– Джиан, дорогая моя, – ответил Король Старьевщиков, – ты специалист по убийствам, именно поэтому я нанял тебя и плачу тебе деньги. Но я специалист по людям и людским характерам. И я знаю: он вернется.
Джиан спрятала кинжал.
– Тогда по крайней мере пусть поклянется молчать.
– Я не против того, чтобы Кел поведал легату Джоливету об оскорбительном предложении, полученном от преступника. Мне это безразлично, а для него может иметь кое-какие неприятные последствия. – Король Старьевщиков небрежно махнул обожженной рукой. – Давайте. Выходите из кареты. Не то я начну думать, что вам нравится мое общество.
Кел поднялся. Ноги едва слушались, рука сильно болела. Он только сейчас окончательно поверил в то, что ему не придется сражаться за свою жизнь.
– И еще одно, – добавил Король Старьевщиков, когда Кел спрыгнул на мостовую. – Когда вы передумаете – а это обязательно произойдет, – приходите сразу в Черный особняк. Назовите пароль – «Мореттус», – и вас пропустят. Запомните пароль и никому не говорите.
И Король Старьевщиков протянул руку, чтобы закрыть дверь.
Кел успел увидеть, как Джиан, глядя на него, приложила палец к губам, словно говоря: «Тсс». Кел не знал, относился ли запрет к паролю или вообще ко встрече с Королем Старьевщиков; в любом случае это не имело значения. Он не собирался никому рассказывать ни о первом, ни о втором.
Вернувшись в «Каравеллу», Кел обнаружил, что салон почти опустел. Большинство гостей, вероятно, выбрали себе партнеров на ночь и удалились наверх. Кто-то перевернул доску для игры в «замки», повсюду стояли бокалы с недопитым вином, на ковре виднелись следы туфелек и сапог – гости наступали в разлитый шоколад, давили ногами вишни. Предсказатель куда-то подевался, Санчия и Мирела тоже исчезли, но Антонетта Аллейн осталась. Она сидела на обитом шелком диване и болтала с какой-то куртизанкой с сиреневыми волосами. Кел удивился. О чем эти женщины могли разговаривать? Что между ними общего?
Монфокон и Роверж тоже присутствовали, но Фальконета и Конора не было видно. Никто не заметил появления Кела: все смотрели на сцену, которая недавно была занавешена гобеленами. Сейчас на ней разворачивалось безмолвное представление.
Кел, оставаясь в тени, прислонился к стене и попытался собраться с мыслями. Он уже не в первый раз видел эту сцену и знал, какие «пьесы» ставят в «Каравелле». Большинство из них представляли собой эротические интерпретации разных исторических событий. Гости, оставшиеся в салоне, наблюдали за тем, как обнаженный мужчина в белой маске черепа укладывал в кровать под черным балдахином женщину, одетую по моде позапрошлого века – в платье из жесткой плотной ткани, со множеством оборочек.
«Алис», – подумал Кел. Неужели Алис, устраивая ему встречу со своим братом, знала, что Меррен работает на Короля Старьевщиков? Неужели она знала, что юноша собирается отравить Кела, заставить его выдать бандиту государственные тайны? Эта мысль ему очень не понравилась. Кел знал Алис очень давно и доверял ей. Но потом он решил, что это маловероятно. Конор был для нее ценным клиентом; узнав о предательстве, он покинул бы ее заведение, а с ним и его «свита» – аристократы и богачи.
Актер на сцене, изображавший Смерть, снял со своей партнерши платье, и она осталась в тонкой сорочке. Он начал привязывать ее руки к спинке черной кровати длинными алыми лентами.
Кел почувствовал на себе чей-то взгляд. Его учили замечать, когда за ним наблюдают. Антонетта Аллейн смотрела на него с непроницаемым выражением лица, играя медальоном.
– Мне кажется, сейчас они изображают Алую Чуму, – произнес кто-то за спиной у Кела. – На улицах лежат мертвые тела, а Смерть берет себе любовницу. Красные ленты – это болезнь. Она займется любовью со Смертью и умрет от этого.
