Восхитительная черная роза

– Грейсон, Грейсон! О, святое древо, что они с тобой сделали! Тебе больно? Нужно обработать, чтобы не осталось шрама…

Грейсон рассмеялся, запрокидывая голову назад, и рука Мидж таким образом оказалась далеко от раны. Девушка смутилась и отшагнула от Грейсона. Ей вдруг стало стыдно за проявленное беспокойство.

– Я и так весь в шрамах, птичка, что мне еще один?

– Что ж, это верно подмечено.

Мидж тряхнула волосами, прогоняя последние капли жалости к телохранителю, засевшие у нее в голове. И принялась рассказывать им с Геселин о том, как ее спас загадочный мужчина в черном. Но договорили они уже на ходу: Грейсон обыскал трупы наверху и спящего сержанта, взяв в качестве, как он сказал, компенсации, деньги и оружие, а после все втроем покинули пыточную. Когда мужчина развернулся, поднимаясь по лестнице, Мидж увидела, что спина его жестоко исхлестана, и чуть не охнула от ужаса, но жалость истаяла, стоило ей подумать, что ее сострадание напарнику не нужно. Стыд, что накатывал на девушку, когда она проявляла чувства, которые не были нужны адресату, глушил любые чувства, даже самые сильные.

Уже на свежем воздухе, насколько это словосочетание применимо к городу Межевых земель, Мидж обернулась, запоминая и дом, и улицу. Не знай она, что только что побывала в плену у жестоких уризениан, никогда бы не подумала, что ветхий домик с облупленными стенами чем-то отличается от своих соседей, таких же побитых жизнью строений.

Как там сказали ее мучители? Лорд, правящий городом, ненавидит айниан? Что ж, легко в это верилось: разрушенное святилище и ловушка, в которую должны были попасться те, кто рискнет отправлять запретный культ. Что же делать? Что она, хрупкая девушка, пусть и четвертьцунцу, может в такой ситуации?..

– Мидж.

Экзорцистка обернулась на голос Геселин. Аристократка тоже о чем-то думала, пока они шли по улице. Но не об уризенианах.

– Хочу дать тебе бесплатный совет. Это насчет Грейсона. Смотри, не влюбись в него. Вы как огонь и вода – один постоянно будет тушить другого, пока сам страдает от иссушения.

Даже не думала, мысленно отмахнулась Мидж, ничего не ответив. Она чувствовала себя хватающейся за тонкий лед: чем больше она прикладывала усилий, тем глубже уходила на дно. И, быть может, тянула остальных за собой.

Она должна пойти в «Оседланного оленя», иначе и быть не может. Но – одна.

Несмотря на то, что Грейсон спас ей жизнь практически сразу же после знакомства, а Геселин не пожалела денег на то, чтобы сделать их путешествие комфортабельным, Мидж уже раскаивалась, что взяла с собой в путешествие напарников. Стоило ей услышать любимый голос, и вся ненависть, копившаяся в ней годами, истаяла. А значит, рассудила Мидж, ее и не существовало никогда. Это был – снова – обман чувств, но не больше. Такое уже случалось с между нею и Айнаром, почему бы этому не повторяться еще и еще?

Она уже была уверена, что сама искала Айнара потому, что любила его, она попросила бы его снять проклятие – но и только. А Геселин… Мидж так и представляла, как лже-аристократка с визгом вцепляется ногтями в прекрасное бледное лицо Айнара. И Грейсон не остался бы в стороне, добив мага – ведь таково желание Геселин, а она в сложившейся ситуации, пожалуй, могла приказывать Песчаному Тигру. Мидж не была уверена на сто процентов, что между ее спутниками столь сильная связь, но не исключала худшего варианта. Грейсон теперь знает ее слабое место. Воспользуется ли он им?

Как оказалось – да. Не погнушается.

Мидж обработала раны Грейсона и оставила его отдыхать на конюшне. В нормальные, человеческие помещения он упорно не шел. То ли кровь линормов, игравшая в его жилах, восставала против этого, то ли Грейсон всего лишь потакал причуде, старой привычке. Мидж не спрашивала. Геселин была права – чем больше они знают друг о друге, тем больше привязываются. Она уже допустила одну такую ошибку – теперь из груди, из сердца, из разума вряд ли получилось бы изгнать жалость и сострадание к лже-аристократке. Грейсону она уже была обязана своим спасением. Это пугало. Привязываться – плохо, любить кого-то – еще хуже. Мидж уже на своем опыте знала это.

Геселин, судя по ее рассказу, тоже это знала, но при том – тянулась к обоим спутникам. Грейсон же… что ж, на его счет Мидж не могла утверждать с уверенностью.

Но он за ней следил – это точно.

