Эмпайр. Книга первая

– И споры о великом – это?

– Это Брэдфорд, – громогласно провозглашает она.

Чего? Споры о пророке-создателе? Эти споры возникают уже не первый раз, и причём не только у нас. «Руками Вильяма Брэдфорда Боги очистили наш мир от черни и неверия», – вспоминаю я слова писания и слегка морщусь от этого пафосного вранья. Как бы ни прославлялась в нашем обществе мощь и сила Всевышних, сложно закрыть глаза на массовый геноцид, устроенный ими с легкой руки. Можно бесконечно во всеуслышание утверждать, что это было неизбежно, что люди сами сделали это своими собственными руками, что Боги были вынуждены пойти на крайние меры для спасения человеческого рода, но мне всегда было сложно принять миллионы безвозвратно потерянных жизней, сгоревших в огне войны в темнейшие времена нашей истории человечества, которые сейчас громогласно называют «возвращением на истинный путь».

– В общем, – деловито продолжает Нима, – мы спорили о том, когда же наступит день и касты людей не останется вовсе. Лаэта считает, что это будет уже через пару поколений, а Лира выдвинула предположение, что Брэдфорд мог специально сделать сыворотку такой, чтобы какой-то процент был и вовсе к ней не восприимчив.

– И зачем ему это делать? Что-то вроде: чтобы не забывать свои корни? – уточняю я, еле сдерживая едкий сарказм.

– В целом, да, – беззаботно подаёт голос Лиретт. – Это была бы хорошая шутка с его стороны. Но, конечно же, не для всех, – слегка сконфуженно добавляет она, опустив свой взгляд, а я встречаюсь с понимающими теплыми глазами Лаэты.

Конечно же, не для всех… Я на собственной шкуре во всех красках прочувствовала смысл высказывания «быть никак все», которое для меня скорее выступает как «в семье не без урода», но я всеми силами пытаюсь его перекроить в «раз в год и палка стреляет», но пока безуспешно.

Моих подруг я знаю уже достаточно давно, но самой близкой мне по духу является именно Лаэта Сонсур. Мы с ней случайно познакомились на первом году обучения и стали весьма близки почти с первых дней. Я хорошо помню ту вводную лекцию по истории Лунара, когда зеленых детишек-студентов собирали в огромном зале Нижнего Прайма, окуная их во времена бесстрашного Реймира, воинственной Саймы, отважного Мелисандра, всезнающего Нирона и других величайших героев тех времен. «Мы вспоминаем и чтим наше прошлое, охраняя тем самым не только нашу историю, но и наше драгоценное будущее», – вспоминаю я слова Директора Нижнего Прайма. Я помню, как зашла в аудиторию раньше других и сразу же устремилась в самый её конец, тогда как другие ученики стали занимать передние парты. Видимо, с первых дней я решила в полной мере оправдать свою незаурядную репутацию, стараясь не выделяться, но на самом деле получала зеркально противоположный результат и искренне не понимала почему. К моменту, когда Лаэта, наконец, соизволила зайти в аудиторию, всё-таки оторвавшись от «чудесной во всех отношениях», по ее словам, картины в холле Прайма, количество свободных мест лихо стремилось к нулю. Я, как сейчас помню, ее расширенные голубые глаза, которые нерешительно метались от мальчика в первом ряду с завидным аппетитом уплетающего булочку, который, впрочем, и сам в каком-то смысле был, как булочка, до худенькой бледной девочки, сидящей в самом конце. Она села к бледному существу, и с тех пор мы почти неразлучны.

Лаэта из клана магов воды, живущих у лазурного океана Мундаста. Они все подвижны, как сама вода, и отличаются живым характером, как ее течение. У неё яркие голубые глаза с небольшой тёмно-синей крапинкой где-то в их глубине и роскошные серебристые волосы, которые порой своими переливами напоминают мне пену волн. Маленький аккуратненький носик, узкие темные брови и пухлые губки украшают ее бледное лицо. Она худенькая и весьма стройная, но при этом в её руках и движениях чувствуется сила и одновременно, присущие для их клана, изящество и плавность. Её волосы всегда заплетены в какие-то неподвластные моему пониманию прически – вереницы кос, хвостов и переплетений украшают ее голову словно корона, чему она обязана трем своим младшим сестренкам, в которых она души не чает и для которых готова на всё, даже терпеть ежедневные утренние истязания от их пухленьких ручек, когда они колдуют над её волосами. Не знаю, почему ей было интересно водиться со мной на первых порах обучения, подозреваю, что из-за её большого сердца – в семье она была старшим ребенком, привыкшим брать на себя ответственность за младших ещё неоперившихся сестер. Подозреваю, что я была для неё ещё одной крохой, потребность защищать которую проснулась в ней, когда она перестала целыми сутками слоняться по домашним окрестностям и этот океан чувств надо было на кого-то излить, а уж лучшего объекта, чем я, пожалуй, и не придумаешь. Но впоследствии мы обнаружили, что во многом схожи, что позволило нам быстро сблизиться и начать много общаться; но и в очень многом различаемся, что позволяло нашу дружбу укрепить и приумножить.

