Вечер и утро

– Упаси Боже, – проговорила она с содроганием.

Гийом явно растерялся.

– Но почему?

– Я люблю красивую одежду, как и большинство людей вокруг, но не хочу ее шить. Мне быстро надоедает.

Он выглядел разочарованным.

– Надоедает?

Возможно, настала пора немного подсластить горечь.

– А ты не думал, что благородная дама может исполнять и другие обязанности? Скажем, ее муж отправился воевать, что тогда? Кто-то же должен проследить за тем, чтобы подати выплачивались и справедливость торжествовала.

– Это особые случаи.

Рагна решила, что достаточно ясно высказала свое мнение и лучше слегка отступить, чтобы не накалять обстановку.

– Именно так, – подтвердила она неискренне. – В особых случаях.

Гийом облегченно вздохнул и сменил тему:

– Какой прекрасный вид отсюда!

Замок возвышался над окружающей местностью, вражеское войско можно было углядеть издалека и заблаговременно подготовиться к обороне – или к бегству. Недаром этот замок возвели вблизи побережья. Впрочем, взор Гийома был устремлен на город Шербур. Река Дивет извивалась то влево, то вправо между деревянных домов, крытых соломой, и впадала в бухту. По улицам сновали телеги, одни катили в гавань, другие двигались в обратном направлении, их колеса поднимали пыль с выжженной солнцем земли. Викингов тут больше не привечали, граф Хьюберт сдержал обещание, данное Уилвульфу, однако у берега стояли на якоре несколько кораблей других народов, а еще горстка расположилась чуть дальше. К гавани приближалось норманнское торговое судно, низко сидящее в воде, груженное, быть может, железом или камнем. Следом виднелись очертания английского корабля.

– Торговый город. – В этом замечании Гийома Рагна уловила нотку неодобрения.

– А каков собой Реймс? – спросила она.

– Святое место, – мгновенно откликнулся виконт. – Хлодвига, короля франков, в незапамятные времена крестил там епископ Реми. Легенда гласит, что с небес слетел белый голубь, несущий ковчежец со Святой Стеклянницей, в ней было священное масло, которым с тех самых пор помазывают каждого нашего монарха.

Рагне подумалось, что в Реймсе все равно должна быть какая-то торговля, не только чудеса и коронации, но усилием воли девушка заставила себя промолчать. В общении с Гийомом ее воля непрестанно закалялась.

Она осознала, что ее терпение на исходе. Долг выполнен, можно уходить.

– Пойдем вниз? – предложила она и прибавила, желая скрасить впечатление: – Не могу дождаться, надо показать маме эту замечательную шаль.

Они спустились по деревянным ступеням и вошли в большую залу. Женевьевы нигде не было видно, так что Рагне представился повод покинуть Гийома и отправиться в личные покои графа и графини. Мать сидела у окна и просматривала содержимое шкатулки с драгоценностями, выбирая булавку для платья.

– Здравствуй, милая, – рассеянно произнесла графиня. – Ты уже поладила с Гийомом? Он такой прелестный.

– Он очень любит свою мать.

– Как мило.

Рагна показала шаль:

– Она вышила вот это для меня.

Женевьева повертела шаль в руках.

– Как заботливо с ее стороны, – восхитилась она.

Рагна перестала сдерживать себя.

– Мама, он мне нисколько не нравится!

Женевьева раздраженно фыркнула.

– Ты привыкнешь.

– Я старалась, честное слово, но…

– Чем он тебя не устраивает, скажи на милость?

– Он хочет, чтобы я занималась вышивкой.

– Что ж, это вполне естественно для графини. Или ты думаешь, что он сам будет шить себе?

– Он такой чопорный!

– Вовсе нет. Хватит выдумывать. Очень привлекательный молодой человек.

– Жаль, что я не умерла в детстве.

– Милая, перестань уже тосковать по тому английскому верзиле. Во-первых, он тебе не пара, а во-вторых, он давно уплыл домой.

– К сожалению, ты права.

Женевьева оторвалась от шкатулки.

– Послушай меня внимательно. Нельзя дальше откладывать замужество, не то останешься старой девой.

– Может, оно и к лучшему.

– Даже думать так не смей! Знатная женщина не может быть одинокой! Она бесполезна, но ей по-прежнему нужны платья, драгоценности, лошади и слуги, а отец устает платить за дочь и ничего не получать взамен. Более того, замужние женщины ее ненавидят, считают, будто она хочет украсть их мужей.

– Можно податься в монахини.

– Чушь какая! Ты никогда не была особо набожной.

– Монахини поют гимны, молятся и ухаживают за страждущими.

– А еще затевают шашни с другими монахинями. По счастью, ты, сдается мне, не из таких. Я помню ту порочную девицу из Парижа, Констанцию, но ты ничуть не похожа на нее.

Рагна покраснела. Она и не подозревала, что матери известно об их с Констанцией шалостях. Они целовались, трогали друг дружку за грудь и ласкали себя, но Рагна не испытывала возбуждения, и потому Констанция в конце концов обратила свое внимание на другую девушку. Интересно, о многом ли мама догадывается?