Мидж удалось ускользнуть от Геселин (лже-принцесса жаловалась, что разволновалась, и легла в постель, накапав себе успокоительного в ананасную воду), но у дверей, несясь на всех парусах, экзорцистка стукнулась лбом о широкую грудь Грейсона, перетянутую бинтами.

– Зачем ты встал?

Лучшая защита – это нападение, как знала Мидж. К тому же, Грейсону действительно лучше было бы поспать, чтобы раны затянулись.

– Провожу тебя. Куда ты?

Мидж вздохнула. Полулинорм занимал весь дверной проем. Если бы девушка не рассказала, куда ей нужно идти, он бы ее не пропустил.

Мидж ждала, что Грейсон будет препятствовать ее встрече с Айнаром – предполагаемым Айнаром, стоило сделать оговорку, – но все вышло иначе. Полулинорм взял руки девушки в свои и опустился перед нею на корточки, так что Мидж оказалась в непривычной для себя позиции: глядя на мужчину сверху вниз.

– Вот как мы поступим. Я понимаю, что ты рвешься увидеть своего возлюбленного сегодня же, но… мы не готовы. Иди отдыхать, пожалуйста, ты настрадалась за день. И Геселин тоже. А ведь мы все трое – мы в связке. Ты была добра, когда перевязывала мне раны, но сейчас пытаешься вести себя, как эгоистка. Айнар нужен нам всем троим. Дай нам день отдыха, и завтра мы все вместе отправимся в таверну «Оседланный олень». Ты согласна с тем, что я предлагаю?

Мидж не могла двинуться, не могла отступить: Грейсон держал ее ладони в своих нежно, но так, что вырваться она не могла. Он весь был словно каменный.

– Я клянусь, что мы и пальцем его не тронем – беру на себя ответственность за Геселин тоже. Если ты не прикажешь мне размазать его по стенке.

Мидж чувствовала себя маленькой девочкой, которую папа уговаривает не капризничать.

– Ладно, будь по-твоему.

Лишь бы он просто перестал греть ее руки в раковине своих грубых ладоней. Девушку раздражало исходившее от Грейсона тепло – на несколько градусов выше, чем у чистокровного человека.

Ночью же она видела в окно, что Тигр не спит: он скакал по двору, размахивая мечом, и луна пускала тусклые зайчики от лезвия. Видела Мидж и то, что Грейсон в остервенении сорвал с себя бинты посреди тренировки, бросил их на землю. Когда он, наконец, угомонился, согнулся, уставший, черная спина его блестела, и Мидж с волнением задалась вопросом: от крови или пота?

Глава 10

Мирно живут только те, кому не за что драться.

Ты стал слишком взрослым, ты понял, что это война.

Кошка Сашка – «На моей стороне»

Сон не пошел Мидж на пользу. Половину ночи девушка то металась в постели, то, вставая, принималась бродить по комнате, шагая из угла в угол. Днем у нее не было возможности поразмыслить над тем, что случилось с ней: занимали насущные заботы, уход за ранами Грейсона и мечты о предстоящей встрече с Айнаром. Мидж пришла к мысли, что в отсрочке их свидания нет ничего дурного: она успеет приготовиться, чтобы выглядеть как следует. Девушка приняла ванну и заплела волосы в замысловатые косы, которые всегда казались Айнару привлекательными. Мидж все прекрасно знала о своей внешности: она ровно того уровня симпатичности, когда при первом взгляде нельзя решить, красотка пред тобой или уродина. Вроде бы, милое, привлекательное лицо, но с какой-то неуловимой чертой, которая смущает. То ли слишком близко посаженные глаза, то ли на носу едва заметная горбинка, то ли не такие скулы… Когда-то, благословением юности, она была хороша – цветущим румянцем на щеках, отсутствием даже крохотных морщинок. Теперь, с трудом возвращаясь из состояния изможденности, Мидж уже не находила в своем отражении того очарования, что было прежде. Под глазами залегли тени, лоб от виска до виска прочертила полоса хмурости, руки превратились в тонкие веточки. Хорошее питание делало свое дело – за неполный месяц, прошедший с того момента, как Мидж начала путешествовать вместе с Грейсоном, грудь ее налилась прежней упругостью, на руках и ногах обозначились мышцы, пусть пока только как слабое воспоминание о прежней мощи, округлились и запунцовели щеки, скрывая угловатое строение лица. Мидж не была так же притягательна, как ее мать или бабка, не могла даже сравниться с собою же, восемнадцатилетней, а теперь рядом с ней была идеальная красавица Геселин – и Мидж едва удерживалась, чтобы не разбить зеркало, думая, что недостаточно хороша, чтобы предстать перед Айнаром.

Видит Айне, она все еще его любила.

