Долина теней. Последний артефакт

Иеро расположился под деревом на шелковистой травке и закусывал извлеченным из кармана помятым пирожком с яблоками. Покойник бродил по ухоженным клумбам, выбирая самые лучшие цветы, которые вырывал с корнем. Теперь уже никто не смог бы взглянуть на цветники без слёз, они выглядели так, словно на них паслись овцы. Доктор оценивающе посмотрел на собранный букет, остался доволен результатом и протопал к Иеро через полянку нарциссов.

– Готово, – сообщил он весело, отирая рукавом перепачканное землей лицо. – Теперь можно идти на погост.

Вид у него был как раз подходящий.

– Идём, – согласился Иеро, поднимаясь на ноги. – Где Бену?

– Вон он, в фонтане, обнимает статую. В первый раз вижу столь ревностного ценителя искусства… Постой-ка, что это за звуки?

– Собаки, – меланхолично проговорил Иеро.

И в этот же момент в дальнем конце сада доктор увидел трёх больших черных псов. Свирепо фыркая, они пытались прорваться сквозь густую живую изгородь, слишком широкую, чтобы через нее можно было перепрыгнуть. Кусты сопротивлялись, но не сказать, что серьёзно. Листья и ветки летели во все стороны под натиском мощных лап и челюстей. Это зрелище могло привести в трепет какого угодно смельчака.

– Бежим! – завопил У-ку.

Доктор бросился к забору, но потом вернулся, чтобы помочь оракулу вытащить из фонтана до нитки промокшего Бену. Учёный не хотел отпускать статую, в его глазах стояли слёзы. Иеро пришлось пообещать ему, что завтра они сюда вернутся.

Собаки уже проникли в сад и мчались к ним огромными скачками, оглашая окрестности воинственным воем. Безвольного Бену перебросили через забор. Самый проворный пёс схватил доктора за штанину, вырвав приличный клок, и У-ку швырнул в него охапку цветов.

На погост в тот вечер они так и не попали.

На следующий день гудел весь город, – в лучшем саду Шам-Хесу кто-то вытоптал клумбы, разбросал цветы и отломал мраморный кубок от изваяния юного бога охоты. Вырвавшиеся на волю собаки довершили начатое. Был грандиозный скандал, жена старейшины грозилась найти виновных и задушить их собственными руками. Она была человеком слова, так что в серьёзности её намерений никто не сомневался.

Утром Бену вспомнил о ночных похождениях, и ему стало стыдно как никогда в жизни. С тех пор он стал более внимателен к тому, что он пьёт и с кем. Доктор же не помнил ничего, и Иеро не жалея красок пересказал ему всю историю. Покойник долго смеялся, а потом заметил, что ему ничуть не жаль хозяйки сада, этой старой ведьмы. Как-то раз она выплеснула ему на голову кувшин ледяной воды, когда он проходил под её окнами, а ведь не было закона, запрещающего ему петь там, где он сочтёт нужным, пусть даже у него нет ни голоса, ни слуха.

***

У дверей «Трёх кружек» доктор наткнулся на высокого мускулистого парня, на широкие плечи которого возлагалась священная обязанность не пускать в дом случайных посетителей. Судя по его угрюмому настороженному взгляду, к таковым он причислял и У-ку. Однако особых препятствий чинить он не стал, – доктор всё равно пробрался бы в дом, даже если для этого ему пришлось бы лезть через дымоход. В большинстве случаев этого не требовалось, звание лекаря открывало перед У-ку двери скорбящих.

Войдя, доктор тут же поинтересовался у служанки, где он может найти почившего хозяина. Девушка кивком указала куда-то на второй этаж. У-ку прошел мимо накрытого стола и музыкантов, наигрывавших что-то грустное и мелодичное, поднялся по скрипучим деревянным ступеням и вошёл в просторную комнату. На низких подставках уже вовсю дымили глиняные горшки, и сладкий запах заморских благовоний окутывал покои. Вычищенный до блеска пол устилали ветви полыни, как того и требовал обычай. В углу сидела женщина в белой одежде с вышивкой рода, скорее всего сестра умершего, и нараспев читала последние напутствия.

Сам бывший глава семейства возлежал на широкой лавке, застланной дорогим ковром, облачённый в лучшие одежды с золотым шитьём. У-ку нравились адмары – скорбеть и предаваться безутешному горю по такому случаю у этого народа было не принято, они считали, что умерший достигает вечного блаженства, заслуженного тяжким земным трудом.

У-ку опустился на скамью рядом с красивой смуглой девушкой в высоком головном уборе, дочерью хозяина. По обычаю она в героическом ключе рассказывала присутствующим о прижизненных деяниях отца, припоминая даже мелкие подробности. Гости тоже вносили свою лепту: делали подарки, восхваляли достоинства почившего и пели посвящённые ему песни. Песни эти могли быть о чём угодно, но в этот день исполнялись только для одного человека.

Когда очередь дошла до У-ку, он прочитал молитву, которую сочинил сам, а музыканты, вслушиваясь в ритм, подыгрывали ему.

«Твой след затерялся, и имя забыто давно,

И память из книг своей собственной стёр ты рукой».

«По лунным дорогам бродить мне теперь суждено,

А если хотите знать правду, ступайте за мной».

«Известны тебе все священные тайны богов,

Ты в дружбе с луною и с солнцем ведёшь разговор».

«Я двери открыл для друзей своих и для врагов,

Мой дом – вся земля, моё небо – межзвёздный простор».

