Наша самая прекрасная трагедия

– Очень жаль. А хоть раз в жизни, хоть один, запускал?

Он помолчал, после чего выдавил:

– Нет.

– У меня есть для тебя один. Таких где попало не достать. Пойдём, покажу.

Вернулись мы вместе. Мария распаковывала ящики с фейерверками, а гости столпились, помогая выносить маленькие ракеты на улицу. Но самая большая, особенная, лежала отдельно. Я вручил её Штефану с торжественным видом, который он, по-видимому, не оценил. Лишь немногие остались в зале. Остальные, прихватив с собой бокалы и весело шутя, разбились на группки по нескольку человеку и принялись поджигать фитили, со звонким свистом отправляя ракеты одну за другой в воздух. Тридцатый… сороковой… Штефан стоял вместе со мной и смотрел на разноцветные огненные брызги, явно слукавив, когда говорил, что не любит фейерверки. Затем, когда шум немного поутих, я повернулся к нему и с улыбкой протянул коробок спичек.

– Наша – последняя, самая большая, – и, немного подумав, добавил, – попробуй представить, что время, за которое она подымится в небо – это год, восемнадцатый по счёту, ещё не законченный. Пусть это будет временем, которое ты проведёшь здесь. Подожги фитиль – это легко, но требует немного смелости и каплю упорства. И смотри, что будет дальше. Наверное, немного страшно, когда раздаются взрывы. Но от этого жизнь становится только ярче. Помни: тебе семнадцать, и человечеству – тоже всегда семнадцать лет, а значит, тебе нечего бояться – ты такой же, как и все вокруг.

Поднялся ветер. Я наблюдал за тем, как Штефан старательно пробует снова и снова, и только с пятой попытки ему удалось поджечь фитиль. Это зрелище немного подняло мне настроение. Как только искра устремилась к пороху, мы отпрянули назад и уже издалека наблюдали за ровным взлётом ракеты, быстрой как пуля. Она исчезла за тёмными вечерними облаками. Мне уже начало казаться, что взрыва не будет. Но с надеждой, мы оба смотрели вверх и ждали. Волна оглушающего шума последовала откуда-то со стороны небес. Все собравшиеся не успели договорить, как прервали все свои разговоры и вместе с нами подняли головы, поближе прижавшись друг к другу. Дождь из красных, фиолетовых, жёлтых и голубых искр обрушился на нас. Собравшись в огромный купол, они полностью загородили небо за собой. Описывая волшебные спирали, они исчезали в космогоническом танце, чуть не достигнув земли. Какими яркими были зрачки наших глаз в тот момент, когда вокруг пылали такие разные, непохожие друг на друга, но прекрасные искры, горевшие внутри каждого из нас.

Стоило последней горошине в небе угаснуть, как все собравшиеся взорвались воплями восторга. Они так были потрясены увиденным, что не могли подобрать слов, а лишь кричали, наполняя и опустошая лёгкие, чувствуя, как быстро бьются сердца в груди каждого из них. Один за другим они подходили ко мне, хлопали по плечу, обнимали и хвалили. Я улыбался и дружески приветствовал их в ответ. Всех их я знал, для каждого у меня найдётся пару слов. Но больше всего мне хотелось задеть за живое душу своего племянника. Я взглянул в его сторону. Это его праздник. Мне плохо даются слова и когда я хочу сказать нечто, желая вдохновить или ободрить на ум приходят лишь всякие глупости. Я не поэт, поэтому не делаю из своей словесной несостоятельности трагедию. Но именно в словах кого-нибудь близкого мы нуждаемся в часы, когда совсем не ясно, что происходит с миром вокруг. Даже если мои слова не нашли свою цель в его сердце, то хотя бы эта ракета выстрелит прямо ему в душу и взорвётся в ней огнями, без слов, но и без сомнений подскажет ему ответ на вечный вопрос.

– Дядя, – начал он, – это странно, но не найдётся ли у тебя зубной пасты? Мне захотелось почистить зубы.

Я улыбнулся.

