Моя борьба. Книга четвертая. Юность

ЮПИТЕР

САТУРН

УРАН

НЕПТУН

ПЛУТОН

– Кажется, будто все они находятся рядышком. Но расстояние между планетами огромное, и чтобы добраться, например, до Юпитера, понадобилось бы много-много лет. Я хотел показать вам, насколько велики эти расстояния, поэтому одевайтесь, прогуляемся с вами до футбольного поля.

– Мы что, на улицу пойдем? Прямо на уроке?

– Да. Одевайтесь – и вперед.

Они повскакивали из-за парт и бросились к крючкам с одеждой, а я с пакетом в руках ждал их возле двери.

Когда мы шли к полю, они жались ко мне, и я чувствовал себя пастухом, таким непохожим на этих маленьких, озорных существ.

– Стоп! – я вытащил из пакета мяч и положил его на землю. – Вот это солнце. Ясно?

Они озадаченно смотрели на меня.

– Пошли дальше!

Еще метров через двадцать я остановился и положил на землю сливу.

– Это Меркурий, планета, расположенная ближе всего к Солнцу. Видите, где сейчас Солнце?

Все посмотрели на мяч, отбрасывающий на гравий коротенькую тень, и закивали.

Потом я разложил на земле два яблока, два апельсина, вилок капусты, кочанчик цветной капусты и, наконец, возле двери в общественный центр, виноградину, представлявшую собой Плутон.

– Теперь понимаете, какое огромное расстояние разделяет планеты? – спросил я. – Солнце отсюда выглядит совсем маленьким, а Меркурий – то есть сливу – вообще не видно. И вот это, – я посмотрел на детей, отрешенно глядевших на футбольное поле, – лишь совсем-совсем крохотная часть Вселенной! Крохотная-прекрохотная! Ну разве не удивительно? Земля, на которой мы живем, расположена в миллионах миль от других планет?

Осмысляя услышанное, некоторые думали с такой силой, что я прямо слышал скрип извилин; другие просто смотрели на деревню или фьорд.

– Ну, давайте назад, – скомандовал я. – Давайте-ка бегом!

В учительской я достал один экземпляр рассказа, скрепил страницы и протянул его Нильсу Эрику – тот сидел на диване и читал местную газету «Трумс Фолкебла».

– Вот рассказ, о котором я говорил, – сказал я.

– О, интересно! – сказал он.

– Ты когда прочтешь? Сегодня к вечеру?

– А что, прямо горит? – он взглянул на меня и улыбнулся. – Я после обеда хотел в Финнснес съездить. Кстати, поехали со мной?

– Ага, поехали. Это ты хорошо придумал.

– А рассказ твой я к завтрашнему дню прочитаю – и устроим с тобой коллоквиум, ладно?

Коллоквиум – от этого слова пахло университетом, наукой, учебой, девушками и вечеринками.

– Отлично. – И я направился за кофе.

– А зачем ты их на улицу водил? – спросил мне вслед Нильс Эрик.

– Да считай что просто так, – ответил я, – наглядно показывал Вселенную.

Когда я пришел в класс на следующий урок, три девочки стояли у окна и о чем-то оживленно спорили. Мое присутствие их, похоже, ничуть не смущало.

– Вы почему тут стоите и болтаете? – напустился на них я. – Урок уже начался! Вы кто такие? Вы ученики, ваше дело выполнять правила и слушать учителя!

Они обернулись, но, увидев, что я улыбаюсь, продолжили болтать.

– Эй! – возмутился я. – Живо по местам!

С медлительностью, которую я, вспоминая позже события этого дня, оценил как изысканную, потому что движения их были поразительно продуманными и привычная неуклюжесть вдруг сменилась горделивой женственностью, – они прошли к своим партам.

– Я прочитал то, что вы написали, – я принялся раздавать тетради. – Молодцы. Но пару моментов я хотел бы обсудить сразу, потому что это касается всех.

Они открыли тетради и прочитали мои комментарии.

– А оценок не будет? – спросила Хильдегюнн.

– За такое маленькое задание – нет, – сказал я. – Я попросил вас это написать, чтобы получше вас узнать.

Андреа и Вивиан сравнили мои комментарии у себя в тетрадях.

– Да вы почти одно и то же написали, – сказала Вивиан. – Что, лень придумывать было?

– Лень? – я улыбнулся. – Зато оценки у вас наверняка будут разные – думаю, тогда и радости у вас поубавится.

Дверь у меня за спиной открылась. Я обернулся. В класс вошел Ричард. Он уселся за парту возле стены и махнул мне рукой, словно разрешая продолжать.

Это еще что такое? Он меня контролировать будет?

– Во-первых, разберемся с диалектом, – сказал я. – На диалекте писать нельзя. Это запрещено. Надо писать «меня зовут», а не «меня звать», «скучно», а не «скушно».

– Но мы же так говорим! – возразила Вивиан, заерзав на стуле и поглядывая на Ричарда, но тот скрестил на груди руки и даже бровью не повел. – Говорим-то мы «меня звать», почему тогда писать надо по-другому?

– И Харрисон в прошлом году говорил, что можно и так писать, – добавила Хильдегюнн.

– Он говорил, главное – не правильно написать, а вообще хоть что-то написать, – подала голос Ливе.

– В прошлом году вы были еще детьми, – ответил я, – а сейчас уже старшеклассники. Существует, что называется, нормативный язык. Норма – единая для всех, кто живет в нашей стране. Говорить можно, как захочешь, но писать – либо на букмоле, либо на нюношке[19 - Букмол и нюношк – два государственных литературных языка Норвегии.]. Спорить тут бесполезно. Если не хотите получать тройки с двойками и чтобы в ваших тетрадях были сплошь исправления, то придется подчиниться.