365 дней тоски

– Ну, что ж…

Он внимательно изучает мое дело. Медленно, с садистским наслаждением, переворачивает листочки и смотрит… смотрит… смотрит. Уверен, это его способ получить удовольствие, это его – эрогенная зона.

– Ваш наставник считает, что вы преодолели свои проблемы, что вы смогли избавиться от навязчивых идей и что ваша депрессия растворилась в жизнерадостности. Это так?

Он поднимает глаза и теперь исподлобья смотрит на меня так, будто бы я – кусок мяса, а он – циничный мясник над тушей редкого существа.

– Что вы сами думаете о вашем, – выделяет обращение ко мне, – состоянии? Вам лучше? – Вновь смотрит в мое дело. Его не смущает ни тишина, ни даже мое присутствие. С таким же успехом он мог бы общаться с пустым местом… в его представлении я – пустое место. Так что головоломка складывается удачно.

– Нет, я готов утопиться в ложке супа! – с сарказмом отвечаю я. Зрачки сидящего напротив показываются из-за папки.

– Шутим-с? Это хорошо…

Замечаю объемы мешков под его глазами.

– Свободен!

Он ставит печать и автограф, а я становлюсь на путь возвращения домой.

«Этим местом правит такой же, как и я… псих…» – проскакивает мысль, которую я стараюсь спрятать как можно глубже, думая, что в этом месте прослушиваются мысли.

День семьдесят второй.

Информативный подъезд встречает меня холодом и запахом человеческих выделений. Спираль лестницы поднимает меня на определенную высоту небольшого Вавилона. Здесь, на необходимом этаже, я обнаруживаю открытую могилу завядших цветов, курган пропущенных сообщений. Смахнув его ногой в сторону, открываю дверь своего пристанища и захожу внутрь атмосферы спертого воздуха…

Постояв несколько секунд в этом чистилище, я окунаюсь в свою обыденность, как в мерзко-тёплую воду. Подхожу к шкафу, в который педантично складывал чистую одежду, и достаю из небольшого тайника коробочек с купюрами.

«Этих денег мне хватит, чтобы начать новую жизнь… любую…» – первая, она же – основная, она же – главная мысль. Беру деньги, паспорт и выхожу прочь. Вновь вдыхаю вонь подъезда, но длится это недолго, так как спускаться намного проще, нежели подниматься. Очутившись на улице, прячу руки в карманы джинсов и отправляюсь на главный вокзал, чтобы уехать отсюда. Чтобы покинуть город Грусти и найти город Совершенной Тоски.

День семьдесят третий.

Третьи сутки в пути. Автобусы уносят меня все дальше… правда, я не знаю куда. Это моя шестая пересадка за все время путешествия. До этого все билеты, что я покупал случайным образом, отвозили не так далеко… прочь, всего на несколько часов. Но этот – вот он был тем самым, в котором я нуждался!

Его маршрут проходит по длинным трассам, мимо множества разных пейзажей, смотря на которые, я понимаю ничтожность, обезличенность, холод городских палат. В этих пейзажах есть то, чего не хватает моему городу. В этих пейзажах есть бесконечность, а в городе… единственная бесконечность города – это его тоска…

«На следующей остановке надо найти приют и поспать пару часов… – думаю я, пытаясь выгнуть спину и протянуть тем самым ноющие мышцы. – И, возможно, подработку на ночь… иначе мои средства быстро превратятся в пустоту в моих карманах», – трель выстрелов в позвонках довершает эту мысль, а я откидываюсь в кресле и вновь направляю взор в наполненный бесконечностью мир за стеклом, думая о бесконечной тоске города Грусти.

День семьдесят четвёртый.

Моя первая подработка, ночная… случайно подвернувшаяся. Мясокомбинат. Точнее, холодильник при складе на мясокомбинате. Я должен был таскать холодные туши, охлажденные туши и парное мясо.

Первые несколько часов, пробивая крюком мерзлые мышцы, я переносил мясо со складского холодильника в холодильник грузового автомобиля. Руки примерзали к стали даже сквозь перчатки. Дышать было тяжело от морозного воздуха в камере с освежеванными трупами животных.

Всего несколько часов этой работы пробрали меня до самых костей. Быстрое окончание смены, вот то единственное, о чем я мог мечтать… так как в голове завелась одна пугающая меня мысль.

«Люди могут быть такими же тушами, в таких же холодильниках… даже в этом мире, в этой реальности, в этой действительности». Вскоре эта мысль спровоцировала галлюцинацию, и я увидел вместо животных тела людей… такие настоящие, слегка обледеневшие трупы, подвешенные за ключичные кости на крюках.

Осознав это, я бросил тушу, зашёл в офис, взял деньги за отработанное мной время и покинул это место. Психоз в это время рассказывал мне страшные истории о смерти.

День семьдесят пятый.

