Пока играет ROCK

– Вообще-то, это мой магнитофон, – раздался совсем близко глухой, но вполне отчётливый мужской голос, перекрывая моментально чуть притихшую музыку.

– Что?! – кое-как вырвавшись из гипнотически сжавшей виски родной мелодии, пискнула Лесли, распахнув глаза. Подскочив, будто ужаленная, она села и резко обернулась. И замерла в ужасе, забыв, что надо дышать.

У изголовья кровати виднелся слабо светящийся серебром полупрозрачный силуэт. Молодой худощавый парень сидел по-турецки, и торчащие костлявые колени выглядывали из дыр на широких штанах. Лесли несколько раз в шоке открыла и закрыла рот, а затем бездумно приложилась к бутылке, жадно глотая чудом не пролитый бурбон – чтобы не заорать в голос от представшего перед ней ожившего кошмара.

– Я говорю, магнитофон этот – мой, – отчётливей повторил парень, будто для глухой, и его силуэт слабо зарябил, а затем засиял чётче, так, что фонарик терял свою необходимость. – Ты меня видишь… И слышишь. Забавно.

Он прищурился, окинув Лесли оценивающим взглядом. Рассеянно провёл пятернёй по густым лохматым волосам, откидывая назад длинную чёлку, падающую на лоб. У него не было никаких цветов – только свечение, как у джедайского призрака Силы, что моментально родило в сознании Лесли одну-единственную спасительную мысль:

– Я уснула. Перебрала с бурбоном и уснула, и мне снится, что я стала героиней фильма с Патриком Суэйзи. Так? – она обличительно приподняла бровь и вновь ощутила, как всё ещё играющая на фоне музыка будто закачала, успокаивая забушевавший было инстинкт бежать отсюда к чертям. Успокоила порывы тела, но не мутный от алкоголя разум, пульсирующий шоком.

– Если тебе так проще, то да, ты спишь, Алиса в стране чудес. – Парень безразлично пожал плечами и криво усмехнулся уголком тонких губ. У него были мелкие, резкие черты лица и длинный нос, украшенный точкой пирсинга. Чёлка мешала поймать прямой, но очевидно колкий взгляд, когда он добавил с ехидцей: – А я твой кролик. Но можешь звать меня Эш.

Он протянул вперёд руку, и Лесли с ужасом уставилась на полупрозрачную святящуюся ладонь, непроизвольно шарахнувшись к самому краю кровати. Эш хохотнул на её реакцию, запрокинув голову так, что стало чётко видно дёргающийся выступающий на тощей шее кадык:

– Да брось, пошутил я! Побудешь трупом пятнадцать лет, ещё не так разучишься развлекать девчонок в своей спальне. Что ты здесь вообще забыла? – теперь в его тоне слышался нескрываемый интерес, и Лесли попыталась дышать чаще, занимаясь мысленной терапией по всем заветам своего психолога:

«Это же сон. Причём пьяный сон, я уснула под музыку. Она вон, до сих пор играет. Такая приятная… Знакомая. Дыши, Лесли, просто дыши. Воображение шалит. Можно и расслабиться», – она не могла понять, каким образом, но на такие уговоры тело легко подчинялось. Ни ускоренного пульса, ни дрожи, никакого адреналина. Да, так бывает лишь во сне: там мы гораздо легче реагируем хоть на призраков, хоть на оживающие бургеры. И всё же эта музыка… Подходящая к финальным нотам песня Честера действовала на все напрягшиеся мышцы, словно успокоительное. Или неслабый наркотик.

– Я… меня зовут Лесли, – неуклюже представилась она, совладав с горлом и решив, что даже во снах стоит соблюдать этикет. – Я новая владелица этого дома. А ты, видимо, из старых…

– О, та чокнутая с далматинцами всё-таки подохла? – заметно оживился Эш, задорно потерев ладошки и подышав на них. Выглядело странно: как будто он пытался согреться, и надо сказать, у него это получалось. Чётче шипастый железный браслет на запястье, ясней хищный изгиб густых бровей. Прозрачный силуэт стал очевидно плотней, и через него уже с трудом можно было увидеть изголовье кровати. Исчерченное царапинами изголовье, рваными полосами, как когтями дикого зверя. Ногтями?