Через пару лет к нам присоединилась Нимуэй и Таниэль Мармор – сестра и брат из кланов воздуха и земли. А ещё через год другой Лира Райт из клана огня. Я даже и представить не могла, что с такой, как я, будет кто-то водиться. Это и сейчас вызывает у меня слишком сильные эмоции и возможно излишнюю благодарность по отношению к каждому из них, ведь я не обладаю никакими уникальными навыками, выдающимися способностями или даже банальными предрасположенностями. У меня нет семейных реликвий или оберегов, которые могли бы, по меньшей мере, чем-то выделять меня на фоне большинства, а по большой мере, защитить и дать достойный отпор. У меня нет ценных свитков, которые позволили бы усилить мои, я очень на это всё-таки надеюсь, «скрытые таланты». По меркам данного общества – я просто бездарь. Обычный человек, не обладающий ничем. Абсолютно. Единственное, чем я, пожалуй, могу быть полезна данному обществу, в том числе и моим друзьям, – это моя усидчивость и моё свободное время, которое я львиной частью трачу на изучение всего обо всех. Я хожу на все занятия, на которые успеваю, чтобы углубить свои знания, а после них часами засиживаюсь в библиотеке, чтобы их отшлифовать. Я читаю про все кланы и касты без разбора, изучая их особенности, сильные и слабые стороны, а так же специфику их заклинаний. Я изучаю различного рода свитки с их уникальными механизмами воздействия без какого-либо предпочтения. Я делаю всёвозможное для того, чтобы хотя бы на каком-то уровне иметь призрачную надежду на то, что меня не пнут под зад после того, как Нижний Прайм закончится. Ведь моё будущее – белоснежный чистый лист без какого-либо намека на цвет.

– Ну наконец-то! – слышу я радостный возглас Нимы, от которого слегка вздрагиваю. – Брат, как твои успехи? Подчинил неподчиняемое?

– С переменным успехом, – шутит он и садится рядом, внимательно изучая меня своими переливчато-изумрудными глазами. – Кира? Ты в порядке? Ещё не все книги в библиотеке прочитала, поэтому такая грустная? – подтрунивает Тани, от чего я не могу не улыбнуться и не пнуть его в бок.

– Вроде того. А ты где слонялся? Небось опять бездельничал, надев на себя маску всезнающего Нирона? – ухмыляюсь я ему, поддерживая его тон.

– Вроде того, – парирует он с хитрой улыбкой. – Ну я же не ты, чтобы часами сидеть в библиотеке, читая одну и ту же книгу, или и вовсе там спать, строя потом из себя шибко умную в глазах своих друзей. Но мы-то все знаем, – подмигивает он мне, намекая на мои сегодняшние промахи, а я в бешенстве закатываю глаза. Проклятье! От него ничего не утаишь! Видя мою реакцию, он задорно смеется и начинает рассказывать про сегодняшние достижения.

Таниэль хоть и относится к чистокровным магам воздуха, как его родная сестра, но проявляет таланты совсем иного рода. По преданию, когда Боги стерли до основания старый мир и возвели на тлеющих углях новый, они вручили сильнейшим и достойнейшим из людей древнейшие артефакты, которые помогли бы им на их непростом пути. Один из них принадлежал сильнейшему в нашей истории магу воздуха – Нирону. На воинственном грифоне он вёл за собой величественный Боденхарт – Старейшую гильдию, которая под его предводительством освободила храм воздушного Божества высоко в горах Олимпии. После его смерти прямые потомки не смогли подчинить артефакт своей воле, и его, как святыню, оставили в храме, до того самого дня, пока юный мальчик с горящими изумрудными глазами не вошёл в него.