Я смотрю в темноту и сверлю ее множеством взглядов. Это множество формируется из взгляда моего, совместно со взглядами тысячи глаз моего психоза. Я смотрю в темноту и сверлю ее своими взглядами… я хочу купить у нее свободу, расплатившись ржавыми дукатами. Я хочу покинуть стены дешманского отеля, пропахшего человеческими секрециями, в котором остановился на несколько непродолжительных суток. Здесь оказалось настолько мерзко, что спать приходится на полу душа, предварительно промыв его горячей водой и вытерев грязной простыней, испещренной пятнами самого разнообразного происхождения… От таких манипуляций становится чуть менее мерзко.

Первую ночевку здесь я провел сразу после мясокомбината. Снедаемый собственными страшными фантазиями, я не заметил даже половины всей той мерзости, которой наполнены эти стены. Я не заметил ни криков постояльцев, ни запаха, который впитался в каждый атом этого места.

«Что же творится в аду, если то, что было раем, превратилось в это?! – подумал я, вспоминая свой город Грусти, лежа на холодном, кафельном полу временного ночлега, больше похожего на наркопритон. – Как же человечество смогло настолько кануть в бездну собственной грязи, что теперь не замечает тараканов и вшей, что копошатся на теле?!»

«Просто…»

«Просто…»

«Ну, так… просто…»

«Как так…»

«А не все ли равно?»

Психоз начинает горячую дискуссию, мешая мне провалиться в сон.

День семьдесят шестой.

Денег становится все меньше и меньше. Мои прогнозы и подсчеты оказались мечтами наивного ребёнка, бегущего со своей копилкой в магазин за кучей игрушек. Это вынуждает меня отказаться от автобусов и продолжить своё путешествие автостопом. Благо погода позволяет пешкарить настолько долго, насколько далеко способны унести ноги… и с каждым днём эта дистанция расширяется, подобно Вселенной. Ещё я вдруг обнаружил, что в этом мире есть добросердечные люди, которые не чураются путников и способны подвезти.

«Странно… почему они, их лица, не наделены печатью грусти? Где?.. Где всеобъемлющие, черно-фиолетовые, с примесью синего, мешки под глазами? Почему уголки рта растянуты в улыбке, от которой не веет цинизмом, или сарказмом, или пластмассой?» – вопросы, на которые нет ответов.

Также, по какой-то интересной случайности, меня подвозят, в основном девушки. Улыбчивые, светлые, радостные… Я часто меняю машины, чтобы не напрягать и чтобы путешествие было путешествием, но… почему в основном девушки?.. Это меня не только интересует, но и начинает волновать.

День семьдесят седьмой.

Я определил, куда меня несут редкие встречные. Я еду на юг… Погода становится благосклоннее. Ветра сильнее. Одежда, которую я несу на себе с города Грустных, все меньше подходит под окружающий меня антураж. Работа, попадающаяся мне, становится все менее разнообразной, и в основном это либо лопата, либо тяпка, либо ручная перекладка с одного места на другое чего-нибудь весомого.

Не знаю, в чем причина, но после ночи на вокзале, после работы лопатой и бросания угля, после въевшейся под кожу чёрной пыли я чувствую себя… превосходно! Кажется, внутри меня даже проросли ростки чего-то нового, красивого, окрашенного в красно-зелено-синюю гамму и в смеси этих цветов. До этого я был прочно связан верёвкой из апатично-серого цвета меланхолии.

В очередную свободную от работы ночь меня подобрала одна прекрасная леди, и мы поехали дальше, на юг. Она загадочно поглядывала на меня, словно стараясь понять, зачем я еду в одну с ней сторону. Будто бы я чужак, который пытается проникнуть в запрещённую область. Словно меня там ждут лишь тлен надежд и тотальное непонимание.

День семьдесят восьмой.

Мужчин действительно становится все меньше, и работу они выполняют все менее презентабельную. Машины, которыми они вынуждены пользоваться, преимущественно грузовые или приспособленные под выполнение определенных типов работ, типа: укладки асфальта, перевозок, ремонтных работ «на коленке» и прочих. Меня это вводит в ступор, хотя бы потому, что интеллект этих людей сильно занижен и не дотягивает до отметки статистического планктона из офиса. Кажется, некоторые практически не умеют или просто не могут говорить. Это странно… так же странно, как и реакция женщин на меня. Это смесь любопытства, страха, презрения и… непонимания.

«Ну, хоть в чём-то я способен понять вас», – думаю я, подсаживаясь к очередной девушке-водителю, от которой пахнет медовым гелем для душа и таким же кондиционером для волос.

– Что у вас с лицом? – спрашивает она, уставившись на меня, во время ожидания переключения цвета светофора.

– Меня… гложет… тоска… – проговариваю я, поймав себя на мысли о той, что слала мне записки-головоломки в облике цветов.

День семьдесят девятый.

Я чувствую скорое достижение странной точки, аномальной… геопатогенной зоны, не отмеченной на карте. Я это замечаю даже по мотелям, которые становятся и дешевле, и чище. Это что-то невероятное. Что-то, что не вписывается в рамки той реальности, к которой я так привык.