365 дней тоски

– Этого не хочу я… – увидел я заветный ответ, который пронзил меня насквозь.

– Но почему? – тут же простучал я и был вынужден вновь замереть. Меня не смущал тот факт, что я не отправился на работу, меня не волновал постоянный звон мобильного телефона, меня даже не интересовал мой внешний вид и возможное заражение драной раны на лице. Все, что я хотел, получить ответ!.. И не только я… психоз тоже замер в молчании.

День сорок восьмой.

– Мне это неинтересно.

Вот какой ответ я получил через… не знаю сколько. Я даже успел вернуться к привычному образу жизни, полному социопатии и, на фоне этого, антропофобии. Вечера я проводил перед монитором и ждал… ждал… ждал… ждал… в молчании.

Я вернулся на работу и рассказал сказку о внезапной сильной болезни и о том, что я спал долго и не слышал трезвонящего телефона. Повезло, поверили. Но пригрозили, что больше такого терпеть не станут.

Все вернулось на круги своя. Практически все вернулось. Мой психоз не вернулся в небытие, а остался со мной и теперь активно принимал участие в жизни. Теперь я выслушивал длинные речи о лицах, запятнанных черными мешками под глазами.

–Такова жизнь в стране Грустных, – отвечал я и слушал то, как психоз затихал… даже он не давал мне ответов сразу.

День сорок девятый.

– Мне это неинтересно, – прочёл я с монитора ноутбука, и внутри щелкнуло. И почувствовал, как все живое, что успело зародиться во мне, уходит, как вода в сливное отверстие. Я остро ощутил формирование спирали водоворота и то, как он уносит мои органы, выдирая их со своих мест, и я почувствовал оставшееся в гордом одиночестве сердце, заполнившее собой всю полость. Оно мерно билось, отчего все тело содрогалось, а боль была невыносимой по причине увеличившихся объемов мышцы.

– Почему?

Трель клавиш прозвучала в атмосфере ругани соседей сверху. Рука автоматически дернулась, чтобы отправить сообщение, и замерла от дрожи.

«Нет!»

«Да!»

Оживилось мое расстройство сознания, оглушительно заорав в равной пропорции голосов с обеих сторон.

День пятидесятый.

Я вышел на улицу и пошёл. Мои ноги работали до того момента, пока я не почувствовал боль и жжение, но и тогда я не смог остановиться и продолжил своё движение вперёд. В какой-то момент истощенные мышцы, до предела залитые молочной кислотой, содрогнулись, и я упал. Так к разодранному лицу прибавились раздолбанные в мясо ладони. Сидя на тротуаре, упершись саднящими руками в холодный ночной асфальт, я смотрел на звёзды и слушал пение голосов, поселившихся в моей голове.

– Как же прекрасен этот вечер… – прошептал я, смотря на точки звёзд.

«Как ужасен и как прекрасен я этим вечером, – думал я, ощущая боль в ногах, теле, разбитых руках и лице.– Как же прекрасен этот мир!» – я улыбнулся, поняв, что терять нечего.

День пятьдесят первый.

«Я понял!.. Я понял… Мечты, они как корм для скота, только предназначенный для человека…» – подумал я и с огромным трудом, через боль, через усталость, поднялся с холодной поверхности смеси битумов и направился туда, где, по моим подсчетам, был мой дом.

Светало. Я достал телефон. По счастливому стечению обстоятельств заряд сохранился ровно на столько, сколько хватило бы на один звонок.

– Алло, шеф? – спросил я, услышав грузный, заспанный голос. – Я опоздаю. В больницу надо, – сказал я и услышал эхо своего голоса в отражении сотовой сети.

«Вот бы никуда сегодня больше не идти, – мелькнула мысль, пока начальник распинался хрипящим со сна голосом. – Лишь вернуться домой, смыть кровь и грязь и отвлечься от боли при помощи медикаментов, – думал я, не принимая в расчёт смягчившегося голоса начальника. – Вот я и сыт… будто бы скотина…»

– Да, шеф… опоздаю буквально на час, может быть, на два. Отработаю сверхурочно, – пришлось сказать под давлением Дамоклова меча.

День пятьдесят второй.

Не знаю, что со мной происходит. Каждую ночь я выхожу бродить по холодным улицам страны Грустных, города, наполненного туманами и тоской. За время прогулок практически никого не встретил. Будто бы другие полуночные скитальцы существуют в параллельных Вселенных. Иногда, очень редко, ощущается чьё-то присутствие, но и оно исчезает так же внезапно, как и появляется. Я чувствую ауру вторженцев так, как если бы готовился в драке… так, как ощущается секунда перед началом драки. А потом отпускает и становится так хорошо.

Моя нерешительность практически испарилась. Моя паранойя больше не звучит адреналиновым сердцебиением. Мой психоз… что ж, это то, что со мной осталось. Психоз и… желание встретится с той девушкой. Взглянуть ей в глаза и прошептать: «Холодное сердце» – после чего развернуться и уйти прочь.

День пятьдесят третий.

