой памяти утопить робота… – он задумчиво и устало посмотрел на имперца и покачал головой.

И приказал прапорщику:

– Выпороть.

Дэки обомлел.

– У вас тут что, суд шариата? – возмутился он. – Между прочим, я гражданин Парадизской Империи, а не вашей республики.

– Вы находитесь на нашей территории, а нас законы для всех одинаковы, а по условиям договора вы должны подчиняться уставу. Вы подпадаете под статью об умышленной порче и уничтожении военного имущества, а по этой статье предусматривается именно такое наказание. Уж так в уставе написано, – полковник с деланным сочувствием развел руками.

…Будь Дэки постарше и поопытнее, он для начала обложил бы зарвавшегося полковника изощренным матом для духовного отрезвления, а затем объяснил бы, что, во-первых, неважно, что в уставе написано, вот на заборе тоже много чего написано, но это еще ничего не значит, а во-вторых, в развитых цивилизованных странах дурные законы компенсируются необязательностью их исполнения… Однако Дэки был слишком молод и неопытен в словесных баталиях, к тому же от потрясения потерял дар речи и не мог выдавить из себя ни слова. Но даже если бы и мог говорить, то не знал бы, что вообще можно сказать в столь дикой ситуации. Ну, в самом деле: в конце уютного 21 века вдруг оказаться в роли крепостного холопа жестокого барина! В Империи подобная ситуации была бы просто немыслима!

Дэки вспомнил, что в сети периодически мелькали упоминания о том, что в некоторых государствах в воинских частях применяются телесные наказания, и еще ходили слухи, что даже в Империи в некоторых негосударственных военизированных объединениях практикуются, хоть и совершенно незаконно, различные меры физического воздействия, но Дэки считал это байками и страшилками вроде городских легенд, иначе такие случаи, имей они место на территории Империи, непременно попали бы в полицейские сводки, но ничего подобного в сводках не было. Хотя, конечно, это еще ничего не значило: многие дела, связанные с той или иной формой насилия над личностью, рассматривала не полиция, а Храм Немезис… А из Храма утечек информации не бывает, там строго соблюдают секретность…

В голову не приходило ничего кроме: «Это не наш метод, это непедагогично!» Но Дэки чувствовал, что на полковника этот аргумент не подействует. У него явно свои представления о педагогике!

– Вы подписали контракт, вы находитесь на территории нашей страны, так что вы знали, на что шли, -жестко заявил полковник.

– Знал бы, ноги бы моей тут не было, – честно признался Дэки.

Не то чтобы Дэки очень боялся боли от ударов кнута: для того, чтобы заранее бояться того, чего никогда не испытывал, нужно иметь очень развитое воображение, а он таким воображением не обладал, к тому же сильную боль он и раньше испытывал и не настолько ее боялся, чтобы всерьез переживать по этому поводу, но вот предстоящее унижение… Мысль об этом была настолько невыносима, что в груди как будто сжалась тугая пружина, но сердце при этом билось частыми сильными толчками.

«Сколько оно еще так выдержит?» – отвлеченно подумал Дэки.

За семнадцать лет своей жизни Дэки уже бывал и в смертельно опасных ситуациях, и чудом выживал после серьезных ранений, но вот к подобному унижению не был готов морально. Просто он был из тех людей, которые по своей душевной организации совершенно не выносят такого насилия над собственной личностью. Дэки относился к людям такого типа, которые готовы скорее умереть, чем пережить нечто подобное. Пожалуй, даже если бы его приговорили к расстрелу, он был бы потрясен куда меньше. Кровь бросилась ему в лицо, в голове мутилось от гнева и ярости.

Гордый, самолюбивый парень не мог смириться с мыслью, что люди, которых он уже начинал считать своими боевыми товарищами, могут поступить с ним подобным образом. Ощущение было такое, словно ему на голову рухнул потолок вместе со стенами.

Если бы это были враги, а он был бы пленным, дело другое. От врагов ждешь любой подлости, на то они и враги, и их жестокость не вызывает удивления… Но чтобы так поступали свои, которым доверяешь! Приговорить к унизительному наказанию своего! Да кем он себя возомнил, этот полковник? Это просто не укладывалось у Дэки в голове! Так поступить могли только враги. А он по глупости принимал врагов за своих! Догадался бы сразу, и вел бы себя на базе совершенно иначе… И особо он злился на себя из-за этой своей фатальной ошибки.

