Дыхание сказочного леса

Он вышел из избы, только дверь протяжно скрипнула. Марфа покачала головой да снова за дела принялась – мало разве их у неё? Думать ещё о какой-то Настасье – ни рожи ни кожи. Глаза огромные, нос с горбинкой, волосы жёсткие кудрявые. Кто на такую поглядит? А она ещё в её Тишку вцепилась, замуж хотела. Да ни в жизнь!

***

Тихон встал на дороге, вдохнул влажный воздух. Сильного дождя уж не было, так – морось, и казалось, будто всё вокруг подёрнуло невесомой паутиной. С крыш, по стокам, мелодично стекала вода, булькала в ушатах и мисках; в лужах отражалось белёсое небо, и словно стирались грани меж мирами. А вот листва на деревьях и травы такими сочными стали, чистыми! От зелени иногда даже зажмуриться хотелось. Но если и дальше дожди пойдут, не видать урожая, зальёт все поля да пашни.

Тихон закрыл глаза, и всплыли в голове воспоминания с праздника на Ивана Травника. Вся деревенская молодёжь тогда допоздна гуляла, через костры прыгали, венки плели. И ему Настасья тогда тоже маленький веночек на голову надела. Стояли они чуть поодаль от остальных, меж светлых берёз, держались за руки и смеялись. Рассказывали друг другу всякие глупости.

– А мне недавно снилось, будто деревню нашу водой залило… – сказал Тихон.

– Река из берегов вышла? – испугалась Настасья.

– Нет, дожди зарядили, не переставая. Избы так и скрыло, будто в море.

Настасьины глаза от страха округлились, а Тихон улыбнулся:

– Сон это всего лишь. Не бывать такому.

Настасья выдохнула, прислонилась к берёзке и хитро посмотрела на Тихона.

– А мне тоже странное снилось. – Она взялась за локон и накрутила его на палец. – Будто могла я в воде жить, как на суше. И русалочий язык понимала.

– Русалки красивые, это я слыхал, – проговорил Тихон. – А какие песни поют…

– Ах, русалки тебе милее, значит? – Настасья легонько толкнула его в грудь и отпрыгнула в сторону. – Вот с ними и милуйся тогда!

И побежала от него, весело смеясь, а Тихон – следом…

Но ярче всех помнилась ему ночь – светлая, лунная. С берега всё ещё доносился шум: гуляли молодые парни с девками, кружились вокруг костра. А Тихон с Настасьей вернулись в деревню, он проводил её до калитки, да никак не мог отпустить. Никогда прежде они не были так близко: чуть ли не нос к носу. Жадно смотрели в глаза, крепко за руки держались.

– Так мне хорошо с тобой, Тишка, – горячо прошептала Настасья. – Давай всегда вместе будем?

Он только кивнул и поцеловал её в лоб. Потом осыпал поцелуями щёки и нос с горбинкой и только хотел коснуться манивших губ, как услышал грозный материн оклик.

– Тишка! Ты там, что ли?

Скрипнула соседняя калитка, и Марфа подошла ближе.

– Ещё и не один. Кто к тебе тут прицепился? А, Наська? С каждым, поди, шляешься? Своей семьи нет, так к чужой прибиться хочешь?

Щёки Настасьи стали пунцовыми, она выдернула руки из его ладоней и побежала к крыльцу, хлопнула дверью.

– Да что тебе, матушка, в избе не сидится? По чужим дворам меня ищешь!

– Как ты с матерью говоришь?! А ну, живо домой!

***

Тихон вздрогнул, от этих мыслей защемило сердце… Что теперь делать? Как помочь Настасье? И решил он пойти к старосте, тот на свете уже давно жил, много знал.

Староста оказался дома, во дворе косу чинил. Увидал Тихона, махнул ему.

– Будь здоров, Тишка! Что смурной такой?

– Думы тяжёлые радоваться не дают, дядь Ратмир, – вздохнул Тихон. – Сдаётся мне, знаю я, почто дожди такие. Есть и моя вина в этом…

Староста почесал седую бороду, задумался.

– Загадочно ты говоришь, Тишка, не понимаю пока тебя.

– Обидел я Настасью нашу. Убежала она в слезах прочь, а после и пропала вовсе.

– И правда, не один день уж её нет, я у кого только ни спрашивал – никто не видал. И чем же обидел?

– Сердце разбил, любовь её не принял. Матушке она сильно не нравилась, вот я и натворил глупостей.

Староста покачал головой.

– К старшим завсегда прислушиваться надо, это верно. Но и своим умом тоже не забывай пользоваться. – Он постучал пальцем по его макушке. – Ну, говори, что хотел.

Тихон вздохнул и начал рассказывать.

***

Огромные тёмные глаза Настасьи налились слезами, подбородок задрожал.

– Не люба, значит, тебе вдруг стала? – с вызовом спросила она Тихона.

Он стоял, опустив голову, даже не смотрел на девицу.

– Жена моя красивой должна быть, – пробубнил себе под нос.

– Ах, красивую тебе подавай! Ладно! – Настасья вздёрнула нос, скользнула по парню острым взглядом. – Будет тебе красивая.

И убежала прочь. Тихон хотел рвануть за ней, остановить, обнять крепко-крепко, но всплыл перед ним маменькин грозный взгляд да хмурые брови. Так и встал Тихон, только тяжело вздохнул и поплёлся на пастбище – коров собирать.

А ночью луна опять была яркая, как начищенная монетка блестела. Свет её лился в окошко, не давал уснуть. Да и без неё Тихон мучился, вертелся с боку на бок, и думы тяжёлыми камнями в голове ворочались. Почто сказал так? Ведь на сердце-то у него совсем другое было, чувствовал-то он иначе! А послушал матушку, побоялся её гнева… Кулаки так и сжались сами собой.

И вдруг он услышал пение. Голос был такой сладкий, манящий, никогда он раньше не слыхивал похожих песен. Тут же с кровати поднялся, надел рубаху и выскользнул из избы.

Ночной воздух остудил лицо свежестью, Тихон от холода поёжился да шагу прибавил, быстро вышел к озерку, что расстелилось сразу за деревней. Раньше оно было маленьким, а теперь – словно море настоящее! Разлилось так, что вода нижние ветви кустов лизала.

Тихон подобрался к кромке, присел на корточки. В камышах кто-то зашуршал, раздался плеск, и снова послышались песни. Он поднялся, оглянулся: не видать никого на суше. Снова на озеро посмотрел, да так и отпрянул! Появились вдруг над водой девушки – молодые да пригожие. Кожа белая, даже будто светилась, глаза огромные зелёные, губы мягкие. Краси-и-ивые, что и не представить! Медленно приближались они к Тихону, а он и места сдвинуться не мог, словно прирос.

– Здравствуй, Тихон. – Послышался знакомый голос, и чья-то холодная ладонь коснулась его руки.

Он тряхнул головой, будто пытался отогнать наваждение, да ничего не менялось. Стояла перед ним Настасья! Только совсем иначе выглядела, как из сказки какой: волосы гладкие, зеленоватые, кожа бледная, а глаза, словно морская пучина! В них и утонуть несложно, забыть обо всём на свете.

– Ну, люба я тебе теперь? – ласково спросила она, погладив другой рукой шею. – Такую бы взял в жёны? Матушка бы разрешила?