Золотой Ипподром

Фома издал невнятный стон и, неожиданно оживившись, поддержал девушку:

– А и правда, напиши! Это будет здорово – новая струя, новый взгляд. Правда ведь? – обратился он к Панайотису.

– Ну что ж, попробуйте, – солидно согласился тот. – Вдруг у вас и получится? А то я тут, – он беспомощно развел руками, – чужой, совсем чужой!

– Ну, отчего ж вы так грустны? – Мари засмеялась. – Выпейте вина, потанцуйте, послушайте музыку. Познакомьтесь с красивой девушкой, наконец!

– Какая же из красавиц сравнится с вами, Мария? – неожиданно изрек Стратиотис, – Разве что августа?

Мари с Фомой посмотрели на него в изумлении, но каждый по-своему. Мари подумала, что, как бы ей ни льстил ставший вдруг не в меру любезным журналист, именно с августой ей никогда не потягаться – и как же глупо, что она одна на всем балу не может смириться с этим! Амиридис же подумал, что если б он сейчас достал из кармана длинный шарф и начал, виток за витком, сдавливать им шею добродушного великана, тот, наверное, долго смотрел бы на него молча и удивленно, постепенно наливаясь кровью. Впрочем, Фома отогнал видение прежде, чем его воображаемый соперник, захрипев, свалился на пол.

– Э… – начал Фома.

– Да-да, – отозвался Панайотис, – ощущение какой-то безысходной бездуховности. Как будто тебя душат. И куда-то пропадают идеалы. Скрываются во мраке…

– В чем же они заключаются? – осторожно полюбопытствовала девушка.

– А вот вы почитайте «Добротолюбие», больше я вам сейчас ничего не могу сказать. Просто почитайте, а потом спрашивайте.

– Ну, дружок, не можем же мы все начать жить по «Добротолюбию»! – возразил Фома.

– Это почему же?

– Да потому что оно, как говорит один мой знакомый ученый, всего лишь сборник советов, а не всеобщий закон! – ответил Амиридис.

– Ну конечно, всеобщий закон у нас только один – Всемирная Энергетическая Хартия!

– О небо, ты опять про свою нефть! – вскричал археолог и закрыл руками уши.

Содержимое бокала при этом едва не разлилось, и Фома поспешил допить коктейль.

– Забудьте, забудьте о ней немедленно! – со смехом воскликнула Мари.

– Нет, друзья мои, не могу, – печально промолвил Панайотис. – Это же не просто нефть, это, можно сказать, символ! Питательная среда для апостасии – жидкая, черная и маслянистая… Это бензин, противные выхлопы, всякие полимеры, искусственные краски, фальшивые ткани… Фальшивые чувства, фальшивое веселье, за которое нам Евангелием обещано горе! Вон, посмотрите туда, – он махнул рукой в сторону танцующих, – почти все они одеты в сделанное из нефти. И, заметьте, одеты по большей части весьма нескромно и производят нескромные телодвижения…

– Вы ошибаетесь! – выдохнула Мари.

– Да, конечно, ты прав! – воскликнул Фома. – Гораздо правильнее было бы, если бы здесь шаркали деревянными башмаками такие стройные ряды монахов и монашек в серых дерюгах.

– Но друг друга бы не касались, а только издали махали руками и шептали «прости-прощай», – поддержала его девушка.

Стратиотис нахмурился.

– Монахам не положено танцевать, что вы! Согласно толкованию на правило…

Но номера правила он сообщить не успел, поскольку был прерван вежливым голосом незаметно подошедшего препозита:

– Госпожа Мария Нику? Августейший приглашает вас пройти в его ложу.

Сотрудники «Синопсиса» переглянулись.

– Ишь ты! – пробормотал Фома.

Сердце Мари упало до самого пола, а потом подскочило вверх, точно на резиночке, и бешено забилось. Уходя, она услышала громкий умоляющий шепот Панайотиса:

– Обязательно возьмите интервью для следующего номера…

Император сидел на мягком диванчике в глубине ложи и сразу предложил Мари сесть рядом.

– Здравствуй, девочка. Прости, что оторвал от веселий, – сказал он, глядя на раскрасневшиеся щеки Мари. – Танцевала?

