Почти цивилизованный Восток

Эва читала книгу. Про шамана. Дикого, но очень и очень благородного. В душе. И потому, когда его племя захватило в плен прекрасную графиню, чтобы принести в жертву жутким орочьим богам, он воспротивился.

И спас.

И еще помог воссоединиться прекрасной графине с ее возлюбленным, к которому та, собственно, и направлялась. Да… Эва тогда даже плакала над финалом, в котором шаман уходил в горы, чтобы не мешать влюбленным.

Ее очень огорчила такая концовка.

Хотя, конечно, правильно. Что общего у графини с дикарем, пусть и благородным?

Отец вышел из комнаты.

И брат.

Лоуренс тем временем принес две дюжины тонких восковых свечей, глубокую фарфоровую супницу из маменькиного любимого сервиза, молоко, воду и еще что-то.

Эве стало до ужаса любопытно.

В книге шаман колдовал, вознося руки к небесам, и еще потом в припадке бился. Ну или кости раскидывал. Человеческие. Но это тоже не со зла, да и кости принадлежали врагам племени… в общем, это все выдумка.

Эдди же снял котелок. Поставил на пол.

Провел ладонями по голове.

По лицу.

Коснулся пальцами воды.

Может, он спиритический сеанс устроить собирается? Но тогда свечи ладно, они нужны, а где блюдце? И еще, самое главное, спиритический столик? Или у шаманов это иначе происходит?

Эва всегда отличалась нездоровым любопытством.

ȅ

– Слышишь меня? – поинтересовался шаман, расставляя свечи. Прямо на столе. Он же так полировку попортит!

Но Эва кивнула.

– Хорошо. Ты знаешь, где находишься?

Какой нелепый вопрос! Конечно. Но она снова кивнула. Может, человек – ладно, не совсем человек – только-только в цивилизацию приехал. Тогда простительно.

– Отлично. – Он по очереди касался свеч, и те загорались, только огонь получался будто… ненастоящим? Или настоящим? Эва потянулась к нему, но руку одернула, ощутив жар.

– Не спеши, девонька, – с мягким упреком произнес шаман. – Тут уж больно все… намешано. Тяжко. И дом мертвой силой пропитался. И город этот ваш…

Эва вздохнула сочувственно.

Она тоже город не слишком любила. В нем сразу начинала болеть голова, а маменькины нравоучения делались вовсе невыносимыми.

– Маги кругом. Техника. Голова гудит. Но ничего. Сейчас.

Вода в фарфоровой супнице загустела, и Эва увидела в ней свое отражение.

– Ты не заблудилась?

Отражение было таким… в общем, хорошо, что маменька не видит. Пришла бы в ужас. Конечно, зеркала Эве не давали, но неужели она на самом деле так выглядит? Кожа побледнела, что, конечно, хорошо, но при этом сделалась какой-то сероватой.

И пористой.

И в глазах нездоровая желтизна.

– Слышишь?

– Слышу, слышу, – не удержалась она и тотчас укорила себя. Все же характер у нее совершенно невозможный. – Прошу простить меня…

Ей бы поздороваться.

Извиниться за неподобающий внешний вид. И… и ее, между прочим, похитили! А еще того и гляди продадут. А она тут о внешности беспокоится.

Вода почему-то пошла рябью.

– Хорошо. – Шаман простер над водой руку, и та успокоилась.

– А молоко зачем? – не удержалась Эва.

– Пить. Люблю молоко.

– Вы?!

– Почему нет.

– Так. – Она вдруг поняла. – Вы… вы меня тоже слышите?! Можете?!

– Могу. И слышу. А теперь успокойся, пожалуйста. – Он глядел с бесконечным терпением. – Иначе или вернешься, или, что хуже, не вернешься. Ты давно научилась покидать тело?

– Давно. – Эва огляделась, раздумывая, как быть.

Стоять было неудобно.

Сидеть…

– Только я раньше покидала, а потом уже нет… после одного случая… моя сестра… – Она замялась. Все же не стоит вот так посвящать посторонних в семейные тайны.

– Потом, – кивнул Эдди. – А сейчас рассказывай.

– Что?

– Все. Ты знаешь, где находишься?