Арендатор

Она берет свой кофе, прижимает бумажный пакет к рулю и вновь вскакивает на велосипед.

Глава 3

Вернувшись в офис, Йеппе и Анетте уселись за свои регулируемые по высоте столы и принялись вырабатывать план действий. Йеппе принес из кухни две чашки кофе, себе – с двойной порцией сливок, Анетте – черный с сахаром. Они были в одном звании, но, когда работали в команде, он всегда отвечал за кофе, она – за вождение. Это было чуть ли не единственное, что не вызывало никаких споров, этакий островок спасения в бурном водовороте их взаимодействия.

Полицейская префектура Копенгагена – это довольно красивое в своей внушительности здание, прелесть которого в значительной степени была нарушена целым рядом модернизаций, прошедших в последние годы. Однако перемены не коснулись Отдела расследований преступлений против личности, также именуемого Отделом убийств, которому позволили сохранить свой первоначальный зловещий облик со сводчатыми потолками и темно-красными стенами с лампами. Здесь дизайнерам разрешили лишь поменять мебель, не трогая облупившуюся краску и атмосферу катакомб. Результатом оказалась причудливая комбинация запущенности и неестественности.

– Мы уверены в точности опознания? – выдала Анетте. Теперь, когда они сидели друг напротив друга, он, к своему неудовольствию, видел, какой бодрой она выглядела по сравнению с ним. На веки аккуратно наложены голубоватые тени, за истекшие сутки ей, казалось, удалось заполучить и секс, и здоровое питание, и восемь часов беспробудного сна. Ему захотелось обойти стол и спихнуть ее со стула.

Он понимал, что вопрос ее – риторический. Они сопоставили общий вид тела и, с особой тщательностью, две татуировки – одну, в виде пера, на лопатке, вторую, в виде двух звезд с короткой надписью, на правом запястье – с многочисленными фотографиями, обнаруженными в ноутбуке. Жертвой оказалась Юлия Стендер, одна из двух юных квартиранток Эстер ди Лауренти. Если бы им пришлось опознавать жертву исключительно по изуродованному лицу, то определенности быть не могло бы.

– Это Юлия. Несомненно, она. Кто оповестит семью?

Йеппе пролистал свою записную книжку.

– Родители живут в маленьком городке под названием Сёрвад, где-то неподалеку от Гернинга. Займешься?

Анетте напечатала что-то на клавиатуре, после чего набрала номер управления полиции по Средней и Западной Ютландии, чтобы запустить процесс. Ее звонок станет неприятностью для коллег на другом конце провода. Йеппе открыл в блокноте чистый лист и составил список вопросов. В юности он записывал все подряд – идеи, мысли, планы на будущее. Даже путевые заметки. Теперь он целиком и полностью сосредоточился на работе.

ЗНАКОМЫЕ МУЖЧИНЫ, – аккуратно написал он заглавными буквами.

НАЙДЕННЫЙ НОЖ?

КАРОЛИНА, – добавил он и поставил восклицательный знак.

ОРУДИЕ УБИЙСТВА (НЮБО/КЛАУСЕН)

КОМПЬЮТЕР И ТЕЛЕФОН ЮЛИИ, – продолжил он и добавил:

ЖИТЕЛИ ДОМА в конец перечня.

Он услышал, как Анетте лающим голосом дает распоряжения в телефонную трубку:

– Я же говорю – Стендер! С-Т-Е-Н-Д-Е-Р, поняли наконец? Кристиан и Улла Стендер. Они проживают в Сёрваде на ферме рядом с полями. Улица Лесная. Только проинформировать, не расспрашивать ни о чем, ясно? Мы сами приедем. Перезвоните, когда вернетесь.

Кроткое «до свидания» на другом конце провода было прервано стуком трубки, брошенной Анетте на телефон.

– Можешь вычеркнуть этот пункт из списка, Йеппесен! – сухо усмехнулась она и вскочила со своего места; на брюках не успели расправиться неряшливые складки на широких ляжках. – Ну что же, перейдем к брифингу? Нам нужно распределить кое-какие задания.