Девушка кивнула. В своей жизни она всего пару раз оказывалась наедине с августейшим, и всегда во время интервью, в почти официальной обстановке. Но для чего ее позвали теперь?

– Мари, у меня к тебе просьба. Ты знаешь, как выглядит Луиджи Враччи? Пожалуйста, пригласи его сегодня на белый вальс и потанцуй с ним. Вообще, постарайся провести с ним побольше времени. Это сложная история, я не буду вдаваться в подробности. Просто помоги нам, хорошо?

– Хорошо, – ответила Мари упавшим голосом. – А когда же будет этот белый танец?

– После перерыва, вслед за Венским вальсом. Ты просто окажись возле него к этому моменту, поговори о чем-нибудь. Сможешь? Ну, тогда беги, не буду задерживать. Да, прости, если отрываю от приятного общества.

Девушка встала с дивана, поклонилась и метнулась к двери, но Константин окликнул ее:

– Мари! – Ему померещилось что-то странное в ее лице и взгляде. – У тебя всё в порядке?

– Да-да, конечно, ваше величество, я всё исполню, – беззаботно пролепетала она и вышла.

Когда она вернулась в компанию Фомы и Панайотиса, лицо археолога озарилось радостью, а журналист с удивлением спросил:

– Как, Мария, вы уже вернулись? Так быстро? Неужели вы уже успели взять интервью у августейшего?

– О, да! Он мне сказал всё, что только мог! – саркастически изрекла Мари. – Но мог он немногое.

При последних словах лицо Фомы заметно вытянулось, но Панайотис не заметил никакого подвоха и сокрушенно вздохнул:

– Как это печально! А я, признаться, уже понадеялся на этот материал…

– Так в чем же дело? – отозвалась девушка. – Пойдите тогда сами и возьмите у него интервью! Может быть, с вами он будет поразговорчивей. А мне сейчас недосуг, я должна выполнить одно важное государственное поручение его величества.

С этими словами она одарила друзей кислой улыбкой и исчезла среди гостей. Стратиотис еще не успел отреагировать на слова Мари, как Амиридис поглядел на часы и пробормотал:

– Прости, Пан, я тоже должен тебя покинуть, у меня назначена одна важная встреча. – С этими словами он удалился в направлении столиков, сервированных более крепкими напитками, нежели соки и коктейли.

Стратиотис грустно поглядел вслед Фоме и побрел в противоположном направлении.

Между тем Мари кружила по залу в поисках юного Враччи и всё больше раздражалась. Она давно не переживала такого сильного разочарования и злилась на императора. «Он обращается со мной как с маленькой девочкой! А я ведь давно уже выросла… Но где мне найти этого итальянца? И почему вообще я должна проводить с ним время? У меня многие танцы уже заняты, а я должна вешаться на шею этому Враччи, когда он, может, и вовсе не захочет со мной общаться? Стоит ли мне вообще этим заниматься? Почему я должна решать чьи-то проблемы? До моих проблем, например, никому нет дела! Если б у него было сердце, он бы никогда не говорил со мной так холодно, таким деловым тоном! Наверное, считает, что, раз он император, все должны бежать сломя голову и исполнять любые его прихоти…»

Она так растравила себя этими мыслями, что решила ради успокоения нервов чего-нибудь выпить и направилась в левую абсиду, где, к своему изумлению, наткнулась на Фому в компании того самого молодого человека, которого ей полагалось найти. Они оживленно беседовали по-итальянски, благо Амиридис никогда не упускал случая продемонстрировать знание доброй половины европейских языков. Мари итальянского не знала, и мысль об этом еще больше раздосадовала ее. «Вот интересно, как же я буду с ним общаться? – подумала она. – Не заговорить ли с ним по-турецки? Не поймет – его проблемы! А я потом скажу августейшему, что не смогла выполнить его задание, поскольку он не дал мне переводчика!» Но тут Фома заметил ее и радостно воскликнул:

– Мари! Как чудесно, что ты здесь оказалась! Надеюсь, ты уже выполнила свое секретное задание и составишь нам компанию! Познакомься пожалуйста: Луиджи Враччи, мой хороший друг, он тоже занимается археологией. Луиджи, знакомься: Мария Нику, моя коллега по «Синопсису».