Кел обернулся и с удивлением обнаружил рядом Силлу. Это была высокая девушка, почти такая же высокая, как он, с тонкой талией и узкими плечами; корсет зеленого бархатного платья, отделанного кружевами, приподнимал ее маленькую грудь. Разрезы на юбке позволяли видеть длинные стройные ноги. У нее были веснушки, синие глаза и веселая, искренняя улыбка, которая и привлекла его к ней тогда, в пятнадцать лет. Он подумал, что женщина, которая так улыбается, должна быть доброй, что она будет терпеть его неопытность, будет смеяться вместе с ним, пока он будет учиться тому, что надо делать и как.
И Кел оказался прав, поэтому до сих пор был к ней неравнодушен. Он постарался временно забыть о своих подозрениях и улыбнулся куртизанке.
– Можно было заразиться Алой Чумой, занимаясь любовью со Смертью? – переспросил он. – Не помню, чтобы на уроках истории, посвященных этому периоду, нам что-то такое говорили. Вот они, недостатки образования во дворце. Учителя уделяют слишком много внимания совершенно ненужным вещам.
– Полностью согласна. – Силла обняла его.
Мужчина на сцене снял с «актрисы» нижнюю юбку, и она теперь была полностью обнажена, если не считать алых лент на запястьях и щиколотках и гривы темных волос. «Смерть» сбросил маску, забрался на черные бархатные простыни и навис над женщиной; ее белое тело выгнулось ему навстречу. Зрители принялись поощрять его громкими возгласами, как будто наблюдали спортивное состязание на Большой Арене.
– Мне надо найти Конора, – пробормотал Кел, хотя ему хотелось вовсе не этого.
Тело Силлы, прижимавшееся к его боку, было таким мягким и теплым, и он не мог отделаться от мысли о том, что с ней забудет все. Забудет слова Короля Старьевщиков, забудет о том, как совершил глупость и позволил Меррену Асперу себя обмануть, забудет о своих подозрениях относительно Алис… О Хадии, которая передала ему ложное сообщение, чтобы выманить его на улицу. Знала ли она, что это ловушка?
– Принц отправился наверх с Аудетой, – сказала Силла. – Он развлекается, с ним все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться. – Она сплела пальцы с пальцами Кела, и ее глаза потемнели. – Идем со мной.
Силла знала, что он не станет предаваться наслаждениям на глазах у аристократов с Горы или членов Семей Хартий, по той же самой причине, по которой он не напивался до бесчувствия и не принимал маковые капли в их компании. Предаваться наслаждениям означало потерять бдительность. Даже наедине с Силлой или другой куртизанкой Кел не мог себе этого позволить. Не мог до конца расслабиться. Инстинкт не позволял ему этого.
И все же… Он знал, что Антонетта по-прежнему смотрит на него, и не смог сдержаться. Кел привлек к себе Силлу, провел кончиками пальцев по ее шее, приподнял подбородок. Целуя ее алый рот, он чувствовал соленый вкус ее губной помады, наслаждался прикосновениями ее языка. Держа в руках ее голову, он чувствовал на себе взгляд Антонетты, знал, что она смотрит на них. Он думал, что это смутит его, но нет – напротив, он почувствовал прилив желания. «Ты пришла сюда, чтобы узнать, как люди ведут себя в борделе, – думал он. – Пожалуйста, любуйся сколько угодно».
Силла отстранилась первой. Она негромко мурлыкала и смеялась. Кел рассеянно отметил, что Антонетта больше не смотрит на них. Она сидела неподвижно, повернувшись к сцене.
– Ты сегодня нетерпелив, как мальчишка, – прошептала Силла. – Идем.
Она взяла его за руку и повела прочь из комнаты, к небольшой арке. На пороге Кел обернулся и быстрым взглядом окинул салон. Он заметил Монфокона, который внимательно смотрел на сцену, положив руку на голову молодого человека, стоявшего перед ним на коленях. «Это тот, который гадал на картах», – вспомнил Кел. Монфокон был не единственным: по углам шевелились какие-то тени, мелькали обнаженные руки, ноги, слышалось прерывистое дыхание. Во всем этом было что-то фальшивое и жалкое, и он почувствовал себя глупо из-за того, что пытался скандализовать Антонетту поцелуями. Следуя за Силлой, он замечал намного более скандальные вещи.
