– У меня все есть, – начинает суетится и передо мной появляется белая чашка с чаем, какие-то пирожные.
– Нравится Италия? – указываю на десерт.
– Да, только квартира для меня слишком большая, хочу в Москву, – карие глаза в момент становятся стеклянными.
– Мариам, все ваши дети здесь, – прячусь за чашкой вдыхая приятный запах мяты.
– Мой муж там, девочка, – вытирает слезы.
– Он бы хотел, чтобы вы были с внуками и заботились о них, – пытаюсь ее успокоить и не заплакать.
– Да, он бы сам хотел быть с ними Мирослава, – отпивает чай, шмыгая носом.
– К сожалению, – не нахожу слов утешения.
– Мы ведь столько лет вместе, почти пятьдесят, я вышла за него замуж совсем девчонкой, – вытирает слезы салфеткой.
– Мариам, у каждого свой срок, прошу не вините никого в его смерти, – ищу понимание в глазах.
– А я и не виню девочка, неужели ты думала, что я буду винить тебя?
– Да, именно так и думала. Почему вы тогда избегаете меня?
– Я видела какую боль перенес мой сын из-за тебя и твоих секретов, – машет головой, – это сложно простить дочка, на это был способен только мой муж, который трезво смотрел на поступки младшего сына, но я не могу, я мать, – шепчет с досадой.
– Понятно, – отворачиваюсь к окну, смотрю на город.
– Я бы хотела чтобы он был счастлив и мой внук был счастлив, но это не возможно пока вы вместе, – она говорит слишком очевидные для меня вещи, то на что я закрывала глаза и не могла признаться себе.
– Когда вы вместе – это приносит столько несчастья Мирослава, – шепчет, – Ты ведь сама его не любишь. Тот мужчина, что прилетел на следующий день после аварии, что затеял драку с Амираном, Давид кажется, твой любовник с которым у вас была семья. Почему же ты не осталась с ним?
Не могу сдержать слезы от досады, зажмуриваю глаза ловя навязанное чувство вины. Я даже не предполагала, что Волк был рядом и была драка. Но я четко помню то чувство отчаянния в последнем звонке.
– Давид не любовник, он близкий человек, – рассматриваю свой красный маникюр.
– Этому мужчине ты звонила последний раз. Этот мужчина сидел возле тебя неделю пока мой сын хоронил отца. Вы не любите друг друга, они были прекрасной парой с Тамарой, – плачет. Продолжает резать меня на куски.
– В ее смерти наверно тоже я виновата? – поворачиваюсь к ней и смотрю прямо в бесстыжие глаза, которые ищут виноватого в своих бедах, – Чего вы молчите? А в смерти моего отца тоже я виновата? Виновата, что ваш сын опасный человек с плохой репутацией? А может я виновата в том, что ваша дочь жива?
– Мирослав, как ты можешь? – ее губы затряслись.
– Я виновата только в своих потерях – давлю, вставая со стула, опираясь руками о стол, – Я хотела жить, дышать, хотела семью, я хотела ребенка! Я люблю вашего сына до сих, сколько бы боли он мне не принес! – кажется я потеряла себя в своих чувствах к нему, потеряла мир вокруг, потеряла всё.
– Что здесь происходит? – в комнате появляется Гора, злой, в том же костюме в котором был на вечере, только без галстука.
– А, ты! Как развлечения с молоденькими девочками? – переключаю свое внимание, выходя изо стола.
– Что ты несешь? Ты пьяна? – с презрением.
– Я пьяна? – подхожу к нему и прежде чем подумать замахиваюсь, слышу шлепок и ощущаю огонь в руке, – Ты чертов изменщик, понравилось?! – начинаю кричать.
Стремительно хватает за горло, сжимая руку так, что дышать становится трудно. Его ноздри раздулись, а глаза потемнели, мощный подбородок вышел вперед.
– Что ты несешь? – спокойно, растягивая слова.
– Тебе же понравилась та девка, какого хуя ты мне соврал? Захотел ее?! Да?! – пытаюсь оторвать его руку, хриплю.
– Мирослава перестань, здесь моя мать, наверху спит сын, – сжимает руку еще сильнее и я начинаю задыхаться ловя открытым ртом воздух, – Зачем ты устраиваешь этот концерт?
– Отпусти, – чувствую давление, в глазах мелькает темнота.
Когда я нахожусь у пропасти во тьму, муж расцепляет ладонь, позволяя мне упасть на стул, ловить жадно воздух, морщиться от боли в легких.
– Зачем ты приехала сюда? – расхаживает передо мной в своих начищенных черных туфлях.
– За ребенком, – прячу глаза.
– В таком состоянии? Ты хотела забрать моего ребенка в таком состоянии? – возмущение, – Мирослава, тебя нельзя оставлять с детьми ни на минуту одну!
Пытаюсь встать, но внутри словно скрути в узел, словно дали под дых. Оступаюсь несколько раз, падая обратно, голова кругом. Кое как стою на дрожащих ногах.
– Ты считаешь меня больной? – опираю о столешницу, – И поэтому развлекаешься с молоденькой девчонкой, я тебя уже не удовлетворяю?
– Перестань, – срывается на рычание, – Здесь моя мать, она не должна слышать твой бред! Твою ревность и сексуальную неудовлетворенность, – тычет в меня пальцем.
– Хм. Как у тебя все складно выходит, защищаешь семью да? – вытираю ладошками мокрые щеки, – Я не в их числе, – проглатываю слюну с привкусом горечи.
– Мирослава, – его губы дрожат, зажимает глаза пальцами.
– Хм, никто из вас не был ценнее мой девочки, – начинаю дрожать, – Господи, какая я дура! – кричу, – Моя девочка – это все что было у меня, все что дорого мне и я потеряла это, – зажмуриваю глаза, пытаясь собраться с мыслями, – Но никто из вас этого не стоил, – шепчу, смотря в стеклянные глаза и лицо отражающее боль.
Не нахожу ничего лучше, чем бежать прочь на ватных нога. Спуститься по лестнице перепрыгивая через две ступени, залезть в свою машину и рвануть куда угодно, просто по дороге, потеряться, но только подальше оттуда, далеко-далеко. Останавливаюсь на заправке через несколько километров, когда бензин на нуле. На улице холодно, ни есть ни пить не хочется. Смотрю на карту, отлично, не далеко от побережья, нахожу маленький скромный отель, заселяюсь в уютный номер с белыми простынями и маленьким балкончиком. Заваливаюсь на кровать и позволяю себе вдоволь порыдать, свернувшись калачиком. В голову приходят много мыслей, они устраивают ураган , но одна из слишком отчетливая. Он получил однажды то, что хотел, сейчас он хочет абсолютно другое и это не я. Господи, любить мужчину без малого десять лет, ждать его, прощать. И отпустить, надо было сделать это еще в Москве, но разве он бы позволил? Мне нужно их прощение, но никак не осуждения, потому что саму себя я простить не в силах.
***
Утро выдалось пасмурное, отражающее мое настроение.
– Давид, привет, – хриплю в трубку нового телефона.
– О, Вольная, а тебя тут обыскались, ты где? – удивлен.
– Как у вас дела с Матвеем? – перевожу тему, лежа на кровати в апартаментах, рассматриваю картины на стене.
– У нас все хорошо, но вот Бес рыщет, – присвистывает.
– Можно он побудет у тебя еще недельку, я же ничего вам не сорву?
– Смеешься? – улыбается, – Я буду рад, что он со мной, выберем ему крутой итальянский костюм, обрежем эти дреды, – мечтательно.