Тебя мне принёс февраль

Кое-как уговариваю себя встать и пойти попить кофе. Всё тело ломит после тренировки. Не чувствую рук и ног. На телефоне куча сообщений от каких-то Снежаны и Марьяны, а я просто вырубился, забыв о том, что начал флиртовать сразу с двумя. Ладно, похрен. Прорвёмся.

Собираюсь, вижу отца, который быстрее пули собирается в свой офис. Мать помогает ему застегнуть рубашку, и они мило беседуют, пока она сдувает с него пылинки. Мне бы такую любящую адекватную женщину. Капец ему повезло. Или же это не везение, а плодотворный труд над отношениями? Умею ли я быть таким же?

Собираюсь в школу, решив надеть на себя чёрную футболку с V-образным вырезом, пусть училка на руки пялится, не зря же я вчера их раскачивал. Вены виднеются, и я понимаю, что тот ещё нарцисс, но что поделать. Этому меня мать научила. Слишком часто комплименты делала, теперь я думаю, что все особи женского пола меня хотят.

Сегодня математика третьим уроком, а пока я вынужден терпеть душнилу по литературе, под гудение которой можно сдохнуть от скуки. Сидим с Жекой в телефонах и пересылаем друг другу разные мемчики. Ржём, пока Васильева рассказывает какой-то стих, наполненный соплятиной и вздыхает, глядя на Жентоса. Я уже не могу сдерживаться от этой романтики. Жека бьёт меня в плечо, а я готов выплюнуть свою селезенку до того мне смешно.

– У тебя воздыхательница, – смотрю на него, а он растягивает губы. – Жаль Светка твоя не видит. Сразу бы опомнилась.

– Да не говори, – он хмурится, вновь уставившись на экран печальным взглядом, а я начинаю испытывать тремор сразу, как только раздаётся звонок. Что это ещё такое?

Представляю, что сейчас вновь увижу Анну Николаевну и по коже какая-то непривычная мне дрожь. Будто боюсь этого или просто волнуюсь.

Поднимаюсь на второй этаж и захожу в класс вслед за остальными, с порога прожигая её взглядом. Вновь стоит в своих чулочках и туфельках, плотно сжимая ноги у доски. Хотелось бы мне раздвинуть их прямо сейчас…Пока разглядываю её, замечаю, что и уродец Трофимов её разглядывает, расстелившись на первой парте. Убил бы нахер, да сидеть за него не хочется. Кусок говна.

– Конкурент у тебя, – издевается Женька, и я ехидно растягиваю губы в ответ на его колкость.

– Один-один, – отвечаю, сбросив рюкзак на пол. Она вьется возле доски как маленький ужик и наконец садится за учительский стол поближе к классу, а я рассматриваю её, пуская слюни. Девки шушукаются, а Трофимов всё не унимается.

– Анна Николаевна, может, я жалюзи закрою, чтобы Вам не светило, – предлагает он, заставив меня приподнять брови. Вот ведь услужливый гондон.

– Да, спасибо, если не сложно, Алексей, – говорит она ровным тоном и смотрит в учебник, жмурясь от ярких лучей. Алёша, блядь. Ещё запомнила, как его зовут. Кулаки чешутся. Так бы и прописал ему леща, а может и двух.

– Чё…Опять его отпиздишь? – ржёт надо мной Женька, а мне далеко не до смеха. В прошлом году я раз ему треснул, так он чуть пополам не раскололся. Но у меня причины были. Ибо он – хренов стукач, который завучу спалил, что я бухой на уроке сидел. Теперь он меня за километр обходит и ссыт со мной связываться.

– Да нахуй надо. Ща сам отвалит.

Хватаю телефон и пишу ему сообщение.

«Ещё слово Анне Николаевне, я тебя прямо тут раскатаю», – присылаю ему, и он тут же оборачивается на меня, сжимая в руках телефон. – «Сдристнул назад».

Не проходит и секунды, как парта освобождается, а Жека продолжает хохотать. Математичка даже не обращает внимание на перестановки, которые происходят до урока, а лишь категорично смотрит в учебник, будто если она взгляд отведет случится катастрофа. Но когда мы слышим звонок, её острый подбородок приподнимается и наши с ней глаза встречаются при этом отвратном звуке. Смотрит на меня, так и знал. Не зря надел футболку. Зацепилась, причём сильно. Облизываю губы, и она тут же отводит обеспокоенный взгляд в сторону.

– Доброе утро, класс. У меня сегодня к вам предложение, – говорит она, встав из-за стола.

Надеюсь, предложение всем разойтись, а Сизову задержаться с ней наедине.

– Давайте мы немного вникнем в тему производных простыми словами. Мне хочется как-то проще донести до вас материал, – продолжает она, и Алексеева что-то недовольно бурчит за своей партой. Хочется её нахер отправить. Просто за то, что поперек встревает, порой она реально заслуживает. Шмара, блядь.

– А, давайте, – поддерживаю учительницу, но она даже не смотрит на меня, зато смотрит на ебучих ботанов с первых парт. Как же они бесят. Ладно, хрен с ними. Григорьев нормальный. Обычный парень, любящий подрочить на свой дневник. Не осуждаю. Каждый развлекается как может.

Училка начинает читать лекцию своими словами, а я витаю где-то в облаках, глядя на её слегка покрасневшую коленку. Она сидела, закинув ногу на ногу под столом и на нежной коже остался небольшой след, а это разыграло моё воображение настолько, что теперь я думаю, будто она стояла передо мной на своих коленях, оттого они и покраснели.

