Моя борьба. Книга четвертая. Юность

– Ох! – Андреа посмотрела на меня, потом на Ричарда. Остальные захихикали.

Я велел им достать учебники, а потом, когда все раскрыли их, попросил Хильдегюнн почитать. Ричард поднялся и, коротко кивнув мне, исчез в коридоре.

На перемене я подошел к его кабинету и постучался. Ричард сидел за столом, и, когда я вошел, поднял на меня взгляд.

– Привет, Карл Уве, – сказал он.

– Привет, – ответил я. – Я просто хотел спросить, зачем ты ко мне на урок приходил.

Он посмотрел на меня – изучающе и вопросительно. Потом улыбнулся и прикусил нижнюю губу, по привычке, которую я уже успел за ним заметить, так что борода у него встопорщилась и придала ему что-то козлиное.

– Да я хотел посмотреть, как ты на уроке держишься, – проговорил он. – Я иногда буду захаживать. Среди вас много таких, у кого нет образования, и мне важно понимать, как вы справляетесь. Преподавать – это, знаешь ли, дело непростое.

– Когда у меня будут проблемы – я непременно скажу. Обещаю, – сказал я. – Будь уверен.

Он засмеялся.

– Это я знаю. Но речь не о том. Ты давай, иди отдохни чуток! – И он уткнулся в разложенные перед ним бумаги.

Таким образом мне показали, кто тут главный, и на несколько секунд меня охватило нежелание уступать, однако ничего другого мне не оставалось: сказать мне было нечего, да и в словах его не было ничего особенного, поэтому в конце концов я повернулся и пошел в учительскую.

Заглянув после уроков на почту, я обнаружил в ящике три письма. Одно было от поступившего в Ставангерский университет Бассе, другое – от Ларса, который теперь жил вместе со своей девушкой в Кристиансанне, а третье – от Эйрика. Он начал учиться в Техническом университете в Тронхейме.

Бассе описывал случай, произошедший с ним накануне переезда. Он привел домой девушку – или, скорее, женщину, потому что ей было двадцать пять – и в самый, как он это называл, интересный момент с ней приключилось что-то вроде припадка. Бассе испугался до смерти. Он писал, что у женщины начались судороги, тело ее тряслось и дрожало, он решил, что у нее эпилепсия, вытащил из нее член и вскочил.

«Карл Уве, я со страху чуть не умер! Я не знал, куда бежать – скорую вызвать или как. Вдруг она умрет! Я ведь и правда так подумал. Но потом она открыла глаза, потянула меня к себе и спросила, куда это я собрался. “Еще!” – стонала она. Прикинь? Оказывается, это у нее оргазм был! Вот как оно бывает у зрелых женщин!»

Я шел по дороге, читал его письмо и смеялся, но чувствовал, как меня что-то гложет, потому что сам я никогда ни с кем не спал, секса у меня не было, иными словами, я был девственником и не только мучился от стыда за то, что два года врал о своих постельных подвигах – причем и Бассе, и другие, похоже, мне верили, – но и изнывал от желания переспать с девушкой, неважно с какой, и испытать ощущения, которые регулярно испытывали Бассе и другие мои приятели. Каждый раз, когда я слушал про их геройства, по телу разливались одновременно апатия и желание, бессилие и сила, потому что чем дольше у меня не получалось ни с кем переспать, тем сильнее я этого боялся. Почти о любой моей проблеме я мог поговорить с кем-нибудь и облегчить душу, но об этой говорить было нельзя, никогда и никому, ни при каких обстоятельствах, и каждый раз, думая об этом – а случалось такое нередко, по несколько раз в час, – я чувствовал, как на меня опускается тяжелая темнота, непроглядная безнадежность, которая порой тотчас же уплывала, как туча мимо солнца, а иногда сковывала меня надолго, но независимо от того, какую форму принимала эта безнадежность, избежать ее я не мог – столько с ней было связано сомнений и мук. Получится ли у меня? Получится ли? Если я, несмотря ни на что, смогу устроить все так, как надо, и окажусь в одной комнате наедине с обнаженной девушкой, получится ли у меня вообще переспать с ней? Буду ли я в состоянии все это проделать?

Таинственность и двойная игра, которую я вел, не облегчали мне задачи.

– Знаешь, что написано на самом конце презерватива? – спросил, глядя на меня, Трунн. Была весна, перемена, и мы целой компанией стояли перед школой.

Он смотрел на меня.

Интересно, почему? Догадывался, что я вру про девушек, что я вру про секс?

Я покраснел.

Что мне ответить? Сказать «нет» и спалиться? Или сказать «да», чтобы меня вполне резонно спросили «и что же»?

– Нет, что? – спросил я.

– Значит, у тебя такой маленький член? – проговорил он.

Они расхохотались.

Я тоже засмеялся, с невыразимым облегчением.

Вот только Эспен – он, кажется, посмотрел на меня? Вроде как понимающе и оттого отчасти торжествующе?

Спустя два дня он подвозил меня вечером домой – мы с ним засиделись у Гисле.

– А у тебя вообще сколько девушек было, а, Карл Уве? – спросил он, когда мы проезжали по пологому склону возле Крагебуэна, где по обеим сторонам дороги выстроились старые ветхие дома.

– А тебе зачем? – уклончиво спросил я.

– Да просто спросил. – Он глянул на меня и снова посмотрел на дорогу перед нами. И улыбка у него на губах – она была лукавой.

Я нахмурился и изобразил сосредоточенность.

– Хм-м, – протянул я, – шесть. Хотя погоди-ка, нет, пять.

– И кто они?

– У нас тут что, допрос?

– Да не-ет, но ответить-то можно?

– Сесилия, ну помнишь, из Арендала, мы с ней встречались, – начал я.

За окном проплыл старый магазин, где я в свое время потырил немало сладостей. Его давным-давно закрыли. Эспен включил поворотник.

– Та-ак. – сказал он.

– Марианна, – ответил я.

– Ты и Марианну трахнул? – удивился он. – А я и не знал! Чего ж ты не сказал?

Я пожал плечами:

– Личная жизнь-то у меня тоже должна быть.

– Слушай, из всех моих знакомых о тебе я меньше всего знаю! Но это пока только две.

Крупный мужчина с огромным брюхом и вечно разинутым ртом стоял у забора. Он проводил взглядом нашу машину.

– Вот эта семейка – та еще, – сказал я.

– Ты давай не уходи от темы, – не отступал Эспен, – еще трех не хватает. Я потом про своих тоже расскажу, если захочешь.

– Ну ладно. Еще исландка – она прошлым летом работала в киоске с мороженым рядом со мной. Я тогда кассетами торговал в Арендале, и она однажды пригласила меня домой.

– Исландка! – восхитился Эспен. – Звучит прямо чудесно.

– Оно и было чудесно, – подтвердил я. – И еще с двумя просто переспал по разу. Я даже не знаю, как их зовут.

Мы съехали с последней горки. Вдоль реки стеной выстроились деревья. Внизу они расступались, так что видно было маленькое футбольное поле, где три фигурки целились в четвертую, стоявшую в воротах.