– Какой хороший у тебя русский. Нет, зубную пасту я забыл в квартире, хоть обычно не покидаю дом без неё. Могу предложить жвачку. Сейчас… Вроде, у меня есть немного.

Я протянул ему пластинку. Даже когда фейерверки у нас кончились, а гости спрятались под крышей, мы продолжали стоять там и молчать. Мир вокруг Штефана теперь совсем другой, незнакомый, но жизнь – всегда стоит того, чтобы прожить её всю, до самого конца.

Глава 3 Август

1. Отто

Прошло несколько недель с праздника, который мы назвали «Июльским Рождеством» и последний летний месяц вместе с жарой принёс новую порцию волнений и тревог.

Сложно прожить в одном месте почти два месяца, так и не привыкнув ко всему, что с ним связано. Каждый день я узнавал нечто новое о стране, в которой мы теперь живём, о традициях и порядках, и всё больше о городе, в который начал меня удивлять, обнаруживая в себе то, чего я от него никак не мог ожидать. По мнению моей жены, больше всего меня должен был заботить поиск работы, будто сам я того не знал. Но не так-то легко человеку, всю жизнь занимавшегося одним делом, сразу заставить исполнять совсем другое, непривычное и неприятное, пусть даже ради тех, кого любишь.

Я взял у Альберта в долг немного денег – сумму, показавшуюся бы мне раньше смешной, но теперь от неё зависела наша жизнь. Части денег хватило, чтобы внести аванс за обучение Штефана. В этой стране колледж открывал свои двери для учеников, доучившихся девять классов школы; а сразу на второй курс можно было поступить после одиннадцатого, видимо, для тех, кто не сумел сдать экзамены. После трёхлетнего обучения, выпускник мог поступить дальше на третий курс университета по своей специальности или же на второй курс другого факультета. Мне сложно судить о справедливости такой системы, но в целом, она казалась мне довольно логичной. Впрочем, должен самому себе признаться, мне всё это не слишком волновало.

Штефан, как я заметил, тоже недолго думал, выбирая в какой из колледжей поступать – все они были для него не просто одного и того же цвета, но и оттенка. На выборе предмета мальчик решил сэкономил время, не растрачивая свои мысли попусту. Взяв в руки перечень специальностей самого ближайшего к дому дяди Альберта колледжа, он закрыл глаза, поднял указательный палец вверх, описал несколько кругов в воздухе, чтобы решение оказалось максимально случайным и ткнул им в раскрытый бюллетень, чуть не проделав в тонкой бумаге дыру.

– Вот это, – сказал Штефан, вряд ли успев даже определить, что именно.

– Туризм?! – воскликнул я, постаравшись сделать свой голос как можно более озабоченным, – разве есть такая профессия – турист?! И чему там ты только научишься? Пустая трата времени – туризм!

Я заглянул ему в глаза и понял, что все мои слова будут потрачены впустую – свой выбор он уже сделал. Впрочем, дела мне до этого было не многим больше, чем ему. Знание того, что по будням Штефан будет уходить из дома и возвращаться вечером, занимаясь чем-то, что может оказаться полезным и не противоречит общественной морали – для меня уже достаточно, чтобы сохранять чувство выполненного долга. По крайне мере это всё, что было в моих силах.

Я ценил попытки Альберта помочь мне с работой, но у него не было знакомых, которым подходил бы такой человек как я, даже на роль переводчика. Попади мы сюда на несколько лет раньше, было бы намного легче. В те годы у Альберта была своя фирма, положению которой я не смог бы навредить своей работой, а может даже оказался бы полезен. Но теперь братишка слишком стар, положение у него уже не то и совершенно оправданно он думает теперь больше о себе, чем о других.

– Главное – не переводить зарплату в евро, – однажды постарался он меня взбодрить, – тогда будет казаться, что получаешь сказочно много.

Поначалу я так и делал. Вот только нечего мне было переводить, даже в евро – работы не было никакой.