День за днём я получаю наслаждение от нового, обновлённого себя. Да, есть одна проблема – я практически не сплю. Да, есть одно печальное последствие – голоса в моей голове стали громче и навязчивее. Но это все не может сравниться с чувством свободы, которое я внезапно приобрёл в последнее время. Я прихожу на работу и ухожу из офиса с улыбкой на лице. Ведь у меня есть одна прекрасная тайна, о которой осведомлён только я… и мой психоз.

Эта тайна – откровение самого мира. Она заключается в том, что, падая на дно, возможно обрести себя истинного. Только почувствовав истинного себя, можно стать свободным и больше не бояться получить по лицу.

Кстати, это ещё одна проблема. После той ситуации, когда меня выкинули из флористической лавки, я начал получать удовольствие от боли и теперь я ищу возможность получить подобную боль.

День пятьдесят четвёртый.

Я чувствую, как начинаю сживаться… привыкать к новому образу жизни, и пускай постепенно, но стремительно он теряет смысл. На смену восторгу приходит разочарование, и вновь где-то слева и чуть выше диафрагмы полость начинает наполнять пустота.

«Видимо, это моя судьба, – размышляю я во время очередной ночной прогулки. – Видимо, мне суждено находиться в вечном скитании, целью которого является поиск… поиск того, чем заполнить пробитую сферу целостности персонального бытия», – пинаю пустую пластиковую бутылку уже порядочно стертым носком кроссовка и слушаю, как она бряцает, ударяясь о полотно дороги. Наблюдая за тем, как она преломляет и отражает редкие лучи, испускаемые фонарями.

«Страна Грусти… город Саднящей Тоски… И все это на планете, имя которой «Апатия», может быть «Сплин» или… нет… все гораздо проще. Планета Меланхолии – вот точное определение места, в котором я обрёл свой дом».

День пятьдесят пятый.

Уже несколько дней я наблюдаю асперитас. Наконец-таки окружающие видят то же, что и я. Каждый считает своим долгом остановиться, посмотреть, ткнуть пальцем и промолвить лишенную смысла реплику. Ведь все и каждый видят одинаковое явление.

Наконец-таки я чувствую единение с социумом, с индивидами… и даже с самим собой. Ведь примерно так я ощущаю мир, антропогенсферу, себя… спрятавшегося в раковину множества раковин, как представитель асперитас, укутанный разнообразными слоями бытия.

«Наконец-таки мы видим одно и то же, – думаю я, но больше не смотрю на небо. – Вот и настал тот день, когда вы, улитки с ворохом своего барахла, смотрите на небо, вобравшее в себя облака асперитас цветов никеля и хрома и восторгаетесь в тревожном предвкушении, – я слышу голоса людей, переливающиеся эмоциями. – Наконец-таки улитки рода асперитас вылезли из спиралевидных мыслей, сошедшихся в точке самолюбства, – мелькают мысли в голове. – Наконец-таки, я – один из вас».

День пятьдесят шестой.

Сутки… ещё одни… третьи. И все прошли во тьме. Во мраке, опустившемся на город Грусти, вместе с повисшим грозным небом, над пиками, шпилями и многогранниками зданий. Такое чувство, словно сумерки мыслей безрадостной толпы вырвались из-под сердец, покинули пристанища голов и душ и заполонили большую часть кислородного пузыря атмосферы.

«Я больше не чувствую единения с людьми, окружающими в транспорте, офисе, гипермаркете и общественном туалете. Вновь чувствую потребность поиска и, видит бог, я готов пуститься в путь, – вот о чем я думаю, заполняя офисную машинку для приготовления кофе. – Это чувство чёрной дыры сосет под ложечкой и причиняет медленную, целенаправленную боль, которую я донесу с работы в квадраты стен квартиры».

Вот я захожу в типично-информативный, благодаря надписям, подъезд. Пешком, ибо так тяжелее, поднимаюсь на этаж, и там, у подножья двери квартиры, меня встречает корзинка с прекрасными цветами.

День пятьдесят седьмой.

Телефон, камера, щелчок затвора, пересылка полученного снимка на поисковой клиент, сравнение и поиск идентичных на вид вариантов. В результатах лишь букеты… присматриваюсь.

– Несколько видов… – понимаю я, прошептав мысли вслух. Теперь фотографирую каждый из видов и начинаю поиск сызнова.

«Синяя роза… обозначает «таинство», обозначает «овладение звездой»! Далее аконит? Мало похож на цветок, но он тут есть, а тайный смысл – «мизантропия». О боже… Загадка становится все менее тяжелой для разрешения!» – вот о чем я думаю, подробно фотографируя последний из цветов. Мысль о сложности поставленной передо мной задачи вызывает легкий приступ астмы, выраженный небольшой одышкой, как после пробежки в магазин.

– И напоследок, в корзинке есть колокольчики. Значение «думаю о тебе»… – прочитываю вслух, и дыхание окончательно перехватывают руки внезапно вернувшихся нерешительности и паранойи. Психоз взрывается тысячей голосов, орущих вразнобой. Я не могу ни дышать, ни остановить вой в голове. Стучу в грудь кулаком, чтобы спровоцировать себя на вдох, но не получается. В глазах начинает темнеть, а мозг разрывается от оглушительного эхо, размножившего тысячи голосов до миллионного числа.

День пятьдесят восьмой.