Донья Виситасьон – женщина добрая, она вовсе не считает, что рабочих надо доводить до голодной смерти.
Вскоре свет включают – сперва волосок краснеет, несколько секунд он напоминает кровавую жилочку, затем кухню внезапно заливает яркий свет. Свет более сильный и резкий, чем обычно, – коробочки, чашки, тарелки на кухонной полке так и сияют, словно только из магазина, даже кажутся как будто крупнее.
– А у тебя здесь очень мило, сестра.
– Чисто, только и всего…
– Еще бы!
Мартин с любопытством оглядывает кухню, словно видит ее в первый раз. Потом, поднявшись, берет шляпу. Окурок свой он погасил в раковине и аккуратно засунул в жестянку для мусора.
– Ладно, Фило, большое спасибо, я пошел.
– До свидания, Мартин, не за что благодарить, я бы с удовольствием накормила тебя чем-нибудь получше… Это яйцо я держала для себя, врач сказал, что я должна съедать по два яйца в день.
– Вот как!
– Брось, не переживай. Тебе оно нужно не меньше, чем мне.
– Пожалуй, что так.
– Какие времена, Мартин, не правда ли?
– Да, Фило, времена! Но ничего, рано или поздно все придет в порядок.
– Ты так думаешь?
– Не сомневайся. Это неизбежно, это так же нельзя остановить, как морской прилив.
Подойдя к двери, Мартин говорит полушепотом:
– В общем… А где Петрита?
– Ты опять за свое?
– Да нет, я просто хотел с ней попрощаться.
– Не стоит. Она сейчас с двумя младшенькими, они боятся темноты. Сидит с ними, пока не заснут.
Фило с улыбкой добавляет:
– Мне иногда тоже бывает страшно, как подумаю, что я могу внезапно умереть…
Спускаясь по лестнице, Мартин видит в поднимающемся лифте своего зятя. Дон Роберто читает газету. У Мартина появляется острое желание открыть дверцу лифта, чтобы зять застрял между этажами.
Лаурита и Пабло сидят друг против друга, между ними на столике изящная цветочница с тремя розочками.
– Нравится тебе здесь?
– Да, очень.
Подходит официант. Он молод, хорошо одет, черные волосы красиво завиты, движения изящны. Лаурита старается не смотреть на него, у Лауриты очень простое, несложное понятие о любви и верности.
– Для сеньориты – консоме, жареную камбалу и курицу вильеруа. Я буду есть консоме и отварного морского окуня с оливковым маслом и уксусом.
– Больше ничего не возьмешь?
– Нет, крошка, что-то не хочется.
Пабло поворачивается к официанту.
– Полбутылки сотерна и полбутылки бургундского. Вот и все.
Лаурита под столиком гладит ногу Пабло.
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет, не то чтобы плохо, просто у меня после обеда будто камень лежал в желудке. Теперь прошло, но я не хотел бы, чтобы это повторилось.
Они смотрят друг другу в глаза и, положив локти на столик, берутся за руки, слегка отодвинув цветочницу.
В другом углу парочка, которая уже не держится за руки, смотрит на них, не очень-то скрываясь.
– У Пабло новая краля. Кто она?
– Не знаю, с виду похожа на прислугу. Тебе нравится?
– Гм, недурна…
– Ну так иди отбей ее, думаю, это тебе будет не слишком трудно.
– Начинаешь?
– Это ты начинаешь. Знаешь, милый мой, оставь меня в покое, у меня нет желания ссориться, я нынче не в драчливом настроении.
Мужчина закуривает сигарету.
– Слушай, Мари Тере, что я тебе скажу. Так мы с тобой не договоримся.
– Ах ты, бессовестный! Можешь оставить меня, если хочешь. Разве не этого ты добиваешься? Еще есть мужчины, которым я нравлюсь.
– Говори потише, ты, нечего орать на весь зал!
Сеньорита Эльвира кладет книгу на ночной столик и гасит свет. Мрак покрывает «Парижские тайны», а также стакан, до половины налитый водой, пару рваных чулок и футлярчик с остатками губной помады.
Перед тем как заснуть, сеньорита Эльвира всегда немного размышляет.
– Возможно, донья Роса права. Пожалуй, и в самом деле лучше мне опять сойтись со стариком, так я долго не протяну. Зануда он, но, в конце концов, что делать! Выбор у меня уж не такой большой.