Ни за что и никогда

В магазине теперь было самообслуживание. Я схватила тележку, достала список из заднего кармана джинсовых шортов и не спеша стала обходить длинные ряды. Когда остановилась в отделе молочной продукции, заметила рядом невысокого парня с маленькими синими глазками, но длинными пушистыми ресницами. Он с интересом глядел на меня и уголки его губ заметно подергивались. Я несколько долгих секунд хлопала глазами, с трудом сдерживая в себе детскую радость.

– …Илюша? – Моя неуверенность была фальшивой, поскольку я точно знала, кто именно передо мной.

– Сонька! – Переминаясь с ноги на ногу, мы все же обнялись, и я почувствовала запах домашней выпечки и кофе. Знал бы Илюша, как я рада была встретить его. – Как ты? Когда приехала?

– Вчера в обед.

– С мамой?

– Нет, одна. Ты так изменился…

Илюша Шапочка – друг моего детства. Он жил с бабушкой и мамой через три дома от нас, где теперь в своих хоромах обитала московская интеллигенция.

– Сделал тату? – с улыбкой спросила я, обратив внимание на его плечо с цветным рисунком ананаса. – Что означает?

– Это на спор, – отмахнулся он. – Был выбор между ним и клубникой. Так, ты ты надолго приехала?

– Мм… На все лето точно.

А может и навсегда.

– Здорово! Это чертовски круто! Ты здесь давненько не была, да? Я живу на Нижней улице, приходи завтра к нам на ужин. Поговорим хоть, а то столько лет не виделись! Сейчас в город еду по делам, надо торопиться. Мама очень обрадуется твоему приезду.

– Хорошо, обязательно приду.

Сообщив мне номер дома, Илюша поспешил к выходу, а я стала предаваться счастливым воспоминаниям о нашей дружбе до тех пор, пока в мое бедро не уперлась чья-то тележка.

– Милочка, долго стоять-то на месте будем?

На бабульке была розовая косынка, летний халат с яркими фиолетовыми цветами и голубые шлепанцы. Её прозрачные глаза укоризненно глядели на меня, а тонкие губы подергивались злобой, словно она изо всех сил старалась сдержать в себе неприличное словечко.

Молча я отошла в сторону, но при этом не отводила от нее взгляд. Неприятная особа с навязчивым запахом чайной розы. Небось, весь флакон на себя вылила.

Через пару секунд к ней подошла другая бабулька: высокая, но худенькая, в белой косынке, свободной бардовой юбке и сливочного цвета блузке с рукавами-фонариками. Она мило и несколько слащаво улыбнулась мне, поставила на пол небольшую плетеную корзину с овощами и сцепила морщинистые руки в замок.

– Здравствуйте, – поздоровалась она, с интересом разглядывая мой внешний вид. – Вы проездом у нас?

От её сахарной улыбочки так и веяло затаенной хитростью.

– День добрый. Нет, не проездом.

Взяв с полки двадцатипроцентные сливки, маленькую упаковку сметаны и сливочное масло, я бросила все в свою тележку.

– А ведь домашнее полезнее и вкуснее, – сказала бабуля-улыбака. Она схватила с полки литровую банку сметаны без этикетки и протянула мне. – Лучше возьмите вот это. Свежее.

– Извините, но я не люблю домашнее молоко, сметану, творог, брынзу и прочее. Спасибо за помощь.

– Вот нахалка, ей как лучше хотят, а она еще упрямится! – тут же прокомментировала бабулька в розовой косынке. Казалось, будто ей невтерпеж треснуть меня или обозвать самыми грязными словами. – Вот так невоспитанность!

Ухватившись за свою тележку, я намеревалась как можно скорее покинуть магазин, но бабуля-улыбака снова обратилась ко мне:

– А вы чья?

– То есть? – Я с подозрением покосилась на нее. День не задался с самого утра.

– Ну, кто ваши родственники? Не припомню, что к кому-то гости должны были приехать, – улыбнулась она своей подружке, что продолжала пялиться на меня как на исчадие ада. – У нас такие новости быстро разлетаются.

– Моя бабушка жила здесь. Она умерла несколько лет назад. А я приехала домой. Извините, но мне нужно идти.

На сей раз у меня получилось сбежать от них. Пока шла по длинному ряду, наспех хватая банки с корнишонами и фасолью, я чувствовала затылком их взгляды и машинально скрещивала пальцы на руках, чтобы меня не сглазили. До сих пор в это верила. А еще в булавку от сглаза, спрятанную под одеждой.

Свернув налево, я бросила в тележку упаковку спагетти и подошла к стеллажу с приправами. Выбрала универсальную для супов. Но как только развернулась, с ужасом обнаружила у своей забитой продуктами тележке этих двух бабулек. Они с наглым интересом разглядывали мои покупки, то и дело вертя головами, чтобы получше что-то там разглядеть.

– Извините? А что вы делаете?

– Ох! – хихикнула бабуля-улыбака, поправив косынку. – Ни разу не видели, чтобы столько всего набирали здесь. А у вас тут банки с краской, они для чего вам?

Я нахмурилась, выдерживая на себе взгляд её недовольной подружки, и, не глядя, бросила в тележку пакетик с приправой. Хуже обозленной на весь мир старухи и быть не могло. Черт его знает, что у такой в голове. Может она ночами колдовала и приносила в жертву кроликов.

– Чтобы красить, – ответила я одними губами.

– А что вы собрались красить?

– Это мое дело.

– И известь взяли! – с упреком бросила вторая бабка. Клянусь богом, её бы на части разорвало, если бы она продолжала молчать. – Что белить собрались? Стены? Потолок?

Одной рукой я развернула тележку и крепко ухватилась за ручку:

– С чего вдруг такой повышенный интерес к моим покупкам и к моему дому? Вы уж извините, но свою невоспитанность в данную минуту демонстрируете именно вы.

– Да откуда грубиянки такие берутся?! – рявкнула бабка в косынке. – Ни капли уважения к старшим!

– Слушайте, я вас знать не знаю, бабуля. Идите, куда шли, а в мою сторону даже не смотрите.

– Собралась ту развалину чинить? – бросила она и по-хозяйски поставила руки в боки. – Какой смысл? Избавься от нее и дело с концом! Вздумалось ей ерундой заниматься!

С непониманием я несколько раз оглядела её с головы до ног, пытаясь осмыслить услышанное, как бабуля-улыбака по-дружески положила морщинистую ручонку на её плечо и взглянула на меня все тем же фальшиво-доброжелательным взглядом:

– Вы уж извините нас, просто мы знаем откуда вы. Нам бы поговорить с вами за чашечкой чая.

– А зачем же спросили, чья я, если и так все знаете?

– Глупые бабульки мы уже, – усмехнулась она. – Не знаем, как разговор начать, смущаемся.

– Я спешу. Извините.

Дурдом какой-то. Я молча толкнула тележку вперед, схватила булку хлеба и поспешила к кассе. Впереди пять человек; кассирша – сонная муха с загорелым лицом и ярко-фиолетовой помадой, как будто назло все делала очень медленно.