У клана магов воздуха это называется «дорога очищения, прозрения и просветления», хотя я это называю «дорога в рай небесный», или «скорее уж ад», как потом сказал Таниэль, пересказывая мне эту историю. Ровно 8753 ступени отделяет тебя от храма воздуха, который находится на высоте свыше 2500 метров. Каждый маг воздушного клана должен совершать это паломничество каждые 13 лет, начиная с шестилетнего возраста, когда он сможет подчинить себе левитацию. После почти пятичасового непрерывного восхождения Таниэль, пошатываясь на своих тонких детских ножках, зашел в один из храмов в поисках блаженной скамейки. Он не помнит, как именно оказался в том храме и почему решил отправиться именно туда, учитывая, что территория пестрила разными постройками, но, сидя там, слушая музыку перелива воды и пение птиц, он ощутил странное спокойствие и умиротворение. Движимый детской любознательностью и пытливостью юного ума, он оглядывал все вокруг в том небывалом месте, пока его внимание не привлекли два точно живых грифона у основания величественной статуи Бога Воздуха в самом центре. В своих мраморных когтистых лапах они держали по небольшой переливчатой сфере, каждая из которых излучала внутреннюю силу и отдавала небывалым свечением. Одна из них была ярко-белой с холодной серебристой дымкой внутри, а вторая бездонно-чёрной с тёмным густым туманом. Заворожённый, он смотрел на их удивительную левитацию и на то, как они стали медленно двигаться к нему. Протянув руку, мальчик даже не заметил, как огромная ваза с диким грохотом разлетелась на миллион крохотных осколков по всему полу. Услышав шум, хранители храма впопыхах прибежали в святыню и замерли от увиденного: юный ребенок стоял на месте, на котором много лет назад стоял сам старец Нирон, а перед ним на бешеной скорости парили две сферы, ознаменовав тем самым пришествие ясновидца, которого ждали не один век. Они подарили ребенку в дар сей артефакт, добавив к двум сферам третью заключительную – с ярко-золистой дымкой внутри, которые и по сей день остаются в его руках.

Сейчас Таниэль развивает свой дар, и сферы под его покровительством стали больше, нежели прежде, но до максимального размера им всё же ещё далеко. А спустя какое-то время он и вовсе перекроил всё свое будущее, начав покорять противоположную не только своей крови, но и своему артефакту стихию – землю, в чем немало преуспел, вызвав небывалый резонанс и скандал во всей провинции. Но кто может пойти против того, кто видит будущее? Кто осмелится сказать ему, что он неправ и что он ошибается? Никто. Разумеется, он пока значительно отстает от своих сокурсников в навыках, но когда ты владеешь подобным артефактом, предпочтения очевидны.

При этом Таниэля природа не обделила ни талантом, ни красотой. У него не просто притягательная внешность – она цепляет, и она завораживает. Взглянув на такое лицо хотя бы раз, сложно его потом забыть. Выразительные изумрудные глаза излучают живость, задор и огонь. Мягкий изгиб тонких, чётко очерченных губ, мужественный красивый подбородок с выточенными скулами и светлые прямые волосы, доходящие до его плеч и на солнце переливающиеся золотым сиянием. Порой мне кажется, что Таниэль проявляет ко мне излишнее внимание, которое намного больше, нежели просто обычная дружба, и при этом я не могу сказать, что мне это неприятно, скорее уж наоборот. Но почему-то по какой-то неизведанной мне причине он не делает никаких дальнейших серьёзных шагов. Как шутит Нима, скорее всего, он видит неблагоприятный исход своих попыток и просто выжидает: «Учись терпению, подруга, с братом только так». Но может, мне только кажется…

– Что-то сегодня я совсем был плох, совсем как ты, сестра, – ухмыляется он, глядя на неё. – Я увидел, будто бы грядёт добавление последней Старейшей гильдии – самого Эмпайра, – он неожиданно задумчиво смотрит на меня, – и ещё я видел, будто бы эта гильдия будет не похожа ни на одну из ныне существующих.