Лесли вздрогнула и крепче сжала пальцами горлышко бутылки. Интересно, если её в него запустить, она пройдёт насквозь? Должна. Вот только никакого желания избавиться от этого парня всё не возникало, как бы Лесли ни пыталась воззвать к логике. Лёгкая щекотка в затылке усиливалась, а вместе с тем Эш всё меньше походил на тень и всё больше – на человека. Пришлось кинуть на кровать смартфон фонариком вверх, чтобы продолжать его видеть, потому как свечение призрака медленно гасло.

– Ты знал тётю Холли? Она бывала здесь? – попыталась Лесли выведать кусочек информации, рассеянно стянув с головы капюшон и выпустив кудряшки на свободу. Жест был непроизвольный, но ей почудилось, что на яркие волосы Эш взглянул несколько хищно. С голодом. Давно на неё так не смотрели представители противоположного пола. Забыто-приятно.

– Первый раз – с риэлтором, и дальше первого этажа не пошла, – неохотно, но всё же пояснил он: – И второй раз приехала со своими вонючими псами. Таскалась по комнатам, трясла какими-то амулетами, закатывала глаза и верещала ересь не пойми на каком языке. Зрелище было то ещё, даже Софи была в покате…

– Софи? – глухо уточнила Лесли, совершенно не удивлённая тому, что двинутая тётка вообразила себя медиумом. Зато начало проясняться, для чего она купила этот дом.

– Моя младшая сестра. Ей всего четыре, но твоя тётя знатно малышку повеселила, – Эш улыбнулся, впервые не криво, а с теплотой. На словах о сестре его хрипловатый голос смягчился, и это невольно утихомирило последние естественные инстинкты Лесли. По её мнению, вряд ли опасные призраки так очевидно любили свою семью и вряд ли тратили время на болтовню. По крайней мере, сериалы учили, что если призрак злой, то он сразу нападёт на жертву.

Выходит, она для него не жертва, а гость.

Господи, с каких пор надо вообще искать логику во сне?

– Значит, Софи, как и ты…

– О, да. Но ей ничего, мы все уже давно привыкли. – Эш улыбнулся ещё шире и повторил дружелюбный жест с протянутой рукой: – Так что же, Лесли, теперь ты не боишься меня коснуться? Я не желаю тебе зла, рыжик.

Лесли пожала плечами и с лёгким сомнением подала руку в ответ. Она совсем не ожидала, что ощутит настоящее прикосновение, и его впрямь не последовало: серебристая тень лишь сымитировала пожатие, ладонь обожгло холодом, будто засунутую в сугроб, но на этом ощущения закончились. Разве что мурашки прошли по коже, а изо рта вырвался небольшой клубочек морозного пара. Последующее покалывание вышло удивительно приятным, как бывает, когда опустишь замерзшие ноги в горячую воду.

– Странное чувство, – пробубнила Лесли, а затем вздохнула и глотнула из бутылки. Кажется, спасительного алкоголя практически не осталось, но без него спокойно сидеть и болтать с призраком было бы невозможно.

Или – без новой композиции, зашипевшей из магнитофона? Потому как Честера сменил Курт Кобейн, его небрежные, лёгкие риффы гитары, этот узнаваемый расслабленный стиль.

– Тебе нравится моя музыка. – Эш довольно кивнул, тряхнув длинной белой чёлкой, контрастирующей с остальной шевелюрой угольно-чёрного оттенка.

Лесли рассеянно моргнула, через пьяную муть и полумрак всмотревшись в его лицо получше, и с удивлением заметила, что призрак приобрёл цвета. Всё ещё бледные, но они виделись, и можно было понять, что глаза у него льдисто-голубые, а растянутая безразмерная майка – серая. Но и сквозь Эша тоже угадывались очертания предметов, а кожа была не ярче старого пересохшего пергамента.

– Я некрасив, но не беда, ведь я как ты. И зеркала все в прах[2 - Nirvana – «Lithium» (перевод © Лингво-лаборатория «Амальгама»: www.amalgama-lab.com).], – тем временем спокойно и легко пел Курт, каждой новой нотой наращивая слабый стук где-то за самими висками, под черепной коробкой.