Я тоже старею, хоть и не в глазах своей жены. Как будто без того проблем мало, я каждый день замечаю, насколько я сегодняшний не похож на себя десять лет назад. Стоит ли говорить, что изменился я не в лучшую сторону? Достаточно мне раскрыть рот, как мой собеседник начинает зевать от скуки. Однажды Штефан даже сказал мне: «Где ты был, когда я в детстве не мог заснуть по ночам? Я бы чаще разговаривал бы с тобой перед сном». За такое я мог и обидеться на него, но это было правдой, поэтому я просто разозлился и отправил его в свою комнату, где он с радостью скрылся от меня до утра.

Нигде не ощущаешь себя заблудшим странником так сильно, как на чужбине. Перспективы здесь далеко не лучшие в Европе. Пролистав немного про экономику Украины, я подумал, что вряд ли буду зарабатывать больше, чем в студенческие годы, когда работал официантом в одном кафе на Фридрихтштрассе, не помню, как оно называлось, «Утомлённое Солнце» или как-то так. Эта мысль была грустной, но несла в себе и лёгкий аромат ностальгии, памяти о светлых временах, когда денег не было, как и сейчас, зато наивной веры в будущее – хоть отбавляй.

Моё положение и мировоззрения не раз успели встать с ног на голову с тех пор, да и не раз ещё успеют. Ещё совсем недавно я гордился тем, что мог сам обеспечивать свою семью, давая им всё, чтобы они не испытывали лишений. Я имел возможность проводить с ними много времени, в отличие от других глав семейства, которые продавали семейное счастье за успех в карьере – одна из самых невыгодных сделок, которые только можно представить, явно одно из изобретений Мефистофеля. Тогда, я мысленно наградил себя медалью «за мужества». Но получить звание мало, нужно его оправдать.

Одно радовало – за жену я не волновался. Целые дни она проводила в уходе за квартирой Альберта и изучением украинского языка в соцсетях. Она легче всего восприняла наше новое положение и смирилась с ним. Хотя, здесь лучше подходит слово «приняла», ведь смирение мы принимаем за слабость, а приятие – как мудрость. Не знаю, могу ли я позволить себе поступить точно так же. Мой долг – отдать всего себя заботе о семье. Как бы всё это не привело к другим проблемам – ещё большим, чем те, из-за которых мы навсегда покинули Берлин.

2. Штефан

Компьютерный класс, где проходили вступительные тесты по украинскому языку и истории, напоминал музей информационных технологий. Пузатые компьютеры с операционной системой 95-го года заставили меня задуматься над тем, что проснулся я в двадцатых годах, а уже к обеду очутился в девяностых прошлого века.

Как иностранцу, эти тесты я проходить совсем не обязан. Но девушка из приёмной комиссии направила меня сюда и я решил ни в чём ей не отказывать. Мне показали, как завести свой личный кабинет на сайте колледжа. Глядя на своё имя, написанное кириллицей, в окружении таких же еле узнаваемых украинских слов, я не справиться с ощущением, что это вовсе не я, это кто-то другой, на чью страничку я наткнулся случайно. Оказывается, как мало нужно, чтобы ощутить себя совсем не тем, кем до этого привык считать – достаточно изменить алфавит.

Украинский – странный и смешной язык и для меня, уже привыкшего к русскому, он звучал примерно так же странно и необычно как французский в Берлине. Чтобы вступить в колледж нужно сдать экзамен по языку, который я не знаю – о лучшем я и мечтать не мог. Пока остальные абитуриенты сконцентрировано жали на стёртые кнопки клавиатуры и щёлкали мышками, я расслабился, совсем не обращая внимания на таймер в углу экрана. Глядя на новые украинские слова, я думал, что примерно так же некоторые взрослые разглядывают экзотических животных в зоопарках, куда приводят своих детей. Вроде как ничего нового – о существовании таких зверей мы подозревали, но сложно было скрыть любопытство, о существовании которого мы уже успели позабыть.

