Не выпускайте чудовищ из шкафа

– Нет, – Бекшеев головой мотнул, – на всех меня точно не хватит. Это только кажется, что легко, а на самом деле сил требует приличных. И пару сравнений я еще проведу, но всех и каждого – увольте.

Кивок.

И снова осмотр.

Майка. И грязная рубашка, которую Зима разглядывает особенно пристально. Потом возвращается к куртке. Снова к рубашке. И к штанам. Она закрывает глаза и просит:

– Отойди…

И Бекшеев послушно отступает.

Интересно.

Нет, он видел ищеек, при штабе всегда была парочка. Но те были вечно какие-то полусонные, будто пребывающие мыслями где-то невероятно далеко.

– Кровь, – она выдохнула и склонилась над штанами, – здесь кровь…

– Кровь, – согласился Бекшеев. – Его все-таки убили и…

– Нет. Посмотри. – Ему с силой сунули те самые грязные штаны. – Видишь? Пятнышко совсем маленькое.

– Не вижу, – вынужден был признать Бекшеев.

И нахмурился. Ему очень не нравилось, что он не видел. Плохой признак. Очень и очень плохой.

Или это снова перенапряжение?

Если присмотреться, то… черная кошка в темной комнате? Черта с два. Крохотное, с булавочную головку, пятнышко на темной ткани, покрытой песком, грязью и хрен знает чем еще. Но сейчас, зацепившись взглядом, Бекшеев не мог понять, как он не увидел это пятнышко раньше.

Как…

– Это не его кровь. – Зима почти уткнулась в него носом. – Это… другая. Совсем другая! По запаху! – Она отпрянула.

И фыркнула.

Чихнула. Зачем-то потерла нос руками. И снова потянулась к этому пятну.

– Тут… тут пахнет… слабо очень. Отвернись!

И Бекшеев подчинился. Не стоит нервировать женщину, особенно ту, которая вполне способна оторвать тебе голову.

Он знает.

Видел.

В хрониках.

Глава 11. Паж мечей

«…Пятеро социал-революционеров предстали перед судом по обвинению в разбоях, вымогательствах и убийствах. Свои чудовищные преступления эти люди оправдывают якобы высшим благом, которое они намерены причинить обществу. Их фантазия относительно всеобщего равенства многим кажется заманчивой. Однако следует помнить, что обещания нового мира, всеобщей справедливости всегда-то влекли не столько людей, живо пекущихся об общественном благе, сколько тех, кто, будучи морально неустойчив, искал легких путей обогащения. А жажду наживы прикрывал высокими идеями».

    «Полицейский вестник Санкт-Петербурга»

Я клялась, что больше никогда…

И ведь верила же. На самом деле верила. Что больше и вправду никогда… да и зачем? Больно это. Я уже и забыла, насколько. Или это просто привычку утратила? В лицо будто кислотой плеснули. Мышцы, чувствую, плавятся. Оплывают.

Оползают.

Кости следом.

– …изменение не только физической структуры тела. – Целитель печально разводит руками. – Вы должны были понимать, что подобные вмешательства не могут остаться без последствий.

Мы понимали.

Нам так казалось.

Нет. Потом. В другой раз пострадаю. И может быть, даже напьюсь. С Софьей. У нее ведь тоже последствия. У всех нас тут гребаные последствия. Но…

Боль отступает.

Отползает, тварь, чтобы затаиться там, на грани восприятия. А мир меняется. Собаки не видят цветов, но в черно-белом варианте есть свои преимущества. Бекшеев стоит, вперившись взглядом в стену. Спина прямая. А болезнью несет крепко.

И морщусь.

Ненавижу этот запах.

Мишка… во что ты вляпался, хороший парень Мишка? Откуда у тебя эта несчастная трехрублевка? И монетки тоже? Я спрошу, конечно. И не только у Яжинского, но и у Отули.

А лучше бы у Янки.

Правильно.

Забыла, что частичная трансформация здорово прочищает мозги. И… кровь. Теперь пятно было ярким и будто светилось… Нет, не будто. Оно и вправду светилось. Слабо, но отчетливо. И стало быть, кому бы кровь ни принадлежала, человек этот был магом.

А теперь…

Я не возьму тонкий след, да. Но обычный – вполне. И… вдох. Воздух… запахов много, старых и новых. Но я привычно отсекаю лишние, выделяя тот единственный, нужный. Крови.

Легкий.

Цветочный почти… цветы выползают в середине марта, а на побережье и того раньше. Может, он за цветами полез?

Для кого?

Пятнадцать лет – возраст влюбленности и… Нет. Если бы за цветами и упал, не было бы сломанной шеи, вскрытой артерии и крови, которую кто-то… вытянул?

Выпил?