Наша самая прекрасная трагедия

– Ну что, раз мы уже закончили, может, пойдём отсюда?

– С удовольствием.

– Ты как-то странно говоришь. Меня зовут Николай.

– Я Штефан.

– Иностранец, да?

Мой новый знакомый был широк в теле и примерно моего роста. Его тёмные длинные волосы были подстрижены под каре, а в мочке левого уха мелькала одинокая серёжка. Мне льстило, что по моему произношению и далеко не идеальному владению языком, он пришел к этой мысли спустя столько времени.

– Именно.

– Я так и подумал. Говоришь ты очень странно, как какой-то книжный персонаж. Давно учишь русский? У тебя хорошо получается.

– Спасибо. Я учу его одиннадцать лет. У меня была практика.

– А сам ты откуда?

– Из Берлина.

Несколько секунду он молчал, обдумывая мой ответ.

– Правда?! Ну, это круто, чувак, я ещё ни разу не встречался с немцами. Сюда – да ещё из Германии… Что ты здесь делаешь?

Он произнёс это с неприкрытым любопытством, отчего я невольно почувствовал себя музейным экспонатом, который пылился себе спокойно за стеклом, а теперь вынужден терпеть посторонний интерес к своей персоне.

– Я живу у родственников. Это на время. Я здесь всего на год, а затем возвращаюсь домой. Так получилось.

– До сих пор не могу поверить. Разве не круто, что я тебя встретил?!

– Не знаю.

Теперь он действовал мне на нервы.

– Прости. Я имел в виду, что ты из Германии, из Берлина, а поступил именно сюда, встретился именно со мной.

– Случается.

– Тебе очень повезло. Никто не покажет и не расскажет тебе об этом городе лучше, чем я. Ты давно здесь?

– Около двух месяцев.

– Ты уже много где здесь бывал?

– Не очень. Буду знать, что с тобой можно поговорить о городе.

Кажется, я немного разволновался и стал забывать слова. Если так будет продолжаться и дальше, любой ответ на его вопрос прозвучит как невнятный лепет сумасшедшего. Я будто врезался лбом о пресловутый барьер, которого раньше не ощущал так сильно. Да и вообще, с самого начала мне не очень нравился этот разговор.

Оказавшись на улице, мне смертельно захотелось подымить. Я достал из пачки свою последнюю сигарету и жестом попросил Колю дать мне прикурить, боясь снова запутаться в словах. Должен признать, что во всём этом не обошлось без желания произвести впечатление на своего нового украинского знакомого. Я хотел заставить его испытывать к себе интерес, хоть я понятия не имел, как тот относится к курению. Но всё стало ясно, когда я заметил, с какой охотой он достаёт зажигалку и услужливо подносит огненный язычок к краю моей сигареты. Вот я и забил очередной гвоздь себе в гроб.

После этого мой спутник достал початую пачку красного «Мальборо». Мне сразу стало легче находиться рядом с ним – людям с одними и теми же вредными привычками легче найти между собой общий язык. Выдохнув первое облако дыма, он кивнул в сторону обветшалого киоска на территории университета, который своим убогим видом резал мне глаза. Мы пришли к небольшой площадке под тентом за киоском с хот-догами и кофе. Она была обставлена пластмассовыми стульями, среди которых не было ни одного целого, и асфальтом, покрытым не одним слоем десятков тысяч плевков.

– Когда я утром пришел сюда, ребята сказали мне, что это университетская курилка – такое место для неформальных общественных собраний. По тому какая в шараге курилка можно судить и об университете в целом.

Не все его выражения я тогда ещё мог понимать. Но с наслаждением я подчеркнул и запомнил навсегда новое слово «курилка», узнать о котором было бы невозможно ни на одном из аудиторных занятий. Николай продолжал говорить, а я делал вид, что глубоко пониманию каждое его слово. На самом деле, мне было понятно лишь то, что разговор он ведёт о всякой чепухе. Я позволил себе промолчать на его замечание:

– Я сразу понял, что ты из курящих.

И покачал головой на его следующий вопрос:

– А у тебя ещё есть?

Мне казалось, что вовсе не скрывал того факта, что свою сигарету я достал из уже пустой пачки. А так, он завёл разговор в такое русло, в котором от меня почти не требовалось дополнительных комментариев, за что я был ему благодарен.

Не знаю, можно ли назвать «курильщиком» человека, достающего одну сигарету раз в три дня. Эту пачку я купил во Львове в первый свой день в Украине и только сейчас скомкал и выкинул в бак. Я курил лишь тогда, когда поддавшись моменту, настроение говорило мне, что не делать этого нельзя, что случалось довольно редко, поскольку и такие светлые минуты происходили со мной в последнее время не часто.

– А ты хорошо владеешь языком. Убрать немного акцент и говорить чуть более по-человечески, а не как персонаж из романа, и будешь совсем как мы.

– Это меня и пугает.

Он рассмеялся. Где-то я услышал, что высший уровень понимания языка, это уметь на нём шутить. Но достаточно взглянуть на эту «Курилку», чтобы понять – эта шутка была чистой правдой. Грязной правдой.

– Ну да, – сказал он, – Запорожье – не самый лучший город на Земле. Но привыкаешь. Некоторым он даже нравится. Ты хорошо ориентируешься здесь?

– Нет.

– Даже в центре?

– Я не нашел здесь центра.

Он снова рассмеялся.

– Так чем же ты занимался целые два месяцы здесь?

Обычный мой день начинался где-нибудь с полудня. Я ел, пил, писал сотни сообщений в Берлин и читал ответы. Вечером мог выйти подышать свежим воздухом, поиграть, сходить с отцом в кино. Но это, в общем-то, всё.

– Да так, всё понемножку. Пока, я плохо понимаю, где что здесь находится. Правда.

– Тебе, наверное, очень хочется вернуться.

Я помедлил с ответом, затушив окурок об стоявшую на мусорном баке консервную банку, служившую пепельницей, видимо, уже много лет, и старался не смотреть в сторону своего собеседника.

– Я бы, наверное, с ума сошел, если бы мне пришлось ехать в Запорожье, когда всю жизнь я провёл в Берлине, – говорит он, – ты слышал об этом городе раньше?

Я покачал головой и заглянул прямо ему в глаза. Они были янтарного цвета. Почему-то при встрече с новыми людьми я начинаю думать о них самое плохое, на что они только способны и каждый раз они меня только радуют – какие замечательные на самом деле эти люди. Вот и сейчас, мой новый знакомый не производил на меня приятного впечатление. Скорее, наоборот. Он напоминал молодого русского байкера – одного из многих, кто наведывается в Берлин каждый год вечером восьмого мая, чтобы под утро совершить триумфальное шествие к памятнику солдату-освободителю. Правда, вживую я не видел их никогда. Зато слышал достаточно. Как известно, не нужно видеть человека, чтобы знать, как тому полагает выглядеть. И инстинктивно я думал о возможных путях отступления. А что – это никогда не помешает и неожиданно может оказаться полезным.

Вместо того, что бы и дальше держать его на расстоянии, мне вдруг захотелось ответить ему откровенно: