Кровавая луна

Сёрен Вести – это имя было ей знакомо. Бизнесмен в неизменной черной кепке и всегда с самодовольной улыбкой на лице. Сара нашла фотографии, на которых он был отмечен вместе с Альфой, всего две штуки. Одна, вероятно, была сделана у самого входа на мероприятие, так как сзади виднелась пресс-стена с отпечатанными названиями спонсоров. Мужчины стояли по бокам от дизайнера из «Le Stan». Все трое смотрели прямо в объектив, однообразно улыбаясь и демонстрируя публике белоснежные зубы. Вторая фотография была снята у бара и совершенно не являлась постановочной. Сёрен Вести разливал шампанское из бутылки магнум, а Альфа наклонился и подставил язык под горлышко бутылки, как будто собирается похитить искрящиеся пузырьки, прежде чем они достигнут бокала.

В числе наблюдателей этой сцены Сара обнаружила Лулу Суй, ясновидящую, Рольфа Токлума, дизайнера, Йоханнеса Ледмарка, актера, и Кару Скривер, певицу. Фотограф запечатлел мгновение, озарив вспышкой темноту праздничного помещения, мимоходом бросив взгляд на безудержное веселье.

И все-таки в сцене этой присутствовала некая двойственность, на что Сара не могла не обратить внимания; что-то неестественное было в широко раскрытых хохочущих ртах, какая-то холодность во взглядах. Кажется, Сёрен Вести смотрел на Альфу чересчур напряженно. Возможно, он просто был недоволен неожиданно щелкнувшим затвором фотоаппарата. Или же Сара пытается присвоить сцене некий подтекст, зная, что несколько часов спустя Альфа будет обнаружен в снегу мертвым.

Полицейская база данных не предоставила никаких сведений о наличии судимости у кого-либо из присутствующих на фотографии; это почему-то тоже показалось ей странным. Сара внесла в список подлежащих допросу лиц пять фамилий и продолжила просматривать фотоматериалы. Однако через несколько минут она осознала, что не может сосредоточиться. Набрав в поисковике «Йоханнес Ледмарк», она пробежала глазами пару первых страниц заголовков. Это были ссылки на статьи в бульварной прессе и всевозможных утренних газетах – судя по всему, этот человек активно осваивал красную дорожку.

На фотографии с одной из театральных премьер Йоханнес Ледмарк предстал в обществе Кернера. Вот оно что! Кернер его друг.

Сара продолжала поиски. На большинстве снимков Йоханнеса Ледмарка сопровождал красивый темноволосый мужчина, которого не было на фотографиях с вечеринки. Избранник Йоханнеса. Она кликнула на одну из ссылок и очутилась на странице интервью с этой семейной парой, опубликованном в одном из женских журналов около полугода назад. Незадолго до этого они переехали в Вестебро и обосновались в квартире с грубо окрашенными половицами и множеством стильных акцентов в интерьере. Их достаточно зрелые любовные отношения содержали множество оттенков и нюансов, зачастую совершенно неожиданных для самих партнеров. Даже спустя двенадцать лет им удавалось сохранить свежесть едва зародившихся чувств. Журналист осмелился даже назвать их любовь легендарной. Сара закатила глаза. Легко, наверное, дается эта самая легендарная любовь, когда ты богатый и бездетный.

Сара с раздражением закрыла статью. Ее собственный рациональный брак нельзя было назвать особо страстным, несмотря на то что обе семьи считали бывшего мужа Сары вполне современным мужчиной. Вообще-то, наверное, таким он и был, добрый милый Мидо. Только он так и не смог прижиться в Дании. Не сумев воспользоваться своим образованием биолога по причине трудностей в освоении языка, он был вынужден метаться между временными подработками в качестве уборщика и унизительными беседами в центре занятости населения и в итоге сломался. Она видела это в его темных печальных глазах, когда он встречал ее после работы.

Однажды весной во время прогулки к Кронборгу он прямо сказал об этом. Я хочу домой. Без всяких намеков и околичностей, вот так просто взял и сказал. Он никогда не спрашивал, поедет ли она с дочками вместе с ним. Спустя два месяца он уехал, и Сара осталась одна с Аминой и Мериэм. Развод оформили по Интернету. В марте исполнится уже три года с тех пор. Поначалу они часто общались по скайпу. Теперь связывались в основном, когда надо было обсудить подарки на дни рождения дочерей, да изредка справлялись о здоровье друг друга. Мать Сары сказала, что он женился. Она совершенно не скучала по нему.

Любовь – это совсем не то, что показывают в фильмах. И не та романтическая сказка, в существование которой заставляют нас поверить журналы. Любовь – это непонимание, разочарование от несбывшихся надежд и постоянные ограничения. Чувства, которые постепенно затвердевают, как застывающий стеарин.

Сара посмотрела в окно на снег, гигантскими хлопьями падающий на город. Сейчас она предпочла бы оказаться снаружи на холоде, чем сидеть в кабинете. Но кто-то ведь должен был проделать эту работу. Бросив последний взгляд на снежинки, она вернулась к монитору.

* * *

Мешки для мусора, средство для мытья посуды, рулон бумажных полотенец – обычные бытовые товары, ими пользуются все. На противоположном конце города магазинная тележка потихоньку наполнялась товарами повседневного спроса. К чему рисковать? Никто ничего не проверял – зачем? Умеренный темп, только не слишком быстрый, опущенная голова, шапка низко надвинута на брови.

Интересно, быть разъеденным изнутри – как это?

Возможно, чем-то напоминает изжогу, по крайней мере сначала, затем – боль в животе, вкус крови. Как Альфа Бартольди понял, что боль уже никуда не денется? Или он с самого начала осознал необратимость последствий, когда гидроксид натрия прогрыз себе путь из пищевода и желудка, попал в кровь и сожрал все на своем пути? Безмятежный, чуть ли не умиротворенный в своей жестокой медлительности.

А вот смерть Альфы никак нельзя назвать безмятежной. Неудержимая рвота, кровоточащая ротовая полость, прожигаемая едкой отравой. Вот мгновение, когда боль становится невыносимой, но он даже не в состоянии позвать на помощь. Паника во взгляде, первобытный страх человека, который понимает, что растворяется изнутри. Ужас.

Карма – все-таки замечательная вещь. Все зло, что мы посылаем во Вселенную – во имя эгоцентризма и тщеславия, однажды возвращается к нам и пожирает нас изнутри. Мы-то думаем, что сами выбираем, но судьба крепко удерживает нас на заранее предопределенном пути. Чем выше задираем мы нос к небесам, тем сильнее разочарование, когда внезапно оказывается, что дорога скатывается в бездну.

Альфа Бартольди задрал нос высоко. Он проявлял жестокость, бесцеремонно вторгаясь в жизни других людей, безразличный ко всему, помимо собственного насквозь фальшивого зеркального отражения. Неудивительно, что он был одинок. Возможно, людей привлекал этот харизматичный циник, они желали погреться в лучах его успеха, но никто не выдерживал его слишком долго. Ночные истерики, страх ожидания того момента, когда мир разглядит наконец его пустое сердце, – со временем все это начинает утомлять.

А вот и полка с чистящими средствами – синие и зеленые пластиковые бутылки с этикетками, предупреждающими о степени токсичности содержимого. Вызывает локальное раздражение тканей! Обладает разъедающим эффектом! Высокая степень токсичности! Бутылка оказывается в тележке, не привлекая особого внимания. Никакой очереди у кассы – до вечернего столпотворения в магазинах еще есть время. Товары по очереди выкладываются на ленту. Сдержанная улыбка в адрес уставшей кассирши. Оплата наличными, пожалуйста. Да, будьте добры, пакет. Восемь коротких шагов мимо полок с рекламным товаром в направлении раздвижных дверей, к тротуару, посыпанному солью.

Пакет беззаботно раскачивается с каждым шагом. Скоро счеты будут сведены.

* * *

Сорок пять минут. Именно столько просидел Йеппе в кафе у Озер в ожидании Йоханнеса. Часть времени он потратил на пересылку КП отчета с предварительными результатами, чтобы она подготовилась к утренней пресс-конференции. А затем просто сидел и неспешно потягивал пиво. Приятели, коллеги собирались компаниями, потягивали коктейли в расслабляющей обстановке и непринужденно смеялись. Пуховики громоздились на спинках стульев, из динамиков звучал инди-рок конца девяностых.

Йоханнес по-прежнему не отвечал на звонки. Выцедив из бутылки последнюю каплю пива, Йеппе беспомощно огляделся. Ехать домой совсем не хотелось, в нем созрела потребность поговорить с кем-нибудь здравомыслящим. Ох, как многое принимаешь в браке как данность!

Йеппе отыскал номер Эстер ди Лауренти и написал ей сообщение. Они с Грегерсом переехали в дом неподалеку отсюда, а он их еще не навестил. Она ответила немедленно, выразив удивление и радость, – конечно, они с удовольствием примут Йеппе у себя! От Йоханнеса так и не было никаких вестей, и, заплатив за пиво, Йеппе вышел из заведения и зашагал вдоль окрашенных в пастельные оттенки домов, выстроившихся на берегу озера.

Хельбак, Балслев, Андерсен… вот: Лауренти/Германсен, квартира на четвертом этаже. Нажав на кнопку домофона, Йеппе отступил на шаг назад от темно-синей двери подъезда и запрокинул голову. Пеблинге Доссеринг – вовсе не плохая альтернатива частному дому на Клостерстрэде. Возможно, правда, тут не самое подходящее место для проживания двух пожилых людей. Поднимаясь по лестнице, Йеппе преодолевал по две широкие ступени за раз.

Когда он оказался на четвертом этаже, Эстер ди Лауренти уже стояла на пороге квартиры, ласково улыбаясь, а у нее под ногами крутились и тявкали два мопса. Он направился к хозяйке, протянув руку, однако она тут же заключила его в объятия, какими удостаивала лишь тех людей, с кем ее связывали особые отношения. Минувшим летом дело об убийстве навсегда сплотило их.

– Как приятно тебя видеть, Йеппе. Давно мы не встречались! Ты прекрасно выглядишь!

