Ловец Мечей

Конор хмыкнул. Значит, разговор в карете он все-таки помнил.

– Я не забыл о том, что пообещал тебе путешествия, в тот день, давным-давно, – сказал он. – И исключительную судьбу.

«Ты увидишь вещи, недоступные большинству людей. Будешь путешествовать и объездишь весь мир».

С тех пор они часто говорили о местах, которые хотели бы увидеть, – о парящих над землей рынках Шэньчжоу, о башнях Аквилы, о серебряных мостах, которые соединяли шесть холмов Фавара, малгасийской столицы, – но все это были абстрактные, отвлеченные разговоры. Да, Кел немного путешествовал в компании Конора, но эти поездки совсем не походили на его мечты о кораблях и синей воде, о чайках, кружащих над мачтами. Путешествие в обществе члена королевской семьи было настоящим кошмаром – десятки лошадей и фургонов, сундуки и солдаты, повара и ванны. Им редко удавалось двигаться дольше нескольких часов без остановок на обед или ночлег.

– Моя жизнь уже является во многом исключительной, – сказал Кел. – Большинство людей и не подозревают о том, что такое возможно.

Конор наклонился вперед.

– Я вот что подумал, – сказал он. – Как насчет Мараканда?

– Ты хочешь поехать в Мараканд? По Золотым Дорогам?

Конор небрежно пожал левым плечом.

– А что здесь такого? Ведь я наполовину маракандец, разве нет?

Кел откусил кусочек абрикоса и задумался. Лилибет прилагала немало усилий для того, чтобы ее сын не забывал о своих корнях и о ее родной стране. Его – и Кела, разумеется, – обучали языку Мараканда, оба бегло говорили на нем. Они были знакомы с историей королевской семьи Мараканда и Двойного Трона, который сейчас занимали братья Лилибет. Они знали историю государства, всех крупнейших аристократических семей. Но Конор никогда прежде не говорил о поездке в Мараканд. Кел подозревал, что страстная любовь Лилибет к ее родине несколько напрягала Конора, и он чувствовал, что, несмотря на его родство с королевской семьей, там его всегда будут считать чужаком.

– Дорогой мой!

Во дворе появилась королева, облаченная в платье из сверкающего изумрудного атласа; талия была туго затянута, длинные юбки взметали пыль. Две фрейлины, сопровождавшие ее, не поднимали глаз. Их темные волосы были убраны под зеленые, как папоротник, чепцы.

– Как ты себя чувствуешь? Как прошел вчерашний день?

Разумеется, она обращалась к Конору. Она практически всегда вела себя так, словно Кела не существовало, и лишь в случае крайней необходимости заговаривала с ним или упоминала его имя. Точно так же она относилась к своим придворным дамам, которые сейчас остановились на почтительном расстоянии от королевы и ее сына и делали вид, будто любуются солнечными часами.

– Кел произнес превосходную речь, – сказал Конор. – Она произвела большое впечатление на народ.

– Ты, должно быть, так разочарован, дорогой. Джоливет излишне осторожен. – Она подошла к Конору сзади и взъерошила его волосы; изумруды, украшавшие ее пальцы, сверкали в его черных кудрях. – Уверена, никто не желает тебе зла. Это просто невозможно.

У Конора на щеке подергивался мускул. Кел понял, что он с трудом сдерживается; не было смысла возражать Лилибет и убеждать ее в том, что ни один представитель королевской семьи не может быть любим всеми гражданами без исключения. Лилибет предпочитала жить в выдуманном мире, и любые возражения вызывали у нее лишь недовольство и даже гнев.

– О чем ты сейчас говорил, мой драгоценный? Мне показалось, ты очень оживлен.

– О Мараканде, – ответил Конор. – А именно о моем желании посетить эту страну. Как смешно – я связан с Маракандом самыми прочными узами, но ни разу там не был. Вы с отцом являетесь олицетворением альянса Мараканда и Кастеллана, но ведь именно мне предстоит поддерживать мир и согласие между нашими странами. Они должны знать меня в лицо.

– Сатрапы знают тебя в лицо. Они посещают нас ежегодно, – рассеянно произнесла Лилибет.

Сатрапами называли послов Мараканда, и их визиты являлись важными событиями в жизни королевы. Она немало времени проводила с ними, выслушивая сплетни о далеком дворе Джахана, а потом неделями не могла говорить ни о чем, кроме Мараканда: там все было лучше, все было разумнее устроено, и города, и природа были прекраснее. Но, несмотря на эти разговоры, она ни разу не посетила родину после свадьбы. Келу иногда приходила в голову непочтительная мысль: королева отлично знала, что ее воспоминания не имеют никакого отношения к реальности и представляют собой идеализированные фантазии, и не хотела их разрушать.

– Но это чудесная мысль.

– Рад, что вы одобряете ее, – ответил Конор. – Мы можем отправиться в путь на следующей неделе.

Кел подавился своим абрикосом. «На следующей неделе?» Одна только подготовка королевского эскорта – палаток, постелей, лошадей, мулов, даров для двора Джахана, продуктов, которые не портились в пути, – должна была занять несколько недель.