– Да, у тебя хороший вкус… был. Или есть? – запутавшись в определениях, Лесли смущённо сморщила конопатый нос.

Пряча свою неловкость, она глотнула ещё бурбона, клятвенно пообещав себе, что это в последний раз. На бутылку Эш посмотрел с легко прослеживаемой завистью, даже жадно сглотнул. Надо же, у призраков есть слюна? Насколько будет издевательством предложить ему выпить?

– Ты не представляешь, как много бы я отдал, чтобы сказать, что вкус у меня есть именно сейчас. Что я могу надраться до синих глаз и трахнуть самую тупую блондинку на выпускном. А потом всю ночь лежать на крыше с пакетом кокса, гитарой, плеером и «Нирваной». – Эш обречённо вздохнул, и в этом спокойном тоне было столько искренней боли, что Лесли невольно стало его жаль до щемящих рёбер. – Самое смешное: осознать жажду жизни уже после собственной смерти, – закончил он грустным смешком и вдруг сипло подпел за надрывающимся на припеве Куртом: – Хэ-э-эй…

Лесли смотрела на него во все глаза: насколько ей становилось холодней сидеть рядом с ним, настолько же меньше Эша можно было назвать прозрачным с каждой минутой. Он сложил руки на коленях, такой неуклюжий, каким и следовало быть парню лет семнадцати, баловавшемуся коксом. Проследив за уже вполне плотной сероватой кожей на сгибах острых локтей, Лесли заметила ожидаемые чёткие синяки.

– Ты умер от передозировки? – больше решила уточнить факт, чем спросила она, на что Эш слабо кивнул:

– Это была приятная смерть. Но что мы всё про меня и про меня, это же негостеприимно! – преувеличенно увлечённо сверкнул он глазами: – Итак, Лесли. Расскажи своему кролику из сна, почему же ты единственная, кто увидел меня за пятнадцать лет? Неужели и впрямь экстрасенс?

– Вот ещё, – скептично фыркнула Лесли. – Может, это просто потому, что я пьяна в хлам, а ты мне просто мерещишься?

Эш вдруг скользнул с кровати, и когда он встал на ноги, стало отчётливо понятно, насколько он выше её ростом. От него веяло холодом и слабо пахло чем-то сладковатым, миндальным. Сейчас он казался почти что человеком, только двигался слишком легко, будто не имел веса в пространстве, и его могло сдуть порывом ветра. Лесли замерла, позволив ему обогнуть кровать и подойти к ней. Он, не отрываясь, смотрел на её волосы, отчего по позвоночнику пробежали мурашки. То ли лёгкого беспокойства, то ли странного, извращённого предвкушения. Ей хотелось коснуться его ещё раз. Просто попробовать. У него хотя бы не было ни капли отвращения к ней, напротив – отчётливый интерес.

Загадочно, любопытно, но в то же время что-то отталкивало, и эти порывы интуиции так явно заглушала гитара Кобейна, что где-то глубоко внутри затрепыхалось слабое понимание. Попытавшись шевельнуться, Лесли осознала, что совершенно окоченела, и могла только заворожённо смотреть в льдистые колкие глаза, выглядывающие из-под белой чёлки.

– Мне кажется, рыжик, – глухо выдохнул Эш и, будто не заметив мелькнувшей на её лице лёгкой паники, глубоко втянул в себя воздух. Словно и впрямь чуял какой-то запах: – Что ты видишь меня, потому что сама застряла между мирами. Ты умираешь прямо сейчас, но в тебе ещё так много жизни. Удивительно много. Смотри, что ты сделала, просто коснувшись меня, – с этими словами он продемонстрировал ей свои руки, плотные и чёткие, с бледными ладонями. На двух синюшных пальцах не хватало ногтей. Кожа содрана, так грубо, будто он царапался, пытаясь выбраться из гроба, похороненный заживо.

– Что это… Почему… – слабо пробормотала Лесли, не в силах дать команду собственному ватному телу: отвернуться, не смотреть, подняться.