«Живые созданья и духи, войдя в твой чертог,

Испив твоей мудрости, трепетно падают ниц».

«Последнее я откровенье для вас приберёг:

Всему есть предел, только смерть не имеет границ».

Гости и родственники усопшего адмара остались довольны. Порозовевшего от гордости доктора проводили к огромному столу, накрытому на первом этаже трактира. Угощение было скромным, по традиции в этот день подавали только вегетарианские блюда и фруктовые напитки.

После захода солнца, как того требовали традиции, носилки с телом, снаряжённым как в дальний путь, понесли к некрополю. Пока служитель воздавал последние почести усопшему, опечатывал склеп и зажигал лампы с ароматным маслом, У-ку вместе со всеми присутствующими пел адмарские религиозные гимны. Прощальный танец исполнялся тут же, и это было очень красивое зрелище. Девушки в ярких развевающихся одеждах кружились по залу, и их огромные причудливые тени метались по стенам, внося в общую картину оттенок мистицизма.

***

Домой У-ку вернулся далеко за полночь. Надо сказать, что это было его любимое время суток, когда он предпочитал бодрствовать, поэтому днём его было практически невозможно расшевелить. В связи с этим возникали проблемы – в основном у Бену, который ради общения с другом был вынужден спать, когда придётся, и творил удивительные вещи на своих лекциях в Историческом университете. Студенты обожали его, и не только потому, что он мог пытаться пить воду из пустой чаши или заявиться на лекцию в домашних тапочках. Он был гений, и ему всё прощалось.

Популярность Бену в научных кругах нельзя сравнить со скандальной известностью профессора Хапри, однако его мнение было не последним в любом вопросе. Иногда Бену бывал забавен, особенно если его ум не был занят очередной археологической загадкой, и Покойник всегда вспоминал о нём с улыбкой. Все книги Бену, по большей части полученные в подарок по случаю тех или иных торжеств, У-ку бережно хранил и время от времени перечитывал.

Доктор зажёг свечи, расставил их на полу полукругом и отомкнул тяжёлый навесной замок на сундуке. Здесь он хранил свою необычную коллекцию, какой не было больше ни у кого. Десять лет назад он начал собирать предметы, ставшие причиной чьей-либо гибели, и не думал останавливаться на достигнутом. Из тёмных недр сундука на свет один за другим появлялись ножи разных размеров, обрывки верёвок, молотки, склянки с ядом в деревянной коробке, короткий меч и прочие подобные вещи.

Сегодня у доктора был счастливый день, и ему удалось пополнить свою коллекцию стрелой, явно выпущенной из лука эйра. У-ку пришлось сломать её, чтобы вытащить из грудной клетки хорошо одетого господина, лежащего в дорожной пыли. Доктор не смог пройти мимо, несмотря на то, что сильно рисковал – эйры имели дурную привычку возвращаться за телами своих жертв, а городской стражи нигде не было видно.

В Шам-Хесу степные разбойники забредали крайне редко, конники следили за этим очень тщательно, но иногда бывало, что кое-кто из неосторожных поздних прохожих становился суповым набором в прямом смысле этого слова. Деньги эйров интересовали постольку поскольку.

Человека уже нельзя было спасти, он умер в считанные минуты, и доктор, забрав стрелу, поспешил покинуть неблагонадёжный район. Добравшись до ближайшего отряда конников, он сообщил о нападении, а потом отправился домой, где его всегда ждал поздний ужин.

Вдоволь налюбовавшись своими сокровищами, доктор уснул спокойным глубоким сном.

Глава 4. Бену пытается понять, что именно попало в его руки

Бену

Бену вошёл в трактир «Белый ключ» в десятом часу утра. По давным-давно установившейся традиции он в праздничные дни встречался здесь с друзьями. Позавтракав, они обычно отправлялись в городской парк, где шли представления, или на набережную, чтобы покататься на лодках, но сегодня он не мог думать о развлечениях.

Пирамида с загадочными иероглифами приятно оттягивала карман его куртки. За ночь учёный успел просмотреть десятки книг, но не нашёл ничего похожего. Сложный сплетающийся узор, который всё же не мог быть обыкновенным орнаментом, стоял перед его мысленным взором. Никто из старших и умудренных опытом коллег Бену не смог сказать ему, что за предмет попал в его руки.

Иеро уже сидел за столом у окна.

Несмотря на ранний час, свободных мест в трактире практически не осталось. Подгулявшие моряки играли в карты. Весёлые служанки разносили большие кружки, до краёв наполненные пенным напитком. Музыканты выводили одну заводную песню за другой, публика охотно подпевала и требовала ещё. Хозяин в праздничной одежде стоял за стойкой и всем улыбался, даже оживившимся нищим – они сидели у камина в ожидании угощения. Румяная жена трактирщика его и четыре дочери были тут же, разодетые по последней моде. В скором времени девушки будут выгодно выданы замуж, а пока что служили прекрасной вывеской этому заведению.

Увидев друга, оракул помахал ему рукой. Бену подошёл и сел напротив. Пока Иеро заказывал завтрак – две порции жареного мяса с гарниром из овощей и тёмное пиво, Бену рассеянно смотрел на проезжающие за окном повозки. Мысли его были далеко.

– Наш доктор сегодня не появится? – спросил он безучастно.

– Не знаю. Я его вчера заметил в «Трёх кружках», – отозвался Иеро.