Он замолкает, а мы все ошарашено смотрим на него. Первая моя мысль – Деймон Калейд. Её возглавит именно он, ведь кто ещё сравнится с ним по силе в Нижнем и даже Верхнем Прайме? Неужели он настолько могущественен, что в его руках будет не просто гильдия, но под подобным знаменем? Старейшие гильдии по-своему особенны и уникальны – сейчас в Робиусе таких шесть, и не хватает лишь Эмпайра, чье знамя находится в Робиусе уже более трехсот лет, после смерти последнего преемника. Основатель гильдии Реймир был чёрным колдуном, равно, как и Деймон, таким образом, знамя гильдии, переходящее не по наследству, а по силе и навыкам, вполне может попасть именно в его умелые руки. Сильнейшие находятся не всегда, и многие знамёна пылятся до того самого дня, пока не объявится достойный – их лидер. Но при этом мы все знаем, что предсказания не всегда сбываются: иногда сбывается лишь какая-то часть, а иногда они не сбываются вовсе. «Наука весьма шаткая,» – как шутит наш экстрасенс. Точность зависит от того, как сильно он старается и от того, как близок ему человек, в омут которого он погружается.

– Неужели Калейд? Или может быть Наира из клана огня. Или даже ты, брат? – слышу я логичный вопрос.

– Не уверен, сестра. Всё очень скомкано, – напряжённо отвечает он, – я ничего не разобрал. Но Калейд точно будет в составе, – как-то странно говорит он. – Если всё-таки действительно дойдёт до гильдии, то Деймон будет её ключевым звеном, как и я. Это предрешено, – при этих словах он опять пристально смотрит на меня.

– Что? – спрашиваю я слегка неуверенно. – Что ты ещё увидел?

Но он лишь отмахивается, задержав на мне свой изумрудный взгляд, в котором как будто бы на секунду промелькнула какая-то безысходность и печаль. Мы ещё некоторое время сидим в столовой, обсуждая состав возможной гильдии, после чего я направляюсь домой в сопровождении моего предсказателя.

– Ну, а как ты? Готов быть во главе Эмпайра? – спрашиваю я, глядя на него.

– Да, а как я, Кира? – пожимает плечами он. – Я устал от всего этого, и быть еще лидером в Эмпайре – это последнее, чего я сейчас хочу. Этот артефакт… – тяжело вздыхает он. – С каждым днём всё сложнее и сложнее, так как моя сила стремительно растет, и я не всегда могу это контролировать. Если раньше я плескался в маленькой речушке с небольшими притоками, а теперь я в самом центре огромного океана в самый разгар шторма. Я, что называется, тону в этом потоке видений и судеб. И мне доступны лишь крохотные мгновения, когда я ощущаю покой и свободу.

– Но ведь только ты решаешь, когда открывать будущее, разве нет? – уточняю я.

– Не всегда, – отвечает он, глядя на меня в изнеможении. – С недавнего времени это появилось и по ночам. Я иногда просто не могу сомкнуть глаз после того, как проснусь от какого-то кошмарного видения. Притом я не хочу этого видеть, – горько усмехается он.

– Тани… – выдыхаю я и обнимаю его. А он нежно заключает меня в свои объятия.

– У меня, кстати, на прошлой неделе была совсем отвратная ночь, и я добавил вам на заднем дворе немного красоты, – трет переносицу он. – Думаю, скоро распустятся.

– Лучше бы ты спал, – корю его я.

– Я хотел тебя порадовать, – нежно проводит он кончиками пальцев по моей щеке. – Надеюсь, хотя бы ты отдохнешь и наберешься сил за нас двоих, – после этих слов он ласково целует меня в лоб и, пожелав спокойной ночи, уходит, оставив меня одну.

Как только он скрывается за углом, я, не сдержав своего любопытства, захожу в мамину оранжерею. Проходя мимо многочисленных пахнущих летом цветов и источающих умиротворение растений, я вижу в самом конце с краю красивейшие бутоны изумрудных лилий. Они переливаются в слабом свете восходящей луны своим необыкновенным глубоким цветом, а я, как завороженная, смотрю на них, не в силах отвести взгляд, и думаю о своём зеленоглазом ангеле. Больше всего на свете я хотела бы ему помочь, сделать так, чтобы ему было легче. Но что я могу? Какую силу может иметь человек в мире, где ему отведена роль стороннего наблюдателя? Мне остается просто быть рядом. Быть рядом с ним, пока он этого хочет, а потом я, видимо, часами буду сидеть и смотреть на эти лилии, вспоминая время, когда моя жизнь была наполнена смыслом и его живительным светом присутствия.