Она направилась к двери, не дожидаясь ответа. Йеппе еще немного задержался за столом, проверяя свой список. Йеппесен! Он ненавидел, когда она так его называла.

Сердце Йеппе сжалось при мысли о предстоящих днях. Это дело взбудоражит весь Копенгаген, едва только пресса возьмется за дело. Он уже представил себе заголовки. «Молодая женщина подвергнута издевательствам, изуродована и убита». «Преступник разгуливает на свободе». Это дело было одним из тех, которые полиция обычно считает излишне раздутыми. В среде полицейских подобные случаи называются «женщина в подлеске», то есть преступник успевает удрать задолго до появления полиции. Они чрезвычайно редки. Но время от времени происходят.

Ему нужно было поговорить с комиссаром полиции о том, чтобы во избежание паники как можно дольше не обнародовать подробностей об изуродованном лице. Все подробности, свидетельствующие о психических проблемах преступника, необходимо до поры до времени держать в тайне. Сколько времени они таким образом выгадают? Сутки, максимум двое, и все же это лучше, чем ничего.

Когда Йеппе вошел в столовую, там было на редкость тихо. Обычно в столовой велись разговоры и звучал громкий смех, но по-настоящему серьезные дела всегда подавляли непринужденную атмосферу. Шутки об отрубленных головах, которыми играют в футбол, были частью повседневного грубоватого общения в этой среде. Но на некоторых темах лежал негласный запрет. Дела, связанные с детьми. Дела, в ходе которых явный преступник избегал наказания по небрежности судопроизводства или вследствие каких-то формальностей. И дела вроде этого, которые обещали отобрать у сотрудников все свободное время на неопределенный период.

Один из сотрудников сидел и хрустел пальцами, ритмично и навязчиво. Йеппе пытался абстрагироваться от отвлекавшего его звука. Насильники и убийцы не вырезают на своих жертвах, еще живых, узоры. Рано было строить предположения о том, шла ли в данном случае речь о бывшем возлюбленном с садистскими наклонностями или о чем-то еще более жутком, но, как бы то ни было, в штабе воцарилась давящая тишина, если не считать хруста пальцев. Йеппе оглядел коллег и удалился.

*

– Какой вам этаж? Я нажму, – дружелюбно улыбнулась плешивая женщина с подставкой для капельницы, ее палец застыл в воздухе перед многочисленными кнопками лифта. Эстер улыбнулась в ответ, пожалуй, чересчур широко.

– Пятнадцатый, большое спасибо.

Двери лифта закрылись, между дамами повисло молчание. Эстер была не прочь поболтать – о погоде, о чем угодно, но она понятия не имела, когда эта женщина в последний раз была на улице. Так что ей так и не пришлось раскрыть рта. Женщина вышла на третьем этаже, еще раз улыбнувшись Эстер, и привычно покатила свою капельницу по коридору. Несчастная, подумала она. Впрочем, возможно, она просто напридумывала. Она чуть заметно плюнула на кончики пальцев и, вынув из кармана бумажную салфетку, попыталась оттереть остатки чернил.

Дактилоскопист сказал ей, что Дания является одной из немногих стран мира, которые продолжают применять чернила, и что переход на современную систему сканирования, которую давно использует весь мир, обойдется в сто миллионов крон. Даже Центральная Африка в этом отношении обогнала датчан, просветил он ее, прижимая ее пальцы к подушечке с чернилами, а затем двигая их по картону. Странный тип. Сразу же по окончании процедуры она принялась отмывать руки при помощи щетки для ногтей, но краситель въелся намертво. Пришлось прямо-таки соскабливать его.

Отделение интенсивной кардиотерапии Королевской больницы казалось не самым приятным местом для пребывания. Кто-то попытался замаскировать вездесущее страдание картинами и плакатами. Самые жизнерадостные цвета всегда используются там, где не остается места ни малейшей надежде. Рядом с лифтом даже висела реклама музыкального вечера с участием бывшего начальника полиции, обещающая восемь номеров с аккомпанементом на пианино из песенника для высших народных школ. Эффект оно производило удивительно удручающий. Неужели пациентам поднимет настроение такое сомнительное развлечение, которого и здоровый-то человек больше пяти минут не выдержит? Так думала Эстер, толкая стеклянную дверь в палатное отделение с номером 3-15-2 на серой табличке.

