Алмазы перуанца

– После, после, сперва ты расскажи мне, что там было с этими цирковыми наездниками…

– Как ты узнал об этом, Гармс?

– Видишь ли, Бенно, часто и стены имеют уши, а у нашей служанки Маргариты особенно тонкий слух! А сенатор очень рассвирепел?

– Ах, Гармс, мне пришлось услышать такие ужасные вещи, не относительно себя, но…

– Да, да, знаю!

– Гармс, разве ты уже был тогда здесь, в доме? Все это было при тебе? Да?

– Да, да, только не торопись, я расскажу тебе все по порядку. Мы с твоим отцом и господином сенатором мальчиками вместе играли. Мой отец служил у твоего дяди, и твою бабушку я помню еще молодой дамой. Это она послала меня к тебе и приказала рассказать тебе все, как было; сама она еще очень слаба после вчерашней сцены. Я обещал ей, что расскажу тебе все подробно.

– Так рассказывай!

– Не спеши! Видишь ли, твоя бабушка души не чаяла в своем младшем сыне Теодоре, твоем отце, во всем ему потакала и покрывала все его безрассудства. Он рос болезненным ребенком, и потому бедная женщина особенно привязалась к нему. Впрочем, этот умный, добрый и приветливый человек имел одну страсть, которая и погубила его: он безудержно играл и проигрывал громадные суммы!

– Ради бога, Гармс, не утаивай ничего от меня!

– Нет, нет, будь спокоен! Итак, старший из братьев Иоганнес работал не покладая рук и не разгибая спины для того, чтобы после нашествия французов, разграбивших весь наш город и подорвавших нашу торговлю, поддержать фирму Цургейден и не допустить ее разорения, а младший в это время не думал ни о чем: ни о своем торговом деле, ни о поступлении в университет, о чем мечтала его мать, ни о выборе для себя какой-либо деятельности. Старший обдумывал каждый свой шаг, каждое свое движение, младший же всегда действовал в зависимости от настроения, ничего не взвешивая и не обдумывая. Отношения между братьями всегда были натянутые и скорее недружелюбные, а однажды настолько обострились, что от слов они перешли к действиям: Иоганн схватил тяжелые каминные щипцы и замахнулся ими на брата, последний же, увернувшись от удара, схватил лежавший на столе нож и стал им обороняться.

– Скажи, Гармс, ты сам все это видел, да? – спросил мальчик, с трудом переводя дух от волнения.

– Нет, не я, а твоя бабушка, она во время ссоры находилась в смежной комнате и сквозь стеклянную дверь видела происходящее. В решительный момент бедная женщина бросилась между своими сыновьями, и нож попал ей в плечо, повредив сухожилия. Рана оказалась тяжелой, но со временем твоя бабушка поправилась, только рука ее перестала действовать.

– Что же случилось после того? – тревожно осведомился мальчик.

– Позвали врача, а братья вышли в вестибюль и наедине обменялись там несколькими фразами, какими – никому не известно, и с тех пор младший вышел из родительского дома и уже не возвращался в него.

– А позже от него приходили какие-нибудь вести?

– Никаких! – вздохнул старик. – Теодор пропал бесследно! Вероятно, он давно уже умер!

– Так это точно еще неизвестно? Никто не может сказать с уверенностью, что он умер? Никто не знает даже, где он жил впоследствии?!

– Нет, о нем ровным счетом ничего не знают. Но я почти с уверенностью могу сказать, что он умер, так как я поднял на ноги небо и землю, по поручению старой госпожи, чтобы разыскать его, и, несмотря на все мои усилия, мы нигде не нашли ни малейшего следа его. А теперь пора тебе спать! – добавил старик, подымаясь. Время позднее.

Бенно удержал его за руку.

– Ах, если бы знать, о чем отец мой и дядя говорили тогда в сенях!

– Да уж верно недоброе, так как с тех пор господин сенатор никогда не проходит через вестибюль и приказал пробить маленькую боковую дверь. Это доказывает, что совесть у него нечиста!

Бенно молчал, губы его дрожали; он не в силах был произнести ни слова.

– Ну, спокойной ночи, мой мальчик!

И, загасив свечу, старик неслышно выскользнул из комнаты и спустился вниз в свою каморку.

А мальчик лежал неподвижно на своих подушках и все думал и думал о том, что могло произойти между двумя братьями перед разлукой.

Глава III

Печальное расставание. – В Бразилию. – Нежданная встреча. – Алмазы Фраскуэло

Прошло два томительных дня; Бенно никуда не выходил из дома; он даже исхудал за это время. Гармс навещал его иногда и сообщал, что бабушка все еще больна, а сенатор все ведет в порту какие-то таинственные переговоры с капитанами судов.

– Чует мое сердце, затевает он что-то недоброе! – говорил Гармс.

Когда же на третий день мальчика позвали к дяде, старик сказал:

– Вот теперь-то уж мы узнаем, в чем дело!

Бенно взглянул на себя в зеркало, лицо его было бледно как саван, а глаза горели твердой решимостью.

Он пробыл не более пяти минут в рабочем кабинете дяди, но когда вышел оттуда, то в лице его произошла такая перемена, что Гармс, поджидавший его возвращения в соседней комнате, даже испугался. Мальчик едва стоял на ногах, а лицо его было не только бледно, но какого-то землистого цвета. Старик едва успел подхватить его, чтобы не дать ему упасть на каменный пол сеней. Бедняжка, не вымолвив ни слова, лишился чувств. Добрый старик с трудом снес его наверх в его комнату и стал хлопотать около него. Вскоре мальчик очнулся.

– Скажи, мы одни, Гармс? – спросил он.

– Да, совершенно один, мой дорогой!

– Так слушай, Гармс, дядя отправляет меня в Рио-де-Жанейро к одному своему знакомому торговцу; я должен поступить к нему в ученье – сортировать кофе и склеивать фунтики. Я мечтал об университете, а вместо того…

– О! Это нечто неслыханное! Жестокий, бессердечный человек! Господь не простит ему этот грех! – замахал руками старик. – И ты один отправишься в такое далекое путешествие?

– Нет, в пятницу отходит в Рио судно с немецкими эмигрантами; среди них есть один человек, лично известный дяде; ему он и поручил меня!

– И тебя отнимают от меня, мой ненаглядный? – воскликнул старик. – Навсегда, безвозвратно отнимают! Нет, знаешь, я поеду с тобой в Бразилию!

– Что ты, господь с тобою, Гармс! Ведь ты всю свою жизнь боялся моря! Ну где тебе на старости лет!

– Ничего, милый мой! Я все превозмогу, вот увидишь, все превозмогу!

– Кто же будет управлять здесь твоими домами и капиталами, старина, теми домами и капиталами, которые ты предназначаешь мне? Что же касается меня, то, как знать, может все еще устроится к лучшему!

– Возможно, возможно, – закивал Гармс, – но для меня, видно, все потеряно! Да… все потеряно! – И он закрыл лицо руками.

Бенно же бросился на кровать, закрыл глаза и ощущение невыразимой слабости овладело всем его существом.

Вдруг старик сердито сдвинул брови, провел гребенкой по своим волосам, натянул на себя сюртук и поспешно вышел из комнаты, направившись прямо в рабочий кабинет сенатора, где и остановился в дверях, ожидая, пока тот обратится к нему.

– Ну, что скажете, Гармс? – спросил его хозяин.

– Попрошу вашу милость разрешить мне сказать вам несколько слов!

– Говорите, я слушаю!

– Я позволю себе припомнить вам то время, когда мы мальчиками играли вместе во дворе этого дома, вы, господин сенатор, я и еще один, третий…