В помещении за аркой находилось несколько занавешенных альковов. Силла привела его к одному из них и задернула занавеску. Внутри стенки алькова были обиты розовым бархатом, в бронзовых светильниках горели красные свечи. Силла поманила его к себе, подняла голову, ожидая поцелуя.
Они встречались достаточно часто и знали, чего хотят друг от друга. Она прижалась к Келу, пока он целовал ее, но ему было нужно большее. Он не мог получить забвение, но мог отвлечься, хотя бы ненадолго. Его руки скользнули за ее корсаж, ласкали ее округлые груди. Она наверняка заметила повязку на его правой руке, но не подала виду. Силла негромко застонала, провела ладонью по его груди, нащупала пояс.
– Ты такой красивый, – прошептала она, делая движение ему навстречу.
Он уже желал ее, и ее движения доставляли ему удовольствие – каждое движение было подобно глотку бренди, оно обжигало, но успокаивало, и голос Короля Старьевщиков наконец смолк.
– Некоторые благородные распускаются, их тела становятся дряблыми, как тесто. – Она просунула руки под его рубашку. – Но не ты.
Кел подумал, что за это он должен благодарить Джоливета. Благородные могли себе позволить растолстеть, отрастить брюхо; им не нужно было ни сражаться, ни защищать себя или других. «Но я щит принца. А щит должен быть железным».
Силла уже расстегивала пуговицы на его штанах. Кел позволил себе прикрыть глаза. Он знал, что его телу приятно. Удовольствие было таким же знакомым, как боль. Он постарался сфокусироваться на этом ощущении, на настоящем. На Силле, на ее бледной коже, которая в атмосфере алькова казалась розовой, на ее мягких, густых волосах, источавших аромат лаванды. Она провела пальцем по внутренней стороне пояса его брюк, засмеялась.
– Штаны, подбитые бархатом?
Он лизнул ее нижнюю губу.
– Это штаны Конора.
Она наклонила голову набок.
– Тогда я, пожалуй, не буду их рвать. – Она сунула руку дальше, принялась гладить его. Ее ладонь была горячей. – А он позволяет тебе брать другие свои вещи? – прошептала она, и он не сразу понял, что она говорит о принце. – Например, корону? Мне кажется, в короне ты выглядел бы просто сногсшибательно.
«Сегодня я надевал корону Аврелианов». Но он не мог сказать ей этого. Келу вдруг пришло в голову: если Король Старьевщиков и Джиан знали о том, что он Ловец Мечей, может быть, Меррен тоже об этом знал? А как насчет Алис? И Хадии? Кто еще знает?
«Клянусь серым адом, прекрати это, – велел он себе. – Думай о настоящем».
Силла не будет возражать, если он задерет ей юбки и прижмет ее к стене прямо здесь. Он без труда сможет удержать ее. Они делали так прежде. Ему нужно было забыться, утонуть в ней, в наслаждении, которое она давала ему. Он сжал ее бедра, и в этот момент бархатную занавеску отдернули.
На них смотрела Антонетта Аллейн.
– Ой, – прошептала она, прижав руку ко рту. – О Боги.
– Какого дьявола, Антонетта? – Кел рывком натянул штаны и принялся торопливо их застегивать. – Что стряслось? Тебе нужно, чтобы кто-то отвез тебя домой?
Антонетта покраснела до корней волос.
– Я не знала…
– А как ты думала, дорогуша, чем мы здесь занимаемся – стихи друг другу читаем? – протянула Силла. Шнурки ее корсета развязались, но она не сделала попытки поправить одежду. – А может, ты надеялась, что мы тебя третьей возьмем? – Она ухмыльнулась. – Это уж как Келлиан скажет.
– Не смей так говорить с ней, – машинально произнес Кел.