Глава 2

Самоконтроль

Ближе к обеду, поглощённая нерадужными мыслями относительно скорого разворота будущего и моего ничтожного места в нём, я плетусь избитой дорогой в библиотеку Прайма. С одной стороны, если Таниэль окажется прав и Эмпайр возродится, это означает, что «Семёрка» в полном составе будет пытаться освободить новые храмы Всевышних и расширить границы доступных нам для освоения земель, что само по себе станет значительным резонансным вихрем в Лунаре, несущим в своём порыве колоссальные изменения. Но с другой стороны, нельзя забывать про моё собственное никудышное будущее, которое не вызывает у меня никаких других эмоций, кроме безжалостного разочарования. Мне не нужно обладать древнейшим артефактом, чтобы заглянуть за горизонт, здраво оценив свои шансы. Мне нет места в Верхнем Прайме, и мои знания не изменят ровным счётом ничего, ведь людей никогда не допускали к обучению на верхние ступени, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Единственное, что я могу, – это с достоинством принять последствия и поддерживать всеми силами своих друзей на их предстоящем непростом пути.

Я ощущаю на своих щеках странный неестественный холод и поднимаю глаза. То, что я вижу, застаёт меня врасплох, и я застываю на месте, впервые со всей ясностью понимая, что, пожалуй, поступать в Верхний Прайм – это не такая уж и хорошая затея, ведь я забыла о ключевом нюансе обучения. Огромные клубы неестественно густого тёмного дыма тянутся с поверхности земли до самого солнца, заволакивая половину лазурного неба и бросая длинную блеклую тень, уходящую за горизонт. Туман с огромной скоростью вертится вокруг своего эпицентра, отдавая мертвецки безнадежным холодом дыхания смерти. Еле уловимые очертания Деймона, сидящего со скрещёнными ногами на траве со своим дневником в руках, проступают сквозь это ужасное во всех отношениях зрелище. Неожиданно он резко поднимает свои ладони вверх и всё бесследно рассеивается. Слегка разочарованными глазами он смотрит на свои трясущиеся руки, по которым ползут чудовищные тёмные змеи вздувшихся вен, а с носа он кулаком вытирает густые капли багровой крови, что говорит о том, что такого рода заклинания ему ещё не по силам – они без остатка забирают не только его колдовскую энергию, но и сжирают часть его жизненных сил, а это уже куда серьёзнее. Неожиданно его суровый чёрный взгляд встречаются с моим, и он с недовольством захлопывает дневник, неуверенно вставая.

– Кира! – я чуть ли не подпрыгиваю от звонкого крика Нимы. – Ты сейчас не поверишь, чему я научилась! Ты просто должна это увидеть! – Её лицо вихрем проносится передо мной, когда она настойчиво тянет меня за руку, увлекая куда-то вдаль, а я только и успеваю заметить насмешливую улыбку в его чёрных глазах.

Нимуэй очень сильно похожа на своего брата, но только внешне. Короткие светлые волосы, мягкими волнами ложатся на её хрупкие плечи. Изумрудные игривые глаза с тонкими губами на фарфоровом изящном личике. Необычайная грация и красота движений завораживают своим шармом и загадкой. А вот для описания её характера подойдёт весьма посредственное словосочетание, которое на первый взгляд не подразумевает и не может подразумевать под собой второго дна: модница вертихвостка.

Она любит наряжаться и готова заниматься этим целые сутки напролёт, выбирая между вон тем вот платьем перламутрового оттенка с резными пуговичками и вот этим шёлковым комбинезончиком с необычными рюшами. При этом весьма ненавязчиво напрашивается на комплименты, а если их не получает, пребывает в весьма скверном настроении и может даже выкинуть на помойку вещь, которая, по её мнению, буквально испоганила ей жизнь своим мерзким видом. При этом у неё нет отбоя от кавалеров, которые настырно ухаживают за ней, дарят изысканные подарки, осыпают комплиментами и помогают во всём, чтобы она не попросила. Какими бы безумными ни были её просьбы, джентльмены готовы на всё, лишь бы заполучить хотя бы крупицу её внимания. А уж за кокетливую улыбку и вовсе готовы покорить или уничтожить весь белый свет. Пожалуй, девушка, одарённая таким обаянием и такой властью, не может не вызывать хотя бы каплю уважения. Ведь у всех свои таланты, какими бы странными они ни были. При этом при более близком знакомстве я разглядела в ней очень ранимую личность, страстно мечтающую о настоящей любви и изысканной красоте. Личность, способную на глубокую привязанность, чистую преданность и искреннюю честность для любого, кого она будет считать своим близким другом, коих, впрочем, не слишком то и много.

