Вечер и утро

– Тогда просто подождите.

– Объясни, как добраться до пустующего хозяйства, и мы пойдем туда. – Матушка вновь улыбнулась. – Уверена, мы сможем найти дорогу.

Дегберт помедлил.

– Полагаю, мне придется вас отвести. – Он досадливо махнул рукой и обернулся: – Эдит! Поставь еду поближе к очагу. Скоро вернусь. – И прибавил, обращаясь к семейству: – Идите за мной.

Впятером они направились вниз по склону.

– Чем вы занимались у себя в Куме? Вроде землепашцев у вас там не водится.

– Мой муж был корабелом, – ответила матушка. – Но его убили викинги.

Дегберт небрежно перекрестился.

– Что ж, лодки нам не нужны. Переправой ведает мой брат Дренг, и он вполне справляется.

– Дренгу нужна новая лодка, – вмешался Эдгар. – Старая вся потрескалась и однажды утонет. Очень скоро.

– Не знаю, не знаю.

– Теперь мы землепашцы, – проронила матушка.

– Итак, ваша земля начинается здесь. – Дегберт остановился у стены таверны. – От берега вон до той линии деревьев.

Полоса земли шириной около двухсот ярдов тянулась вдоль реки. Эдгар присмотрелся. Епископ Уинстен не потрудился сообщить, что надел такой узкий, и потому Эдгар не предполагал, что большая часть земли окажется заболоченной. Правда, там, где было повыше, земля была посуше, и из нее торчали зеленые побеги.

– Около семисот ярдов на запад, – пояснил Дегберт, – дальше лес.

Матушка твердо вступила на их землю, остальные последовали за ней.

– Сами видите, будет хороший урожай овса, – не преминул заметить Дегберт.

Эдгар, не отличавший овес от любого другого зернового растения, устыдился того, что принял посадки за простую траву.

– Сорняков тут не меньше, чем овса, – проговорила матушка.

Не пройдя и половины мили, они добрались до построек на вершине невысокого холма. Сразу за постройками расчищенная земля заканчивалась, прямо к берегу реки спускался лес.

– Даже садик полезный имеется, – нахваливал Дегберт.

Насчет сада он слегка преувеличивал. Взору предстала пара-тройка чахлых яблонь и несколько кустов эзгиля[10 - Имеется в виду мушмула разновидности Mespilus germanica, чрезвычайно популярная в свое время в Западной Европе.]. Плоды этого кустарника вызревали по зиме, однако люди их почти не ели, зато ими порой питались свиньи. Терпкая мякоть этих плодов становилась приемлемой на вкус после морозов или когда плоды перезревали.

– Платить будете так – четыре жирных поросенка на Михайлов день, – закончил Дегберт.

Вот и все, понял Эдгар: они осмотрели все хозяйство.

– Тридцать акров, говоришь? – насупилась матушка. – Землица-то скверная.

– Вот почему мы берем за нее так мало.

Эдгар догадывался, что матушка ведет переговоры. Он много раз видел, как она торговалась с заказчиками и поставщиками. Обычно у нее хорошо получалось, но теперь она очутилась в невыгодном положении. Что она могла предложить? Дегберт, конечно, хотел найти тех, кто возьмется обхаживать эту землю, и, быть может, желал угодить своему родичу-епископу, но, с другой стороны, он явно не нуждался в той небольшой плате, которую сам назначил, и вполне мог сказать Уинстену, что матушка отказалась от дара епископа, сочтя, что затея не стоит трудов. Словом, торговаться было непросто.

Они осмотрели дом. Тот стоял на деревянных столбах, вкопанных в землю, а стены между столбами были сплетены из веток и обмазаны глиной. Тростник на полу успел заплесневеть, от него мерзко воняло. Квенбург была права: в соломенной крыше зияли дыры. Их, конечно, можно залатать…

– Развалюха, – коротко подытожила матушка.

– Вы быстро все поправите.

– Не уверена, что быстро. Понадобится валить деревья в лесу и таскать сюда.

– Справитесь, – нетерпеливо отмахнулся настоятель.

При всей своей раздражительности Дегберт сделал им важную уступку. Он фактически позволил им рубить деревья, не обмолвившись об оплате. Бесплатная древесина – это было здорово.

Меньшая из построек пребывала в откровенно плачевном состоянии.

– Того и гляди рухнет, – сказала матушка.

– Женщина, зачем тебе сарай прямо сейчас? – возмутился Дегберт. – Вам все равно нечего там хранить.

– Ты прав, мы разорены, – отозвалась матушка. – Так что нам нечем будет заплатить в Михайлов день.

Дегберт нахмурился, но спорить было бесполезно, и он это понимал.

– Будете мне должны, – решил он. – Отдадите пять поросят на Михайлов день в следующем году.

– А на что мне купить свиноматку? Этого овса едва хватит, чтобы прокормить моих сыновей зимой. На продажу ничего не останется.

– Так ты отказываешься от хозяйства?

– Нет, я просто пытаюсь тебе втолковать, что от тебя потребуется больше помощи, иначе тут все окончательно захиреет. Мне нужно послабление по оплате и нужна свиноматка. А еще мешок муки в долг – еды-то у нас тоже нет.

С ее стороны это было дерзостью. Землевладельцы ждали, что платить будут им, а не наоборот. Но порой жизнь вынуждала их помогать крестьянам, и Дегберт должен был это знать.

Настоятель скривился, но явно предпочел не выказывать себя глупцом.

– Хорошо, – сказал он. – Я одолжу тебе муку. Платить в этом году не придется. И свинью тебе пригонят, но ты отдашь мне самку из первого помета сверх назначенной платы.

– Думаю, я должна согласиться. – Матушка всячески показывала, насколько тяжело далось ей это решение, но Эдгар почти не сомневался, что она заключила выгодную сделку.

– Наконец-то я вернусь к своему обеду, – сварливо проворчал Дегберт. Похоже, и он догадывался, что его обвели вокруг пальца.

Настоятель повернулся и двинулся было обратно в деревню, но матушка его окликнула:

– Когда мы получим свинью?

– Скоро, – ответил он, не оглядываясь.