– Конор, не говори глупостей. Ты не можешь уехать на следующей неделе. Во дворце прием в честь малгасийского посла. А потом Весенний Фестиваль, Бал Солнцестояния…

Лицо Конора сделалось каменным.

– Во дворце чуть ли не каждый день проходят празднества и пиры, мехрабаан, – произнес он, намеренно используя маракандское слово, означавшее «мать». – Уверен, вы позволите мне пропустить несколько праздников ради благородной цели.

Но Лилибет поджала губы – верный признак того, что сдаваться без боя она не собиралась. Конор был прав, во Дворце редкая неделя проходила без торжественных мероприятий, и любимым занятием Лилибет была организация приемов. Она неделями и месяцами обдумывала украшения, цветовую гамму, танцы и фейерверки, блюда и музыку. Когда Кел впервые появился в Маривенте ребенком, он решил, что попал на какой-то редкостный волшебный пир. Теперь он знал, что такие пиры устраивались каждый месяц, и магия давно рассеялась.

– Конор, – сказала Лилибет, – твое желание укрепить международные связи Кастеллана весьма похвально, но мы с твоим отцом были бы очень рады, если бы ты превыше всего ставил долг перед собственным государством.

– Отец так сказал? – Голос Конора дрогнул.

Лилибет не ответила на вопрос.

– По правде говоря, мне бы хотелось, чтобы ты председательствовал на завтрашнем совещании в Палате Солнечных Часов. Тебе уже не раз приходилось присутствовать на них, и ты знаешь, как они проходят.

Интересно. Палата Солнечных Часов представляла собой помещение, где Семьи Хартий уже на протяжении многих поколений встречались для обсуждения торговли, дипломатических вопросов и текущего состояния дел в Кастеллане; король или королева всегда присутствовали, чтобы направлять дискуссию, и последнее слово в любом вопросе было за Домом Аврелианов. В последние годы Лилибет при поддержке Майеша Бенсимона представляла короля на этих собраниях – всегда с бесстрастным, скучающим лицом.

А теперь она хотела, чтобы Конор занял ее место, и, судя по выражению ее лица, возражения были бесполезны.

– Если бы отец смог… – начал Конор.

Лилибет уже качала головой. Ее черные кудри, в которых до сих пор не было ни единого седого волоска, блестели на солнце. Кел чувствовал, что она наблюдает за ним – несмотря на ее попытки игнорировать его, она всегда следила за своими словами в его присутствии.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Если я буду руководить совещанием в одиночку, поползут разные слухи, – возразил Конор.

– Дорогой, – произнесла Лилибет довольно холодно, – единственный путь предотвратить распространение слухов – это показать аристократам, что власть находится в твоих руках. Именно это ты и должен сделать завтра. Ты должен контролировать ситуацию. Как только ты продемонстрируешь, что на это способен, мы можем обсудить поездку в Мараканд. Может быть, ты проведешь там медовый месяц.

С этими словами она ушла. Подол ее зеленой юбки оставлял в пыли след, подобно хвосту павлина. Фрейлины поспешили за королевой, а Конор откинулся на спинку стула, глядя прямо перед собой.

– Заседание в Палате Солнечных Часов – это ничего страшного, – заговорил Кел. – Ты уже сотню раз их видел. Ты справишься.

Конор рассеянно кивнул. Келу пришло в голову, что завтра днем у него может появиться время для себя, возможно, даже освободится целый вечер. Это зависело от того, как долго будет продолжаться совещание. Ему нужно было лишь найти Меррена Аспера, пригрозить ему, вытрясти из него правду и вернуться. Меррен был не солдатом, а ученым; Кел знал, что он расколется быстро.

– Ты пойдешь со мной, – сказал Конор.

Это была не просьба, и Кел подумал: а замечает ли Конор вообще разницу между просьбой и приказом? С другой стороны, какая разница? Кел в любом случае не мог отказаться. А возмущаться было бессмысленно. И не просто бессмысленно. Опасно.

– Разумеется, – ответил Кел, вздохнув про себя.

Значит, придется выбраться из дворца в другой раз. Может быть, сегодня вечером. Ведь, насколько он знал, у Конора не было никаких планов.

Конор не слышал его. Он невидящим взглядом смотрел вдаль, положив ладони на стол перед собой. Только в этот момент Кел понял: Лилибет наверняка заметила незажившие раны на правой руке сына, но не сказала о них ни слова.

– Зофия, дорогая, – произнесла Лин, – а сейчас нам нужно будет выпить вот эти пилюли. Вот так, хорошая девочка.

«Хорошая девочка» – дама в возрасте девяносто одного года с белыми волосами, хрупкими костями и упрямым характером – сердито уставилась на Лин единственным глазом. Второй был закрыт повязкой; женщина утверждала, что потеряла его во время морского сражения неподалеку от малгасийского побережья. Сражалась она там с королевским флотом. Зофия Ковати в молодости была пираткой, и ее боялись не меньше, чем мужчину. Она до сих пор выглядела довольно свирепо: белые волосы, торчащие во все стороны, полный рот искусственных зубов. И еще у нее была целая коллекция военных кителей с медными пуговицами, которые она носила поверх пышных юбок, вышедших из моды десятки лет назад.