– Потому что, блядь, никто не радуется за меня! Когда я показываю новую песню, никто от восторга не прыгает, а?
– Потому что… это то, что ты делаешь, Трой. Ты пишешь песни, ты всегда пишешь песни.
– И что, значит, это несчитово?
Я копаюсь в голове в поисках ответа, но ответ лежит на поверхности:
– Просто все привыкли, Трой. Ты талантливый, все уже привыкли. Чего ты ещё хочешь?
– Я хочу порадоваться за друга, а не завидовать.
Я складываю руки на груди: само всепрощение во плоти.
– Ты завидуешь мне? Ты. Мне. Из-за песни?
Я не люблю про неё говорить, но меня все поздравляют тут и там, потому что, наверное, на лбу написано, что я счастлив. Чёрт побери, я счастлив. Это моё всепрощение. И я подозреваю, что дело совсем не в песне.
Трой взъерошивает шевелюру раз в десятый за наш короткий непродуктивный разговор. Наверняка принял двойную дозу кофе с утра – нервов комок.
– Может, ты ещё и петь теперь будешь? – бурчит он, пряча руки в карманы безразмерных штанов.
– Блин, ну что ты так завёлся? Я же не настаиваю, чтобы мы её записывали. Сам же сказал, там мелодии толком нет.
– Она хорошая, – отзывается Трой с неподдельной болью в голосе. – Понимаешь, Саймон, она хорошая, даже незавершённая, вот что!
И я понимаю, что дело, может быть, действительно в песне.
– Мы её запишем, – сдаётся Трой. – Вот увидишь. Это будет лучший трек на альбоме.
* * *
Я засыпаю с включённым телевизором. Засыпаю, просыпаюсь – за окном ещё ночь. Эмма ушла ночевать к себе – ей вставать рано. У меня тоже будильник стоит, но до утра пока далеко. Свет нигде не горит, я подсвечиваю себе путь мобильником, чтобы проверить, заперта ли дверь. Правило такое в доме: кто пришёл последним, запирает дверь на все замки. Трой вызвался остаться в студии на часок, когда мы с Майком возвращались. Точнее, Майк с Томом пошли окучивать очередной бар – их я сам выпер, у нас с Эммой свои планы. Но она давно ушла, посуда вымыта, за окном – ночь, из комнаты Майка доносится могучий храп. Входная дверь не заперта. Я сурово прожигаю взглядом дверь, подсвечиваю себе дорогу до комнаты Троя – никого, кровать заправлена, на краю кровати аккуратно валяется моя шапка. Всё по классике Троя, конечно: выпросил поносить на денёк-другой, припрятал и не вернул. Исключительно чтобы меня позлить, думаю я. Так и пишу ему в СМС: «Почему без шапки?» Ответ приходит мгновенно: «?!»
«Ты где?» – пишу я.
«В студии».
СМС-разговор закончен. Ехать туда всего с полчаса по пустым дорогам. Я выгребаю из холодильника остатки ужина, запрыгиваю в Саймономобиль – и вперёд!
– Сай, ты чего? Что случилось? – Трой явно встревожен моим внезапным появлением, но с места не встаёт. Залип над пультом: наушники на шее, карандаш в руке, остывающий кофе в чашке.
– Сам чего? – передёргиваю я. – Сказал, что будешь через пару часов, ну и?
– Ну и…Ты же сказал, что вы с твоей будете, – он изображает неприличный жест, тоже мне умник.
– Я сказал, что мы с ней поужинаем. Не до трёх ночи.
– Три ночи?
– Полчетвёртого.
Он шумно выдыхает, закидывает руки за голову, тянется.
– Ну всё равно, чего студия простаивает.
Я подхожу ближе, убираю недопитый кофе с пульта:
– Говорят же тебе, не ставь сюда.
Морщит нос на меня, спрятался за своей нестриженой чёлкой.
– Идём, – говорю. – Я тебе ужин принёс.
– Да ну, серьёзно? Мне? – опять этот жест… подзатыльника же получит.
– Серьёзно. Если Трой не идёт к ужину, ужин идёт к Трою, – я тяну его за руку, заставляя подняться с кожаного кресла, пихаю в сторону спартанской кухни.
Микроволновка нудным гудком оповещает о том, что блюдо разогрето и готово к употреблению. Я ставлю плошку на сооружённую из салфеток скатерть. Троя не приходится упрашивать: закатал рукава толстовки, с упоением облизывает первую ложку, блаженно прикрыв глаза:
– Что это?
– Колканнон.
– Me gusta!
Я знал, что ему понравится. У Троя слабость к блюдам, которые обычно относят к списку «антистрессовая еда»: паста со сливочным соусом, ньоки, маффины. Нечто весьма питательное, возможно, не очень полезное, но чертовски вкусное.
– Ей понравилось? – спрашивает он, пока я подпёр щёку рукой и сижу зеваю.
– Что?
– Ну вот эта хрень, – он тычет вилкой в полупустую посудину. – Понравилась ей?
– Да, – просто отвечаю я. Конечно, она выражала свои восторги шеф-повару, и свечи ей пришлись по душе.
Конечно, ей всё понравилось, но у Троя выражение совершенного счастья на лице, когда он жуёт мою еду.
– У тебя очень хорошие песни, – говорю я вслух.
А он так смотрит, будто я пытаюсь его подкупить, переводит тему:
– О-ла-ла, похоже, кому-то перепало!
Защищается, а я атакую:
– Ревнуешь?
– Чего мне ревновать? Три часа ночи, мы наедине. Ты принёс мне ужин, – он салютует вилкой, явно воспрянул духом, а то совсем кислый сидел.