Мысли о встрече в таверне «Оседланный олень» занимали экзорцистку до самой темноты. Но вид тренирующегося под окном Грейсона переменил течение размышлений Мидж. Невольно ей вспомнились события дня, и девушку прошиб озноб. На нее не раз нападали в пути, даже избивали, пытались отнять деньги, но достаточно было дать понять, что она – экзорцистка, и ее отпускали. Мидж считала подобные случаи досадными ошибками, однако она не чувствовала, что рядом ходит смерть – прежде никогда. Даже в тот раз, когда Грейсон спас ее после экзорцизма в городе, где они познакомились: все произошло так быстро, и Мидж тотчас забыла о том случае, как только поняла, что все обошлось. Понимали ли они, что она – не просто путешественница-полукровка? Вряд ли. Они вовсе не казались такими уж сообразительными. Эти же рыцари… они не только не уважали экзорцистов, они намеренно отлавливали их, уничтожали. Они ненавидели айниан.

Мидж сидела на постели, не замечая ночного холода, хоть тело ее реагировало на прохладу неистовой дрожью. Мидж казалось, что ее трясет исключительно от переживаний. Эти уризениане… Они ненавидели ее. Само ее существо. Они назвали ее животным – и это напугало Мидж куда больше, чем угроза бесчестья или смерти. Потому что это было внове.

Вот какая была разница между разбойниками и рыцарями-уризенианами. Первые жаждали денег или женской плоти, если их выбор падал на тебя – что ж, так решила Айфе, не взыщи. А рыцари… о, они не были рукой слепой судьбы, они искали, подлавливали своих врагов. Они намеревались уничтожить всех, кто не разделяет правила их узколобых жрецов. Вот в чем была пугающая разница. Разбойник, словно росомаха, выслеживает свою жертву, сидя в засаде, наносит молниеносный удар… Но если он не удается, если жертва ускользает, разбойник возвращается на свой пост, моля Айфе послать ему более слабую добычу. Рыцарь-уризенианин же готов преследовать, загонять айнианца, как волк, и ни золото, ни мольбы – ничто не остановит его, пока цель не будет так или иначе уничтожена: либо предана смерти, либо сломана морально.

«Отчего они не дают нам жить, просто существовать отдельно от них? – Мидж зарылась лбом в покрывающее согнутые колени верблюжье одеяло. – Большинство святилищ Древа стоят на окраинах города, наши жрецы никого не зазывают внутрь, не говоря уже про то, что мы не совершаем миссонерских паломничеств в другие города – все святилища в Межевых землях отстроены айнианцами на месте древних Дерев, которым поклонялись еще до становления уризенианства как официальной религии!»

Но еще больше, чем отчаяние, Мидж мучил страх.

Она скиталась по Межевым землям не первый год, она тепела лишения и дурное обращение, но была глупа и беспечна. Она отрицала очевидное – пока оно не наступило ей на пятки, не ударило в лицо в буквальном смысле. Айфе, паучиха Мира, угнездившаяся в корнях Древа, плела нить судеб каждого человека на земле – стоило ли удивляться, что жизненный путь был нелегок? И Мидж о том позабыла. В те дни, когда судьба ее обкрадывала, девушка кипела негодованием до вечера, а после забывала. Но теперь так легко отнестись к ситуации не получалось. В других ситуациях Мидж успокаивалась, обругав себя: ты была беспечна, ты пострадала из-за собственной глупости. Но эти рыцари… они схватили их с Грейсоном ни за что. Они ненавидели их за саму их сущность и веру, что для Мидж было одно и то же. А еще больше девушку напугало осознание, что наняв Грейсона, она не приобрела полной безоговорочной защиты: он был уязвим к магии, как и все прочие. Даже физически могучий, способный тычком локтя пробить стену, он оказался в плену, жалкий, беспомощный, избитый, повисший в сплетении лоз зачарованных пут.

«Спи, – одернула себя Мидж. – Подумай об Айнаре и спи.»

Но она не могла сомкнуть глаз: она не просто мучилась бессонницей. Она впервые по-настоящему открыла глаза и действительно проснулась, сбросив с себя опасные иллюзии.

И, как следствие, ее догнали еще и другие воспоминания – о тех случаях, когда она видела, как страдают анинане, айнианки от рыцарей-ищеек уризениан. Она ведь и прежде видела несправедливости – просто отрицала, ограждая разум от переживаний.

«Просто мне и так было слишком тяжело, – подумала Мидж, и тотчас себя оборвала. – Нет. Ты просто трусиха.»

Сердце заныло, но эта боль изгнала все мысли из головы. Так, страдая от стыда, Мидж заснула.

В «Оседланного оленя» они отправились все втроем – и Грейсон, и Мидж, и Геселин. Решили, что Мидж сделает вид, будто бы она одна, на случай, если Айнар может быть против ее спутников. Возможно, он даже не подозревал об их существовании.

Решили, что Грейсон войдет первым, через несколько минут – Мидж, как наживка. После же зайдет Геселин, прикрыв лицо вуалью.