– И вы тоже! – Йеппе поймал себя на том, что его ответная реплика не просто дань вежливости. Эстер и впрямь выглядела замечательно. Все такая же стройная, с прежней короткой стрижкой, только теперь на щеках ее пробился румянец, а в глазах появился блеск. Мягкая ткань абрикосового цвета очень шла ей, образ дополнялся массивным колье из слоновой кости.

– Ну-ну, тише, Докса, Эпистема, угомонитесь, он пришел в гости ко мне, а не к вам.

Йеппе с опаской обошел собак и прошел в квартиру вслед за Эстер. Меблировка полностью повторяла ту, что была в доме на Клостерстрэде: безделушки, привезенные из заграничных поездок, марокканские подушки и стеллажи, пестреющие сотнями книжных корешков. Очень по-женски, с легким налетом безалаберности. Однако здесь, где помещение оказалось светлее, а потолки выше, не осталось и следа прежней гнетущей атмосферы. Вроде бы весь интерьер остался прежним, но стал более упорядоченным и опрятным, оптимистичным и светлым.

– Вы уже успели прекрасно обосноваться. А какой вид! – Подойдя к окну, Йеппе не смог сдержать своего восхищения.

– Да, а днем даже еще приятнее. И я никогда от него не устаю. Тут всегда есть на что посмотреть. Ты кофе с молоком пьешь?

Они устроились на диванном уголке. Эстер разлила кофе в миниатюрные фарфоровые чашки и подала портвейн. Неплохая альтернатива выпитому в одиночестве пиву. Йеппе чувствовал, как постепенно проникается умиротворением.

– Как у вас заживает челюсть? Или все уже в полном порядке?

Эстер печально улыбнулась. В результате побоев, которым она подверглась летом, у нее оказались сломаны челюсть и четыре ребра. Не так уж легко справиться с последствиями подобных травм в столь преклонном возрасте.

– Мне грех жаловаться. Челюсть почти как прежде, торс стал гораздо подвижнее. Скоро все восстановится. – Она отпила глоток золотисто-красного портвейна и удовлетворенно кивнула. – А у тебя как дела, Йеппе? Поездка удалась?

– О да, спасибо, это было… забавно. Австралия – дикое место. Я путешествовал с рюкзаком и палаткой, довольно примитивно. Как будто вернулся во времена своей молодости. – Йеппе улыбнулся. Несмотря на разницу в возрасте и тот факт, что они были знакомы всего полгода, отношения между ними установились такие, что самые сокровенные вещи доверялись друг другу совершенно запросто. – Моя поездка была животворной. Да, а еще я обзавелся там милой возлюбленной. По крайней мере, я до сих пор встречаюсь с этой девушкой.

– Как тебе повезло. Мне так отрадно слышать, что ты обрел утраченную веру в любовь. А скольким несчастным за всю жизнь так и не приходится испытать это чувство!

В ее искренней душевности таилось нечто такое, от чего Йеппе охватила щемящая тоска. Отзывчивость Эстер обнажила то, что лучше было бы держать скрытым.

Раздался стук в дверь, из коридора заглянул в гостиную Грегерс Германсен. Йеппе поднялся поприветствовать его.

– Добрый вечер, Грегерс, рад вас видеть. – Они обменялись рукопожатиями, старичок глядел на Йеппе с подозрением, словно понятия не имел, кто перед ним стоит. – Йеппе Кернер. Полицейский. Мы встречались…

– Благодарю за справку, но я ж не совсем идиот, а? Исключительно на основании солидного возраста не стоит приписывать человеку старческий маразм. Эстер, я пойду проветрюсь – тебе ничего не надо? Только к арабскому мяснику я не пойду, даже не проси.

– Нет, Грегерс, спасибо за заботу. Приятной прогулки тебе! Осторожнее на тротуарах, на улице гололед!

Грегерс сдержанно кивнул Йеппе и прикрыл за собой дверь. Йеппе вернулся на диван.

– Да, кажется, и у Грегерса тоже все по-старому.

Эстер рассмеялась.

– Наш Грегерс – это восемьдесят три года бесконечных обид, заключенные в одно-единственное тело. Но он стал мне замечательным товарищем. Я так благодарна судьбе за то, что мы обрели друг друга. Хоть какой-то положительный момент связан со всей этой жуткой историей… – Она улыбнулась, так что глаза почти скрылись в сети тоненьких морщинок. – Ну, Йеппе, что тебя терзает? Ты ведь пришел сюда так оперативно не ради пустой болтовни? – Эстер взяла кофейник и посмотрела на Йеппе, приподняв брови.

– Новое дело. Убийство произошло ночью. Тело обнаружили в снегу в парке Эрстеда. Один из друзей Йоханнеса. – Йеппе протянул чашку Эстер, не отказавшись от добавки кофе.

– Ты про Йоханнеса Ледмарка? Твоего знакомого?

Йеппе кивнул.

– Он был на вечеринке вместе с пострадавшим, почти до самой его смерти. А с тех пор его никто не видел. Он еще не вернулся домой, мы не можем выйти с ним на связь.