В глазах Дэки приказ полковника выглядел настоящим предательством, а предателей Дэки ненавидел особо. Предатели – они ведь как оборотни! Дэки был потрясен и возмущен. Вся его сущность идеалиста восставала против такого поворота событий.

Воспитанный на имперской системе ценностей, вполне совпадающей с системой ценностей Лачры, Дэки считал высшей ценностью вовсе не жизнь, а человеческое достоинство. И с этим был согласен и его отец, который, кстати, никогда не поднимал на него руку, даже когда Дэки этого явно заслуживал.

А в данном случае, по мнению Дэки, он порку вообще не заслужил, и это возмущало его сильнее всего. А ведь он пытался все объяснить…

– Что это за метод починки техники? – спрашивали его.

– Метод самый действенный в полевых условиях, -отвечал он. —Особенно если у техники просто какой-то контакт нарушен.

А что ему было делать, разбирать робота прямо посреди дороги, тем самым надолго заблокировав целую колонну техники? А так он хотя бы сдвинул робота с места, открыв остальным проход. Да, в результате робот отклонился от намеченного маршрута, ну и что? Дэки решительно не понимал, за что на него так взъелись. Хотя нет, понимал… Просто на базе его невзлюбили с самого начала. Ну, подумаешь, искупал робота… Делов-то!

Да и вообще, что это за метод наказания?! Средневековье какое-то! В Империи сама мысль об официальном применении телесных наказаний казалась дикостью, не совместимой ни с законом, ни с моралью, а любое унижение человеческого достоинства считалось серьезным уголовным преступлением.

Если бы Дэки знал заранее, какие на этой базе порядки, он бы носу не сунул на территорию этой республики просто из принципа. Но времени на ознакомление с законами у него просто не было. Надо было, конечно, внимательно почитать устав, но очень уж не хотелось тратить время на столь скучное чтиво! Детективы-то интереснее! И вот теперь он влип! Так вот почему тот сотрудник выдумал уважительную причину, только чтобы не ездить в эту командировку: должно быть, он читал устав, а не всякие развлекательные книжонки… И что ж теперь делать?

По поведению полковника Дэки понял, что качать права бесполезно: либо тот не знает, что он сын владельца завода, либо считает, что перед законом все равны. И перед уставом тоже. И, хотя полковник Новик и его офицеры не походили ни на казаков, ни на приверженцев законов Шариата, но, видимо, все равно считали физические наказания наиболее доходчивой мерой воздействия.

Дэки понимал, что имеет дело с сумасшедшими, а у них извращенная логика. Больше всего его возмущало даже не то, что полковник назначил ему именно физическое наказание, а то, что назначил согласно уставу. Вот если бы это была инициатива самого полковника Новика, вот если бы лично полковник считал, что такое наказание является единственно правильным в данной ситуации, Дэки еще мог бы это понять и списать на дикость местных нравов… Но назначать наказание не по собственному разумению, не по логике и здравому смыслу, а согласно уставу… А если бы в уставе было написано, что провинившегося нужно десять раз макнуть головой в унитаз, вояки и это бы выполнили?

Ну и как взаимодействовать с такими людьми?

Можно, конечно, встать в позу и заявить: «А вы знаете, кто я такой?» Нет, бесполезно, делать громкие заявления надо было раньше, а теперь уже слишком поздно: такие, как полковник, просто из принципа не пойдут на попятную. Такие типы не отменяют своих решений только потому, что считают, что от этого может пострадать их авторитет. Поэтому Дэки промолчал: выставлять себя в смешном и дурацком виде он не хотел.

А полковник, уже мягче, добавил:

– К тому же это тебе, дураку, на пользу пойдет. Мы ж из тебя еще человека сделаем!

«Если такого человека, как вы, полковник, то лучше не надо,» – едва не ляпнул Дэки, но вовремя сдержался. Он задыхался от возмущения. Бывало, конечно, что его называли и полукровкой, и метисом, и еще по-всякому, но чтобы усомниться в том, что он принадлежит к роду человеческому! Он уже открыл рот, чтобы высказать этому расисту в военной форме все, что он о нем думает, но не успел.

Полковник только поморщился и, не вступая в дискуссию, сделал знак рукой: увести.