Майор недоверчиво разглядывает нарушителя. Нарушитель ровно в противовес собственным словам выглядит как здоровый бугай, и здоровья через край.
– По виду не скажешь.
– Обманчив!
– Кто?
– Вид.
– А как же Вы машину водите?
– Осторожно…
– И что же «ни грамма» на свадьбе не приняли?
– А Вы, когда-нибудь попробуйте в компании делать вид, что пьёте: наливайте, подносите, крякайте… Опьянеете не меньше! Так что я «без спирта пьян», пьян от встречи с друзьями и родственниками, пьян от радостного события – сын встретил замечательную девушку, с замечательными родителями… ? Гипертония серьёзная болезнь при ней нельзя за руль… ? Ах, майор, я счастлив – теперь на пенсию со спокойной совестью… на заслуженный, абсолютно заслуженный отдых…
Дом
Елизавета Карповна заварила чай. Очень крепкий… прямо в кружку.
– Бабуля! это чифирь? – спрашивает внучка Катя.
– Просто крепкий чай, – отвечает бабуля.
– Крепкий чай, крепкий кофе…
– Крепкие напитки, особенно в старости, придают остроту ощущениям!
Бабушка двумя руками осторожно берет кружку с чаем… обходит стол… садится в своё кресло… что-то шепчет… отпивает маленький глоток… ставит кружку на стол.
– Бабуля, это чифирь, ты чифиришь!
– Да? Какое странное слово есть в твоём лексиконе.
– Вот Похлёбкин пишет, что на одну чашку готового чая надо две ложки заварки – по ложке на чай и на чашку, а ты вбухала сколько?
– Две.
– Две? Но столовых!
– Но две, как и полагается…
– Там вообще всё в граммах изложено.
– Предпочитаю другие инструкции.
– Ты в тюрьме научилась чифирить? А о чём ты больше всего мечтала тогда? – спросила внучка. – Чего тебе больше всего хотелось?
Бабушка смотрит на неё, но как-то мимо…
– А что было самое тяжёлое «там», что хуже всего переносила? Там же надругались, наверное…
– Хуже всего отсутствие предметов личной гигиены в определённые дни…
– Ну а надругательства? Надругательства были? Ты никогда не рассказывала. Почему?
– Деточка, это совсем другой мир.
– Расскажи…
Бабушка молчит. Она как бы заснула… Потом смотрит на внучку и говорит:
– Нет. Не хочу ни вспоминать, ни рассказывать.
– Так ужасно всё было?
Елизавета Карповна отворачивается, потом снова смотрит на внучку… Катя сжалась в кресле… тихо говорит бабушке:
– Тебе больно вспоминать?
Бабушка не отвечает и продолжает смотреть в сторону Кати… прямо в её глаза.
– Нет, дорогая, не больно, давно не больно.
– Тогда расскажи.
Бабушка печально улыбается, слегка покачивая головой, распрямляет спину, сжимает губы…
– Об «этом» нельзя рассказать, «этого» нет в словах, «это» только в самом «этом».
Внучка «во все глаза» на бабулю смотрит.
– В каком «этом»? – еле слышно спрашивает она.
Елизавета Карповна вдруг орёт хриплым голосом:
– Чё, пизда, зыришь? Чё глаза пузыришь?! Ну-ка, здринь, блядина!
Катенька смотрит на то, что ещё мгновение назад было её бабулей… Страшная противная старуха, медленно приподнимается и приближает к ней полуоткрытый рот… рот ощерился и отвратительно хррррыкнул! Катя вскидывает руки и зарывает ладонями глаза.
– О, Господи, – шепчет она, – Господи… Господи…
Отче наш, иже еси на небесех!
Да святится Твое,
Да приидет Царствие Твое,