Кажется, она замечает, что я смотрю. Потому что опускает взгляд, и её щёки вдруг становятся пунцовыми. Девчонка тут же дёргается, отвернувшись от меня к доске. Вынужденно улыбаюсь, как Дьявол, потому что мне пиздец нравится, как она жмётся от меня.

Она кое-как доводит урок до конца, прячась от меня то за столом, то возле доски. Её голос перестаёт быть таким уверенным, когда я мысленно раздеваю её глазами. По одной, сука, детали…Аккуратно и не спеша. Чтобы мы вдоволь могли насладиться этой фантазией, горящей в моих глазах.

– Все свободны, – объявляет она, пока Наташка с первой парты благодарит её за такую интересную лекцию. А я всё жду, нарочно дожидаясь, когда все покинут помещение и оставят нас до очередного обмена «любезностями».

В кабинете на секунду воцаряется мёртвая тишина, и она поднимает на меня свой сосредоточенный взор, пытаясь понять, что мне от неё нужно.

– Сизов, ты опять? – спрашивает она с равнодушным лицом. Я беру стул и в наглую ставлю его напротив, присев перед ней и вытянув перед её лицом свои руки.

– Я видел, как ты смотришь, – шепчу, улыбаясь, на что её брови приподнимаются. Слегка влажные губы будто зазывают меня к себе. И даже через возмущение я восторгаюсь её выдержкой. – Твоё лицо покраснело…

– Дмитрий, иди на уроки, – сердито говорит она, складывая вещи в сумку.

– Хочу дотронуться, – тяну свою руку к ней под стол, секундно касаясь её гладкой кожи на колене, и она истерично дёргается, соскочив со стула в возмущении и прижимая журнал к грудной клетке. Ноздри раздуваются, и она как загнанный в угол олененок Бэмби. Глаза как два круглых уголька, и сердце, видимо, стучит со скоростью света, будто её никто никогда не касался.

– Тебе это с рук не сойдет! – нервно произносит она и пулей бежит к выходу, а вид у неё такой, будто я не до колена её дотронулся, а до промежности. Паникёрша, блин.

Качаю головой и смеюсь, закидывая рюкзак на плечо. Глупая женина не понимает, от чего отказывается. Это же просто игры такие. Шалости, блин.

Выхожу следом за ней, а в коридоре ждёт Женёк с Вованом Горчилиным из 11 «Б». Перекидываемся парой дежурных фраз и жмём друг другу руки.

– Ну чё…Идёшь на химию? – спрашивает меня Жека, и я только сейчас вспоминаю, что завтра у родителей годовщина, а я хотел купить им подарок. Тем более, раз уж отец решил расщедриться на дорогущую тачку.

– Не-а… Прикроешь? Мне в одно место надо, – прошу, на что друг кивает и быстро исчезает в толпе вместе с Вовкой, пока я гадаю, как добраться до центра побыстрее.

Бросаю все дела и еду в «торговчик» на такси. Погода стоит такая, что врагу не пожелаешь, снег валит уже вторую неделю. Гадость какая-то. И это февраль блин… Андрюхину годовщину я пережил…Так уж вышло, что почти все важные события нашей семьи выпадают на чёртов февраль, чтобы мне реально было эмоционально тяжело в этот месяц. И я почти всегда хандрю. Мама знает это и терпит…А отец…Отец, кажется, разочарован, но боится потерять единственного оставшегося сына, хоть и раздолбая.

Доезжаю до центра, встречаю там друзей, забываю про подарок, бухаю как не в себя и не появляюсь в школе два дня как вишенка на торте. Прекрасно, Митя. Красавчик! Просто пример для подражания!

Какая-то блядь скачет на мне вторые сутки, а я лишь успеваю открывать глаза и толкать ей пальцы в рот, показывая, кто здесь главный. Чтобы не забывала, кто кого имеет. На всякий случай.

Прихожу домой ещё через день с видом мертвеца. Мать зла, отца нет. Кажется, я реально повёл себя как мудозвон, но не мог упустить соблазн забыться в этот говняный февраль. Не поздравил, нажрался и потерялся. Наверное, мать меня скоро на костре сожжёт.

– Митя…Ты опять…Я уже не выдерживаю…

– Мам, я знаю…Я всё исправлю, ладно? Я пойду в школу и… – глажу непослушные волосы, но меня перебивают.

– И что? Будешь подбивать клинья к учителю?! На тебя уже написали жалобу, – заявляет мать, вызвав у меня ступор и недоумение. Вот ведь сучка.

– Ты сейчас серьезно? Какую, нахер, жалобу?!

У меня слов нет. Я нихрена такого не сделал, чтобы жалобы на меня писать.

– Не ругайся! Новая учительница математики утверждает, что ты ведешь себя похабно, хамишь, да вдобавок позволяешь себе лишнего, – говорит она, стиснув челюсть. – Отец разгневан. Он в бешенстве эти дни.

– То есть…Он…?

Всё, чего я боюсь, это то, что он передумает покупать мне Порш. Да, я – хреновый ребенок. Ибо на остальное мне начихать.

– Он не знает, что с тобой делать. Я тебя предупреждала, Дима. Не расстраивай его. Тем более перед своим Днём Рождения! А вчера ты вообще позабыл поздравить нас…

– Да помню я…И про восьмое помнил, – опускаю болезненный взгляд и внутри жжёт. Сука, ненавижу это чувство. Только оно не поддается контролю. У матери слезятся глаза, и я обнимаю её, прижимая к себе. – Всё…Прости меня. Я исправлюсь…

– Дима…Андрюша же заботится о тебе оттуда, я тебя уверяю… – хнычет она мне в плечо.