Оказалось, этот человек не просто знал родителей Тимура, а несколько лет работал с ними в одной команде. Он достал из рюкзака и показал ещё несколько фотографий. Тимур долго смотрел на своих родителей – таких же молодых, как и он сам. Были на этих фото и Михал Юрич, и Тарасенко.
– Так Вы здесь живёте или проводите выходные? – спросил Тимур
– Я живу далеко отсюда. А здесь база. Пока не закончу дело.
– Дело?
– Об этом чуть позже.
– Хорошо, а как вы узнали, что я здесь?
– Есть у вас в лагере один человек. Химик. Частенько с ним встречаемся в баре.
– В баре?
– Да, в посёлке. У нас тут один бар.
– А как он выходит с территории? Тут же охрана.
– А как мы с тобой вышли?
Михал Юрич разлил чай себе и Тимуру.
– Тетрадь не забыл?
– Да.
– Можно?
– Угу.
Тимур достал из рюкзака тетрадь и передал её Михал Юричу.
– Странно, как это она пролежала там столько лет… Не находишь?
– Не знаю… я об этом как-то не думал… – ответил Тимур.
Михал Юрич буквально погрузился в тетрадь. Перелистывал страницы, что-то бубнил себе под нос.
– Вот! Вооот! Смотри! – он развернул тетрадь – что ты здесь видишь?
Тимур присмотрелся. Что он видит? Какие-то расчёты… несколько раз обведённые, а потом зачёркнутые.
– Это формула?
– Да. Формула DL-2. Та самая, над которой вы сейчас работаете. Только теперь вы работаете над проектом DL-4. Вот она, готовая!
– А почему она перечёркнута?
– Твой отец специально это сделал.
– Для чего?
– Хм… Тут в двух словах не расскажешь. Когда я пришёл, твой отец был начальником, а Тарасенко его замом. Надо сказать, они очень разные люди. Сергей романтик, светлая голова, открытый, очень щедрый. Соображал быстро, как никто из нас. Подчинённые его любили, а это о чём-то да говорит. Любили, как руководителя, как лидера, который именно ведёт, а не понукает. А Тарасенко жадный тугодум. За рубль душу вывернет. Я не знаю, почему твой папа работал с ним и как они работали. Тарасенко ведь не понимал ни хрена. Людьми руководить – это да. Организатор он, наверное, хороший. И то, методом кнута, но без пряника. А вот в науке полный ноль.
Михал Юрич ещё раз показал Тимуру фото всей команды НИИ того времени.
– Вот видишь, я был тогда одним из младших. Но мы с твоими родителями как-то доверительно общались. Однажды вечером мы засиделись в кабинете твоего отца. Он достал тетрадь. Вот эту. И показал мне формулу. Тогда она ещё не была зачёркнута. Это решение всех задач, которыми занималось НИИ и в то время, и сейчас. Она – ключ к препарату, над которым все эти люди работают столько времени. Что ты видишь?
Тимур присмотрелся. Долгая цепочка расчётов вела к формуле. Сама формула обведена несколько раз, но – зачёркнута.
– Ну, всё правильно. Правильно, что зачёркнуто. Здесь ошибка. Формула неверная.
– Да-да… Теперь перелистываем на шесть страниц назад – подсказал Тимуру Михал Юрич – и смотрим внимательно. Очень внимательно.
Тимур перелистал тетрадь на шесть страниц назад. Перечитал каждую строчку. Один раз. Затем второй.
– Здесь вроде всё верно. Так, а почему тогда там такой результат? Это какая-то новая формула? Не пойму… И что за несчастный случай у вас там случился?
– Твоего отца часто вызывали наверх, к начальству. В последнее время – всё чаще. Каждый раз после этих вызовов он возвращался угрюмый. Тарасенко ездил с ним. Он тоже был напряжён, но как-то не так, по-другому… – Михал Юрич задумался, помрачнел. – После очередного визита они приехали сами не свои. Сергей несколько дней не появлялся в лаборатории.
– А Тарасенко?
– А Тарасенко как раз работал, активничал, распоряжался. Именно тогда в его голосе стали появляться эти начальственные нотки. Я решил навестить твоего отца. Пошёл к нему после работы. Я не знал, чего ждать. Увидеть его больным или пьяным… Хотя, нет, он особо не злоупотреблял.
Михал Юрич отпил чаю и замолчал. Смотрел перед собой и молчал. Тимур уже хотел спросить его – что дальше? Но Михал Юрич продолжил сам.
– То, что я увидел… Я ожидал чего угодно, только не этого. Сергей был абсолютно трезв и спокоен. Он пригласил меня на кухню и сказал, что они с твоей мамой, с тобой и Полиной собираются уезжать из НИИ.
Я спросил – а как же формула? Исследования? Они же почти открыли препарат. А дальше твой отец сказал так… Слушай внимательно. Он сказал: «А формула… Да я её уже… Ладно, не важно. Ты почему не ешь?» Понимаешь? Я увидел, что он мне чего-то не сказал. Я увидел по его глазам. Ну, а потом, на следующий день, произошло то, что произошло. Пожар во втором блоке. Погибли твои родители, лаборант Эмма и уборщица. Из присутствовавших выжил только Тарасенко.
Сперва пытались всё повесить на твоих родителей. Мол, они собирались увольняться и решили украсть образцы, а потом устроили поджог. Я, как мог, возражал. Да в эту историю никто и не верил. Потом вроде как выяснилось, что источником пожара стало возгорание. И все как-то быстро замяли. Тарасенко назначили главным вместо твоего отца. Но тут все эти события. Проверки, экспертизы. Говорили, что есть угроза обрушения здания, никого не пускали внутрь. А дальше нашей страны, Советского союза то бишь, не стало. Мы так и не вернулись в НИИ. Всех разбросало, кого куда.
– Почему случился пожар так и не выяснили?
– Я ж говорю, замяли. Но думаю, что к смерти твоих родителей имеет отношение Тарасенко. Причём – прямое. Слишком всё гладко потом пошло для него. Слишком острый между ними был конфликт перед всем этим. Дальше вас с Полиной по интернатам… Я попал в дурку… Точнее, это Тарасенко упёк меня в дурку. Помог, так сказать. Чтобы рот не раскрывал лишний раз.
– Нас с Полиной?
– Да. Она твоя сестра.
– Подожди. Полина – какая? Та, что работает здесь? С тёмными волосами?
– Да, она. В этом НИИ работает всего одна Полина, насколько я знаю. Вот смотри на фото, это ты, а это она.
– И она говорила, что тоже была в интернате… А почему мы не вместе? Почему я не знал о том, что у меня была сестра?
– Спроси у своего шефа. Не знаю, как с вами, но со мной он обошёлся очень ловко. До сих пор расхлёбываю. Знаешь, что самое тяжёлое в дурке? Время. Оно тянется бесконечно. Под препаратами всё смешивается, твой мозг работает как угодно только не как у нормального человека. И ты не знаешь, когда это закончится, когда тебя выпустят.