Грегерс Германсен лежал один в двухместной палате лицом к окну, из которого открывался вид на Копенгаген, и, казалось, пытался телепортироваться оттуда усилием воли. Эстер осторожно постучала в открытую дверь. Не оборачиваясь, Грегерс заплакал. Словно ребенок, который сдерживался до того момента, когда наконец придет мать, подует на разбитую коленку и слезы по приходе адресата обретут смысл. Эстер стояла в дверях, быстро подумав, успеет ли она улизнуть, прежде чем он обернется.

– Привет, Грегерс, это я. – Она одумалась и подошла к койке.

Грегерс дал волю слезам, перешедшим в безудержное рыдание с хрипом. Она взяла его за руку и долго простояла так, не говоря ни слова.

Старый друг, бедняга, вот что тебе выпало пережить, думала она, переполняясь состраданием к человеку, с которым была знакома двадцать лет, но которого все-таки не знала. Пожалуй, они никогда не были друзьями, хотя прожили под одной крышей целую вечность. Сейчас это казалось упущением.

Вошла медсестра, та же, которая показывала ей дорогу, и принялась крутить крантик на шланге капельницы, висевшей над кроватью.

– Да, он много плачет. Это нормально, сердечный приступ часто вызывает сильную эмоциональную реакцию. Он очень тяжело перенес шок. Это не редкость у пожилых пациентов. Ведь другого шанса может и не быть.

Как будто он не лежал рядом и всего не слышал! Эстер смущенно кивнула и сжала руку Грегерса.

– Вы не знаете, он действительно обнаружил труп? Тут в кофейной комнате пошли такие сплетни.

Эстер решила, что отвечать на такие вопросы – ниже ее и Грегерса достоинства.

– Ему ввели морфин, так что, вероятно, он покажется вам слегка заторможенным. Но его состояние полностью стабилизировалось. Вы вполне можете остаться и поговорить с ним, это пойдет ему только на пользу. Так ведь, Грегерс?

Медсестра похлопала его по руке и удалилась, не дожидаясь ответа. Эстер придвинула стул к кровати, расстегнула жакет и снова взяла Грегерса за руку. Она хотела сказать что-нибудь утешительное, но все казалось некстати, поэтому пришлось просто сидеть и слушать этот плач, неуместный и несвоевременный. Ей нужен был отдых, бокал красного вина. Покой в голове. Ни к чему сейчас были тысячи роящихся мыслей, неизбежно приводивших к короткому замыканию. Ни к чему вспоминать тот момент тысячу лет назад, когда она сама лежала на больничной койке и рыдала. Тогда никто не держал ее за руку.

Она поняла, что слишком сильно сжала немощную кисть. Ослабив хватку, она неловко похлопала его руку. Слезы потихоньку уходили.

– То… – Голос дрожал, дребезжал, как у отшельника. Эстер наклонилась и напрягла слух.

– То. То. Ил? – Он так осип, что поначалу Эстер не поняла, о чем он спрашивает. Он раздраженно откашлялся и показал на пластмассовый кувшин с красной жидкостью. Она налила немного в стоявший рядом стакан и дождалась, пока он выпьет. Затем налила еще и снова терпеливо подождала, пока он закончит.

– Я упал на… тело. Там была кровь на стенах. Полицейские ничего не стали мне рассказывать. Только спрашивали все время об одном и том же.

Грегерс снова принялся плакать. Он выглядел дряхлым, немощным, и неожиданно она поняла, что воспринимает его старым, чего не могла сказать о себе.

– Я не знаю, кто это, Грегерс. Полиция пока ничего не сказала.

– Она была мертва? Когда я… нашел ее. Мертва, да?

Естественно. Вот чего он боялся. Что он мог ее спасти. Неужели полицейские вообще с ним не поговорили? Не выслушали его?