– Ага, а еще говорят, что эльфы – пацифисты, – не удержался Бер.
– Эльфы не пацифисты. Эльфы считают себя пацифистами, – Иван и яйцо подцепил, перетаскивая на тарелку. – Но если так-то в морду дать могут.
Все задумались.
Или скорее занялись ужином.
– Не пойдет… – произнесла Таська. – Твои-то здоровые… а они помельче будут.
– Не настолько уж… хотя… – Бер вздохнул. – У меня джинсы вон… почти не грязные.
– Ага, а дырки девчата подлатают, – Аленка фыркнула. – И перышками сверху… Батино вовсе на вас велико будет. Да и не та у него одежда… можно в Осляпкино попробовать. Или в Конюхи…
– В Конюхах – два секонда. В Осляпкино – рынок и те же секонды. А на райцентр прямую дорогу перекрыли. В объезд если, через Осляпкино, то на обратном пути точно какую гадость сообразят… – Маруся призадумалась. – Может…
И замолчала.
– Марусь, – не выдержала Таська. – Договаривай уже…
– Да… ерунда-то так… но там на чердаке у нас сундуков хватает. И одежды… женскую мы перешивали… ну… раньше. И не всю, потому что бальные… ну их трогать, все одно без толку.
Кажется, она смутилась.
– А вот мужская осталась. От деда и прадеда. И раньше. Только… там мода… столетней давности.
– Лучше уж столетней, – Иван повернулся к розовому пиджаку, перышки на котором трепетали, привлекая к себе внимание. – Чем это вот… хотя бы без перьев.
– Кстати… – Бер облизал вилку. – А если так-то… то можно обыграть. У тебя ж сарафан отпаднейший. Сделаем прикладную реконструкцию. Скажем, в рамках локальной культурной программы… я отчет напишу.
Глаза его заблестели.
– Марусь? – Аленка чуть склонила голову.
– Что? Я ж не против… только там… моль и все такое. И не факт, что подберется чего… и… и вообще… там и пуговицы спороли, которые золотые. И… ветхое оно будет.
– Ветхое – ерунда. Кстати, ткани, поскольку находятся в постоянном контакте с телом, довольно неплохо поглощают силу, – Бер явно оживился. И Ивана это несколько даже пугало. В прежние времена подобный Беровский энтузиазм плохо заканчивался. – Предки ваши были одаренными?
Девушки кивнули.
– Вот… значит, немного доработаем. А пуговицы…
– Есть медные. Целая банка…
– Позолотим, если будет с чего. Покрыть тонким слоем я смогу. От золотых не отличишь… ну на взгляд точно. Вам надо будет в тему как-то… для равновесия.
– Будет, – Таська кивнула. – Сарафан или нет, но найдем… в общем, так понимаю, к нам?
За окном громыхнуло, и грохот этот заставил весь дом содрогнуться.
– Завтра, – сказала Маруся. – А то ж дождь…
– Дождь – это хорошо, – Иван дотянулся до картошки. – Землю прольет… сила в ней немалая дремлет. Там над ней кто-то хорошо ворожил.
Стало тихо.
И слышно было в этой тишине, как тарабанят по стеклам капли дождя, и шелестит, шубуршится ветер, норовя проникнуть внутрь.
– Ань, а батя твой где? – поинтересовалась Таська, разрушая момент.
– Так, в лесу…
– Дождь же, – Маруся повернулась к окну. – И остальные…
– И остальные в лесу. Только Стасик огонь держит. Ну и Семка с ним, помогает. А те два оглоеда… – Аленка прищурилась. – Пускай помокнут. Им оно на пользу будет, охолонуть. Я вам там постелю, над кузней. Там и тепло будет, и сухо. Крыша хорошая… в доме, извините, оставить не оставлю. Не по правилам это, чтоб у незамужней девицы ночевать…
Иван не возражал.
Сытость разливалась по телу истомой. И в сон клонило, как оно бывает после резкого опустошения резервов. Собственное тело показалось одновременно и тяжелым – не шелохнуться – и легким до готовности воспарить в неведомые выси. Но кулак Бера воспарить не позволил.
– Идем, – сказал Бер. – А то прямо тут и заснешь…
– Молочка принести? – Маруся тоже встала.
– Я коров обещал посмотреть, – сказал Иван, осознавая, что на коров сил точно не осталось. Но Маруся отмахнулась только.
– Завтра посмотришь. Или потом. Как-то они до этого жили, недосмотренные. Так молоко будете?
– Дождь же.
– И что? Я, пусть и не ученая, но щита выставить могу… да и идти недалече. Тась?
– Проводим и пойдем, – Таська тоже поднялась.
– Это как-то мы вас провожать должны, – проворчал Бер.
Иван ничего не сказал.
Говорить было лень, как и шевелиться.
– Другим разом, – отмахнулась Таська. – Вон, сейчас пусть Семка свою монстру заводит. Мигом домчит…
И это было выходом.
Сеновал над кузницей к великому удивлению Ивана мало чем от сеновала над бычарником отличался. То же сено, пахнущее сладко и терпко, покрывала.
Одеяла.
И огромная миска с пирожками, которую Аленка всучила напоследок. Императору, само собой… но если так-то – поделится.