Половина текста переводу поддавалась, додумать вторую – труда не составляло. Но понимать вопрос ещё не значит знать на него ответ. Особенно это проявлялось в истории. Далеко не каждый день я попадаю в ситуацию, когда варианты ответа ещё более загадочны, чем сам вопрос. Прочитайте и скажите, при чьём правлении было принято это соглашение: «…гетьман Вiйськ Руських буде до кiнця свого життя Гетьманом Вiйськ Руських…» и так далее в том же духе. К историческим источникам у меня претензий не было – мне и не такое читать доводилось. А вот фамилия некоего «гетьмана» была чуть ли не сложным вопросом. Взять хотя бы «Хмельницкий». К букве «Х» в начале слова я давно привык и синдром «Кс», вводящий в ступор иностранцев давно обходит меня стороной. Остальная часть его фамилии навела меня на романтичную мысль о мельницах Голландии, которые мирно раскачиваются на ветру, пока вдали бушует море. В самом «Х» перед «мельница» было что-то вращательное, и беспокоило, как ветряки, которые вдруг перестали крутиться. От фамилии «Дорошенко» мне захотелось сладкого. Я уже пробовал и успел полюбить этот дешевый, но вкусный шоколад с похожим названием. Вариант ответа «Тетеря» заставил меня похлопать себя по карманам – может действительно что-нибудь да я и потерял, но всё было на месте, поэтому я позволил себе пропустить его мимо своего внимания. А вот «Выговский» звучало почти так же грозно, как слова «выговор», «Говерла», «government». Для первого впечатления о человеке, которого не видел в лицо и не слышал раньше – достаточно знать его фамилию. И, как известно, самая первая мысль о ком-либо остаётся с ним навсегда в твоих глазах. Я без колебаний выбрал Выговского. А в родительном падеже это имя чуть ли не молнии пускает – «Vygovskogo», мурашки по коже. Стоило ли сомневаться, что ответ оказался верным.

Хоть решение теста и было для меня символическим актом, я сдал его на пять из двенадцати балов, не зная наверняка ни один из ответов. Экзаменаторы наблюдали за нами очень вяло, чуть ли не зевали. По хорошему, схитрить мог каждый, но мне этого не хотелось. Подсматривать ответы из интернета – можно; но тогда бы исчез всякий азарт и интерес. Для всех вокруг я был своим – ни чем не выделялся, будто простой парень из Запорожья, молчит и сдаёт тест на бал, не намного, а чуть-чуть выше среднего. Только в последнем вопросе я попросил помощи у соседа. Не то, что бы я в нём нуждался – это был всего лишь ещё один ход, чтобы справиться со скукой.

– Да я откуда знаю?! – возмущённо прошептал он, – я вообще не хотел сюда приходить, но сказали, что надо!

– Так что нам тогда делать? Отвечать на все вопросы наугад?! – я не смог сдержать смеха на этой фразе. Никто, кроме удачи, помочь мне с этим тестом не мог.

– Да не, кое-что я знаю. Ну, а всё остальное – придётся наугад. Лишь бы свалить отсюда поскорее. На четвёрку, думаю, уже написал.

Четыре из двенадцати – минимальный проходной. Этой оценки достаточно, чтобы двигаться дальше. Отстреляться и больше ни о чём не думать. На мгновение, в лице своего соседа я увидел всю страну, в которой теперь жил.

Он сдал на шестёрку – бал, о котором он даже не мечтал. У меня в графе «оценка» высветилась пятёрка. Я сказал ему:

– Ты хоть что-то знаешь, а я – вообще ничего. Я даже украинский не знаю. Этот тест сдать может действительно кто угодно.

– Ты не говоришь по-украински?! Что же ты тут делаешь? Дай-ка сюда, посмотрим, что ты там наотвечал.

Выхватив у меня из рук мышку и наклонившись, чуть не ложась мне на колени, он стал просматривать мой тест, обращая внимания лишь на вопросы, которые программа подчеркнула зелёным цветом.

– Ого, а ты решил задания, которые я не смог.

– Ну, спасибо. Для поступления на туризм этого достаточно?

– Идеально.

Так и прозвучало у меня в голове фраза: идеальный предмет для случайного выбора.

– А я поступил на отельно-ресторанный, – добавил он, – на второй курс. У нас близкие специальности, поэтому на парах мы будем видеться часто. Вообще, я решил поступить в последний момент, первое сентября через несколько недель.

– Первое сентября?

– Ну, первый учебный день.

– А, понятно. Ну, хоть я буду знать.