– Я не схожу с ума, я убью тебя, я не схожу с ума…

Пел уже не Курт, голос на кассете стал совершенно иной, но узнаваемый. Это была запись самого Эша, добротного хриплого вокала, который и бил теми самыми молоточками по вискам, щекотал затылок. Музыка. Проклятая музыка — вот, что подчинило её тело! Лесли сжала зубы, а затем заставила себя отвести взгляд от всё ещё миролюбиво улыбающегося Эша и тряхнуть головой, сбрасывая это топкое наваждение. С трудом, но мышцам вернулся контроль, а конечностям – подвижность.

– Не знаю, что ты делаешь, но уверена, что я буду против того, чтобы мне пудрили мозги, – зло прошипела Лесли и всё-таки на автомате швырнула в него бутылку.

Эш довольно ловко поймал её на лету, правда, расплескав почти все остатки бурбона на майку. Поймал. Руками. В ужасе пискнув, Лесли вскочила и рванула к столу: у неё не было и малейшего сомнения, что началось это именно оттуда, от записей голоса мёртвого парня, которые почему-то прозвучали только сейчас. Остановить её никто не пытался, изо рта шёл морозный пар, и Лесли спешно дёрнула шнур, вот только никакого сопротивления розетки не ощутила. Провод попросту остался в руке, и она уставилась на него, потрясённо моргая. Всё правильно: не было никакого электричества. Нет и батареек. Несколько раз в немом шоке открыв и закрыв рот, Лесли ткнула трясущимся пальцем кнопку выключения на орущем магнитофоне.

– Да-да, – усмехнулся Эш на то, с какой надеждой она оглянулась на него, нисколько не ставшего бледней. Музыка лишь загремела громче, вновь уходя в припев: – Хэ-э-эй, видишь, я уже растворился? Дорогая Алиса, прежде чем нырять куда-то, стоит уточнять, насколько глубока кроличья нора.

– Да выключайся ты! – в панике закричала Лесли на магнитофон, беспорядочно нажимая кнопки в попытке достать кассету. Схватив его, она уже было хотела грохнуть технику об пол, но тут руки словно одеревенели, а в голове застучало одно: «Хэ-э-эй». Задрожав, она оторвала пальцы от магнитофона, ощутив на них обжигающий лёд предупреждения, и схватилась за край стола, рвано дыша. Её собственные конечности подчинялись совсем не ей.

– Это мой магнитофон, детка, – сурово, как для нашкодившего ребёнка, отчеканил Эш, медленно подбираясь к ней ближе, а пошевелиться и сопротивляться не было сил, словно мозг хотел загореться от ужаса, но тело больше ей не принадлежало. – Разве можно приходить в чужой дом и портить чужие вещи? Мы же так мило болтали. Давай, спроси у меня, что ты действительно хочешь узнать. Задай правильный вопрос.

Он подошёл к ней со спины: Лесли не могла обернуться, но почувствовала такой близкий холод и сладковатый миндальный запах. И всё ещё не была способна закричать, заставить голосовые связки напрячься. Рефлексы выжгло, гипнотизирующая музыка проклятого магнитофона сделала из неё послушную марионетку, куклу, запертую в собственном теле при полном осознании разума – пьяного, мутного разума, но ещё вполне способного испытывать страх. Она уже не разбирала, чей голос звучал из динамиков: Курта или Эша, или их вместе. Вопрос, который и впрямь надо было задать самым первым, сам прошелестел через онемевшие губы:

– Как… умерла твоя семья. Как умерла Софи?

Боже, какая же она идиотка, что осознала нестыковку лишь сейчас, когда холодом объята вся спина, а призрак прижался к ней отвратительно тесно и вместе с тем неощутимо. Бутылка со стуком отставлена его костлявыми руками на стол возле играющего магнитофона.

– Забавно, что ты сама не знаешь, – проникновенный голос Эша раздался у самого уха, и, если бы Лесли владела своим телом, она бы запищала от страха. Но могла только чувствовать лёд его дыхания на коже, вызвавший мурашки и дрожь. – Каждый житель Бостона знает историю о проклятом доме Бауэрсов. По крайней мере, я надеялся, что её будут помнить долго.

– Я… приезжая, – выдавила Лесли глухим шёпотом. Только на слабые ответы, шорох связок ей и осталась свобода. Пальцы скрипели, бесконтрольно вцепляясь в столешницу. Капкан.