Она тараторит о том, что я сделала невозможное, и благодаря моим разъяснениям она первая в классе без особых усилий сделала воздушного элементаля.

– Теперь мне все завидуют, – хвастается она, гордо задрав подбородок. – У тебя реально талант, Кира! Моя сила значительно возросла под твоим руководством, – на что я лишь смеюсь, узнавая слова и тонкие манипуляции её любимого брата, и говорю, что всегда к её услугам.

Выслушав подробнейший отчёт о её великолепнейшем уроке, высшей похвале учителя, реакции «этих бездарей одногруппников» и увидев демонстрацию элементаля воздуха, который действительно был выполнен без особых усилий и внушал уважение всем своим видом, я, к великому своему счастью и облегчению, наконец, направилась в библиотеку, где намеревалась провести оставшуюся половину дня. Я загребла стопку книг по нескольким дисциплинам и разложилась около окна, вдалеке ото всех.

– У тебя удивительный талант находиться ровно там, где я тебя ищу, солнышко, – слышу я его проникновенный голос в то время, как он садится с парой книг напротив меня. – Составлю тебе компанию, ты же не против? Мы всегда с тобой были партнёрами по библиотеке, мне кажется, мы просто обязаны объединиться в таких напряжённых условиях.

Я с недоумением смотрю на него. Это точно Деймон? Он слегка кривит губы и, сложив ногу на ногу, погружается в свои книги, периодически крутя в руках чёрный и красный ментальные шары – один для подавления и уничтожения всех чувств, второй для садистской боли и пыток. То, с какой лёгкостью и непринуждённостью он ими манипулирует, вызывает у меня назойливую панику – многие чёрные колдуны даже один не могут покорить с такой лёгкостью, не говоря уже о двух. Но не смотря на эту видимую небрежность, у него слегка уставший и измождённый вид, а рукава чёрной рубашки спущены вниз, прикрывая его руки, которые, видимо, ещё и не пришли в норму – он не прощает себе свою слабость и не любит её демонстрировать другим.

Мне буквально приходится уговаривать себя не смотреть на его лицо и заняться монотонно-скучным чтением: рядом с ним это очень сложно, ведь у меня в голове постоянно возникают сотни вопросов и тем для беседы с ним, но в конце концов я решаю, что если бы он хотел, то ему ничего не помешало бы начать диалог со мной. Так что со спокойной душой я уступаю своему занудству и погружаюсь в книги, надеясь, что когда придёт время, он разбавит моё плоское пребывание здесь. Но если говорить о его поведении в качестве, как он выразился, «моего партнера по библиотеке», то он оказался безропотно педантичным: никак меня не отвлекал и не трогал, лишь периодически переворачивал страницы и менял книги, порой пересекаясь со мной своим пристальным взглядом. Но даже в такие моменты его лицо не выражало ровным счётом ничего.

– Деймон! Вот ты где! Пошли на минуту… – я резко поднимаю голову и вижу Гэбриэла, который в нерешительности замер перед нами, но увидев кивок Тёмного, он продолжил: – У нас вообще-то проблема. С Горандом. Ты помнишь, что если мы в течение этой недели не сможем достать его мерзкую изворотливую задницу, то Люциан нас закопает в грёбанном…

– Помню, а что, по-твоему, я тут делаю? – спокойно отвечает он, не отрываясь от книги. Но в его голосе я ощущаю грубый металл. – Займись подготовкой к экзамену, а это решим потом. Мне кажется, я ясно выразился, что вам с Дэниелом сейчас нужно делать – иди в Робиус. – Он поднимает голову и вопросительно смотрит на него, выгибая бровь при виде его промедления. – Гэбриэл, ты всё ещё здесь?

Ещё раз окинув нас недвусмысленным взглядом, эльф, чертыхаясь, выходит, а Деймон на секунду взглянув на меня, как ни в чем не бывало возвращается к своим книгам.

– Я могу чем-то… ? – начинаю я в нерешительности, желая ему помочь.